Мама иногда намекала, чтобы я прочитал записи в этой тетради. Ей было интересно. Но я демонстративно отвергал такое предложение. Зачем? Вдруг бы это показало мою сентиментальность?
Но теперь, я достал из портфеля эту зеленоватую старую тетрадь - и прочитал. Может и вам, друзья, это покажется интересным?
...Моему сыну скоро год. 8 апреля 1972 г.
Ночь на 31 декабря 1970 года. 4 часа ночи. Иду на вокзал с узлом и чемоданом и шестимесячным еще не родившимся Дениской. Навстречу дождь и ветер. Ночь темная. Духота вагона. Толчея. Пересадка на 9-м километре. Вокзал в Тимашевске – надо прыгать с высоких ступенек вагона. Страшно. А вдруг? Но надо. Вечер. Под ногами хлюпает грязь, туфли с трудом вытаскиваются из сплошного жирного месива. Иногда остаются там.
Огонек маминой хаты. – «Ты одна, дочка? – А я думала, он проводит тебя… Уехала, не оставила записки. Зачем. Прочтет ли он ее? Если приедет – найти мой адрес ничего не стоит.
Январь, февраль, март… долгие зимние вечера с мамой. Вечерние прогулки вокруг хаты. Апрель… 12-е. Предложили находиться в роддоме. Пошла, только мама долго смотрела вслед. 15 и 16 – мучительные роды и 16 в 5.20 на свет появился Дениска. «Покажите мне его»…- Маленькое, крохотное, сморщенное в плаче существо – это мой сын.
17, 18, 19, 20, 21 апреля – радость материнства и горечь одиночества. Не приехал. И ни одного письма за все месяцы.
«Почему к тебе не приходит муж? «Он в командировке, он военный, ему нельзя…»
« А мой муж обещал шубу, если будет сын»… «А мне всё, что захочу» - говорили женщины в палате. Дениска тянул мое молочко и я смотрела на него скрывая слезы.
22 апреля – «После обхода зайдите к врачу. – Зачем? У меня всё в порядке. Дениска как будто здоров. – « Вашему ребенку необходимо делать операцию, кал идет через пуповину и надо зашивать желчный пузырь, желчь стала выходить в организм и еще есть какая то патология, но мы не в силах поставить диагноз. Одно мы вам обязаны сказать определенно, больше трех-четырех дней он не проживет. Вам надо согласиться на операцию. Исход? – Мы вам ничего сказать не можем». В Тимашевске никто не рискнул взяться за такую операцию…
Вам один час времени предупредить родных. Здесь вас будет ждать наша машина, поедете в Краснодар. Шла, пошатываясь к маме. Было 22 апреля 1971 года, был яркий солнечный день, цвели абрикосы, нарциссы, сирень, тюльпаны. Пели птицы и «больше трех дней не проживет, не проживет, не проживет». «Мама!!!!»
