Я проснулся ночью от странного чувства. Кто-то, точнее что-то, меня разбудило. Я никак не мог понять спросонья что именно.
И вдруг осознал. Звонок. Телефонный.
Нет, не тот зудящий вибровызов или весёлый ксилофон смартфона, который уже стал привычным за последние годы. Он всегда лежал рядом с кроватью, на столике из стекла. Периодически он меня будил по ночам и это означало, что надо будет ехать куда-то к черту на рога, чтобы решать очередные проблемы в очередном офисе банка моего шефа, где сработала сигнализация. Поэтому почти всегда телефон был включён либо на вибро, либо на звук, в зависимости от степени моей усталости.
Сейчас смартфон молчал. Звонил другой телефон. Стационарный.
Я встал, накинул халат, достал из-под подушки ствол. Снял предохранитель. Дослал патрон. Пошёл на звук.
Выйдя из спальни повернул направо
Коридор был длинный и вел в тот самый холл, откуда шёл настойчивый перезвон.
Да что это? Матрица какая-то.
На столике для ключей при входе стоял красный дисковый телефон. Старый. Который был у бабушки. В Ленинграде. В середине восьмидетых. Бабушка жила в центре, в большой квартире старого дома. У неё был длинный коридор, который упирался в большую комнату. Налево шли комната бабушки, потом моя маленькая, где была ещё кладовка. А потом был коридор влево, он вёл на кухню. Тут же в коридоре были ванная и туалет. В большой комнате жили родители, пока не погибли в аварии на серпантине на Кавказе, куда отправились в командировку.
И в этом длинном коридоре стояло высокое зеркало, трюмо. Возле него стоял стул. А на маленькой полочке этого трюмо стоял тот самый телефон. Который всегда звонил очень пронзительно. И по которому мы с родителями созванивались каждую неделю в те последние три месяца.
Особенно пронзительно он зазвонил той ночью, за сутки до их возвращения, когда мамы и папы не стало. Сквозь сон я слышал, как бабушка встала, прошаркала к трюмо из своей комнаты под аккомпанимент мелодично скрипящего паркета. Сняла трубку.
Ее низкий, хриплый от сна голос, звучал приглушенно. Я не спал уже, телефон разбудил. Слушал, как она откашливается периодически. Говорит "Да" несколько раз. Потом я услышал характерный звук положенного трубки. Такой пластмассовый и такой уютный.
И наступила тишина. Странная тишина. Которая длилась целую вечность. И вдруг оборвалась коротким всхлипом. Потом я узнал, что бабушка плакала почти полчаса в рукав своего махрового халата, стараясь успокоиться и думая одновременно, что делать дальше.
Потом она встала, подошла к моей двери, приоткрыла её слегка. Я сделал вид, что сплю, отвернувшись к окошку, выводившему во двор. Бабушка простояла так пару минут, потом закрыла дверь и ушла. За стенкой она звенела какими-то склянками из буфета, стоящего в углу.
Утром мы поехали на Кавказ. Папино предприятие помогло с билетами. И дальше был какой-то сплошной беспорядок и хаос для маленького ребёнка, не понимающего, что происходит, но упорно желающего увидеть маму и папу. Потому что он очень хотел им сказать кое-кто важное.
Я встряхнул головой. Воспоминания о той ночи словно прервали звук телефона. И вот он вплыл вновь в мое сознание.
Красный все звонил. Надо снять трубку.
Протянул руку. Взялся. Снял. Щелчок подскочивших рычажков. Дрожащий закрученый чёрный провод. Множество отверстий у нижней части трубки. Только семь у верхней.
- Алло..., - голос сорвался.
- Алло, здравствуй, сынок! Это мама.
Какой-то мерзкий ледяной червяк пополз сквозь позвоночник.
- Мама?
- Ну да, мама. Что ты так удивлён? Я звоню, как договаривались. Точнее, мы звоним. У нас мало времени, тут очередь в кабинки большая. Сынок, как у тебя дела? Ты хорошо кушаешь? Гулять ходишь?
- Я... Да... Хорошо. Все хорошо.
- Кашу ешь?
- Да, мам, сегодня утром ел. Овсянку. На молоке.
- Ну, здорово, молодец! А как садик?
- Мам, так у нас это... карантин... ничего не работает. Все закрыто.
- Как карантин? Какой карантин? Мы тут ничего не знаем, телевизора нет, газет не покупаем! Сегодня куплю обязательно. Ты слышал, у них там карантин какой-то? - на заднем плане возник взволнованный голос отца, он что-то спрашивал.
- Сынок, а что за карантин? Ты здоров? Не болеешь?
- Нет... я нет... тут... вирус... кругом.
- Боже мой, ну конечно! Наверняка грипп! Весна ведь. Сын, ты ешь апельсины. Бабушке скажи, чтобы купила. И ешь. Мы ещё денег вышлем ей. Старайся долго не гулять. И с детьми не общаться другими. Обещаешь?
- Да, мам, хорошо. А...дай папу, пожалуйста...
- Сейчас, - пауза, мамин голос "Тебя просит".
- Да, сынка! - папин баритон всегда излучал позитив.
- Пап, слушай, - сглотнул слюну.
- Слушаю, мой хороший!
- Пап, это я твою книгу старинную порвал. Я видел, куда ты её положил и хотел картинки посмотреть. Там так красиво было все. И случайно, пап, честное слово, случайно... Просто она с колен стала соскальзывать...а я за страницу схватил... пап, прости!
- Сынка, да я знал, что это ты, с самого начала. Конечно, я не сержусь и конечно прощаю. Ты молодец, что признался. Сынк, у нас тут время заканчивается. Мы с мамой хотели сказать, что тебя очень люб...
Щелчок в трубке. Гудок... долгий. Бесконечный. Как все эти годы без них.
Я сел на пол и заплакал. Потому что снова, как и тогда, много лет назад, не успел им сказать, как люблю их и как по ним скучаю. Всегда, всегда мы болтали несколько минут обо всем. И каждый ращ я не успевал. Время кончалось.
Я плакал, сидя на полу с пистолетом в руке, пока не уснул.
Проснулся я от звука вибрирующего смартфона. Поднял голову с подушки. Кровать. Столик. Звонок. Звонок!
Вскочил как ошпаренный. Бросился в холл. Там, на том же месте стоял красный телефон. Я схватил трубку. Поднял...
Тишина. Ни гудков, ни шорохов. Ни голосов. Ничего. Он уже давно просто часть декора. Архаика. Даже провод обрезан.
Вернулся в спальню. Взял смартфон. Звонил шеф, как всегда. Надо ехать.
Оделся, привычным движением сунул ствол в кобуру, вышел из квартиры. Спустился в гараж. Сел в машину. Поехал.
Мама, папа. Я большой уже. Я все могу сам. Все. Даже овсянку сам варю себе и апельсины покупаю. Я только никак не могу дождаться вас из той поездки, чтобы сказать вам эти три слова.
Если бы смог, то отдал бы всё, что имею, ради того, чтоб снова зазвонил красный старый телефон в прихожей и голос мамы на том конце провода произнёс "Здравствуй, сынок!".
Три слова.
Три слова было бы достаточно мне для того, чтобы стать счастливым человеком на всю оставшуюся жизнь.
А. Г.