Идем с мамой в роддом. Кто то пришел забирать маму с ребенком – цветы, белоснежные кружева, а из другой двери в сером одеяле и серых пеленках вынесли моего ребенка… Дорога в Краснодар, крохотное существо спит… Говорить трудно, душат слёзы, застилают глаза. «Мама, как быть с трупиком, мы должны ждать худшего… «Домой, вези домой, что бы не случилось – зарыдала бабушка… Краснодар. Больница ЗИПа. Детское хирургическое отделение. После осмотра. «Шансы на жизнь у него есть, но гарантии для таких маленьких дать не можем». Дали длинный полосатый халат, на голове пеленка, на руках в больничном тряпье обреченный ребенок. «Операцию сделаем завтра. Откладывать нельзя. Надо ждать еще целых пол дня и ночь. Скорее бы, скорее бы операция. Страшно держать на руках ребенка и знать, что в любую минуту он может умереть. Вечер, 10 часов, во рту не было ни крошки. Перегорает в груди молоко. Хожу по коридору босиком (тапочек не было) в халате, с пеленкой на голове. Целую лобик, прощаюсь. Навстречу идет хирург. «Скажите, такие операции заканчиваются удачно иногда? – Обычно удачно. - «Но ведь ему ведь только 6 дней» - «Это не важно» - отвечает хирург. Значит – может быть! Значит надо есть, надо что то съесть, чтобы накопилось молоко для малыша, надо поддержать ему силы. Но что есть? У меня ничего нет. В столовой мне не дали, т. как еще не поставили на питание. Что съесть? Надо где то достать молоко. Пойду просить по палатам. И пошла… «Мне надо немножко молока, хоть кислого, хоть какое…». И больше не смогла говорить. Собрались женщины. Нашли мед. сестру. Принесли бутылочку молока. Молоко было холодное – назначалось детям, из холодильника. Кто-то дал яиц, кто-то вафли, запила все кипяченой холодной водой. Почти всю ночь с дитем просидели в столовой, смотрели огни Краснодара. Ночью Денису сделали перевязку, все бинты – желтые, и сам желтый.
Утро 23 апреля. Зашли врачи, взяли Дениса.
2,5 часа шла операция.
Внесли малыша. Бледный, ни кровинки, но ручки и ножки шевелятся, он живой!
Зашел хирург. – «Чей ребенок? Операция была сложной. В ее ходе обнаружили еще одну патологию – кишечник сросся с мочевым пузырем. Налаживали швы на желчном пузыре, на кишечнике и на мочевом пузыре. Сверху налаживали шов по уже инфицированной коже.
«У него есть какие то шансы на жизнь?» - «Какие то - есть. Если бог есть – будет жить» - сказал хирург Валентин Львович Апель и ушел. К малышу подключили систему. На ноге сделали надрез, вскрыли вену, вставили иглу, так и была она в ноге целую неделю. С рук и ног сняли бинты, которыми был связан во время операции. Делали ее без наркоза. Недаром хирург сказал «Очень большая нагрузка для нас и для него» – по поводу новых патологий. Наступила ночь, в Денискины вены капали глюкоза и живительная плазма. Систему отключили. Ночью обнаружили, что бинты на животе у него мокрые от крови. Бегаю, ищу дежурного хирурга. Перевязали. Жизнь на волоске. Надо кормить, по 20 гр. грудного молока через 2 часа, а молока нет, перегорает. Сейчас вся жизнь его зависит от питания, а молока нет. И еще. Пройдет ли пища в пищеводе с тремя швами? Сходит ли он? Но ничего нет. Сейчас, сейчас будут судороги. Заходит мед. сестра. Если будет синеть – зовите – спокойно говорит сестра. Вышла в столовую, надо что то кинуть в желудок, и вдруг одна из мам – «Иди, убирай». Захожу. Кричит – кал - сплошные сгустки крови. Но слава Богу, значит пищевод работает. День третий – по прежнему в ноге у Дениса иголка, по прежнему система, капли начали очень медленно капать – скорее медсестру, ребенок кричит, как видно закупорились вены. Пришла сестра адыгейка, начала крутить иглу в ноге у Димки, кричит он страшно, а она ничего не может сделать. «Отключите систему совсем»,- требую я. – «Отключите, или я пойду искать дежурного хирурга». Систему убрали. Вечером подключили снова – почти на всю ночь – медленно капают капли, скорее бы кончилась эта желчно-зеленая жидкость, скорее бы. Денис писяет, какает, надо убирать, но это почти невозможно делать с трубкой и иглой в ноге.
Надо кормить грудным молоком, но его почти нет. Предлагают заменитель, концентрированное молоко. Подогрела пеницилиновую баночку – 20 гр. и дала выпить, не зная, что надо разводить вдвое водой. Началась рвота. Цвет желтый. Бывает так или нет? Бегу к хирургу. Милая, симпатичная женщина хирург – быстро оказалась рядом. Прополоскали через зонд, вставили его через нос, зонд доходил до самого кишечника. Ребенок кричал дико. Выполоскали, и опять подключили систему. Состояние опять осложнилось. Оказывается, детский крохотный организм яростно боролся за жизнь, где то произошла закупорка и все содержимое кишечника пошло ртом. А ведь могло быть хуже. Систему отключили, дала немного грудного молока. Теперь жизнь зависит от того, срыгнет или нет. Сидела над кроваткой и смотрела. Срыгнет или нет, будет жить или нет? Пришли сестры вводить плазму. Вводили в вену в руку. Дениска заходился криком, ведь ввод плазмы не всякий взрослый выдерживает. У меня было почти шоковое состояние. Принесли нашатырный спирт и отругали. «Мамочка, если не будете сдерживаться, выпишем вас, а ребенка оставим». Надо было крепиться.
Больше кровь и плазму в палате не вводили, ребенка забрали, и я со страхом смотрела на дверь – живого принесут или нет, что если от напряжения, от крика швы расползутся?
Через неделю иглу из вены вытащили. Однажды увидела, что повязка опять вся желтая. Казалось, волосы шевелятся на голове – значит швы расползлись и все идет через пуповину. Спросила у дежурного хирурга, она ушла, ничего не сказав. Значит так и есть. Села у кроватки. В голове картины похорон Дениса. Ведь второй раз операцию делать не смогут. Опять с минуты на минуту ждала агонии. Бесконечно целовала лобик и крохотные щеки. Все в палате молчали. Никто не утешал.
И вот дежурная сестра. «С чего вы взяли, что это выделения? Это лекарство просочилось». Господи! Какая тяжесть с груди сошла!
Приближается 1-е мая.
Вот уже 10 дней без сна.
За сутки не больше часа приходилось быть в горизонтальном положении. Ноги опухли, ходить было трудно, сидеть тоже, а лежать негде. Помню эпизод. Ночь, часа 4. Я валяюсь на рваном матрасе, который выпросила у нянечки. Бросила его на пол у кроватки. И кажется лучшей постели никогда не было. Ночью зашел Валентин Львович. Он был дежурным хирургом. Он что то спрашивает. Подскочила на матраце. Волосы растрепанные, пеленка сползла с головы, полосатый длинный халат, а у груди торчит бутылочка с соской (грела для Димки у груди). Ноги как колотушки. Валентин Львович спросил о Дениске, как дела. Что-то ответила. Валентин Львович! Дорогой наш человек. Сделал казалось бы невозможное. Мне бы очень хотелось, чтобы Денис вырос и встретил его. Это было бы интересно для обоих.
Приближалось 1-е мая 1971 года. Боялась этого праздника. Ведь врачи уйдут на 2 дня, а Денис такой ненадежный. Валентин Львович подробно написал как кормить Димку в эти дни. По 20 гр. молока и 10 гр. глюкозы через 2 часа. Первое мая.
Помню, зашел дежурный хирург, развернул дитё, а оно с удовольствием потянулось – ручки вверх, живот забинтованный впереди, а руки тоненькие, крохотные, просто прозрачные – на солнце.
2-го мая дежурный хирург разрешил выйти на улицу. Закутала в серое байковое одеяло и вышла во двор больницы. Солнышко яркое, столько зелени, тепла. Очень хотелось, чтобы кто-нибудь приехал. Приезжала часто Валя. Молодая, жизнерадостная, вся яркая какая-то – она убеждала меня, что все будет хорошо. Это порою портило настроение, т.к. у меня такой уверенности не было. Приезжала Лида и Оля. Приходил Ваня, Иван Федорович Сокол.
Говорить с ними почти не могла, душили слезы. Звонила из Феодосии Таня. Сказала, что приходил Володя к нам домой. Таня дала ему наш адрес, но писем не было. И его тоже. Очень хотелось, чтобы приехал. Хотя бы выреветься на его плече, и то было бы легче. Но его не было, а о том, что случилось с нами, он знал.
3-го, 4-го, 5-го мая, каждый день – тревоги – то плохая кровь, то плохая моча, а самое страшное – не заживал шов. Его делали по инфицированной коже, возникла опасность заражения крови. Опять вмешался Валентин Львович. Нашли какое-то новое лекарство. А тут в палате началась диспепсия, дети начали поносить. Если Денис схватит диспепсию – это конец. Одного ребенка отвезли в инфекционную больницу. Зашла врач, сказала, что для нас очень опасные условия, и что на выписывают. Опасного уже ничего нет. Несколько перевязок в Тимашевске и все. Вот это была радость. Самая большая в жизни. Скорее дать телеграмму в Тимашевск, чтобы нас забрали. Надо оставить на кого то ребенка. И у меня нет одежды, кроме длинного полосатого халата, шлепанцы, которые все время спадают. И все-таки надо скорее дать телеграмму. Каждую минуту Дениска может схватить инфекцию. Выбежала во двор, спросила, где отдел почты и побежала. Босиком, чтобы быстрее, шлепанцы мешали идти, все время слетали, в своем полосатом халате, платок с головы слетел, волосы растрепались. В таком виде оказалась почти в центре города. Люди показывали пальцем, уже очень похоже, что женщина из сумасшедшего дома, к тому же я улыбалась, не могла сдерживать радость, что нас выписали. На почте был перерыв, но я стала стучать в дверь , что мне надо срочно дать телеграмму. Дверь открыли и не стали со мной спорить. Полетела в Тимашевск телеграмма. Сумбурного содержания! «Забирайте нас быстрее. Бутылку коньяка, цветы, пустышку. Целуем, Нина, Дениска».
И совсем было наплевать, что смотрели люди. Главное, мы едем с Денисом домой. Но вечером никто не приехал. Не смогли найти машину. Как мы их ждали. Всю ночь проходила с Дениской на руках, боясь зайти в палату. И вот утро, рассвет. 7 часов. За нами приехали Оля и Ив. Фед. Суббота, 8 мая. Одеваю в чистые распашонки, белоснежные пеленки. Выношу и отдаю Ив. Фед., бери мое сокровище. Хотелось видеть Валентина Львовича, но его не было. Оставила бутылку коньяка, букет цветов, плитки шоколада и записку. Вам, Льв (неразборчиво)! В знак великой благодарности за сына мама Еременко. Мы шли к машине, ждавшей на…. Оля с Дениской…навстречу ветерок, теплый, весенний. Ехала в машине и все рассказывала без конца и душа пела, впервые казалось заметила, что наступает лето, кругом цветы и солнце, зеленые поля пшеницы. Никогда так полно не воспринимала жизнь. Денис жив и мы едем с ним к бабушке.
Теперь поняла, что человек может выдержать гораздо больше, чем сам думает. 16 суток предельного нервного напряжения, почти без сна и полуголодном (корм. пл.. – неразборчиво).
Приехали к бабушке. Так красиво, светло, чисто в комнатах. Мама хлопочет, все позади. Ведь все эти 16 суток она ждала плохой телеграммы. Для нас чистая постель, кушать что хочешь. Помылась в душе… Следующий день у нас Оля, Валя, Ив. Фед. Выпили мамин (неразборчиво). Был День Победы. И мы победили с Денисом смерть. А письма не было от нашего отца и его самого тоже. 10-го пошел дождь и под проливным дождем понесла Дениса на перевязку. Дождь заливал глаза, ноги кое-как вытаскивала из грязи. Имя. … А он еще и не записан был. Имя. Ну пусть Денис. Денис Владимирович Еременко. Возраст 23 дня. С такой (неразборчиво) пошли на перевязку к хирургу.