Надежда Мандельштам в одном письме назвала Ксению Некрасову юродивой и "незаконной дочерью Гуро и Хлебникова". Пожаловалась, что та "помешана на своих стихах и когтит ими всех, как коршун. Иногда раскрываешь рот от удивления — что за чудо? — а то прет такое, что хочется плакать".
И в другом письме повторила: "Мусор и чудесные хлебниковские стихи вперемешку".
Она казалась именно юродивой, дурочкой. Недаром однажды Маргарита Алигер, думая, что Некрасова ее не слышит, назвала ее идиоткой — хотя стихи ее только что хвалила. Некрасова слышала — и на извинения Алигер сказала: "Спасибо, что так хорошо говорили о моих стихах".
Она ходила в платье, надетом на ватник, в развалившихся башмаках, говорила невпопад, вела себя нелепо, требовала к себе внимания — потому что знала про себя: я поэт.
Слепой
По тротуару идёт слепой,
а кругом деревья в цвету.
Рукой ощущает он
форму резных ветвей.
Вот акации мелкий лист,
у каштана литая зыбь.
И цветы, как иголки звёзд,
касаются рук его.
Тише, строчки мои,
не шумите в стихах:
человек постигает лицо вещей.
Если очи взяла война –
ладони глядят его,
десять зрачков на пальцах его,
и огромный мир впереди.
Ксения Некрасова
Родилась Ксения Некрасова в деревне Ирбитские Вершины Камышловского уезда Пермской губернии. Сейчас это поселок Алтынай в Свердловской области. Датой ее рождения считается 18 января 1912 года.
Ее биография часто основывается на ее собственных признаниях, но она эти признания сама вольно или невольно мифологизировала. Иногда она рассказывала, что отец ее был горным инженером. В послевоенное время намекала в разговорах на то, что она внебрачная дочь... царя. Кто-то из ее собеседников вспоминал, что сказал ей однажды: ну нет, вряд ли царя, скорей уж, Григория Распутина. Некоторые мемуаристы писали потом, что слышали от нее версию и про Распутина.
Во время войны она оказалась в эвакуации в Ташкенте. Там она без церемоний явилась к Ахматовой. Запросто - как к родне, со стихами. И поселилась в ее тесной комнатенке. Опекавшие Анну Андреевну дамы, получившие прозвище "жен-мироносиц", советовали ей прогнать бесцеремонную гостью.
"Ну что ж, — сказала Анна Андреевна, — Ксения считает, что если она поэт - ей все можно. А она — поэт".
Анна Ахматова стала ангелом-хранителем Некрасовой. Благодаря ей Ксения получала писательский паек.
Анне Ахматовой
А я встала нынче
на рассвете...
Глянула –
А дом попался в сети
Из зелёных черенков и почек
И из тонких,
Словно тина, веток.
Обошла я все дома в квартале –
Город весь в тенетах трепетал.
Спрашивала я прохожих –
Где же пряхи,
Что сплетали сети?
На меня глядели с удивленьем
И в ответ таращили глаза.
Вы скворцов
Доверчивей все, люди! –
Думаете, это листья?
Просто яблони
И просто груши?..
Вот проходит мимо
Женщина
Под рябью...
Голова седая,
А лицо как стебель,
А глаза как серый
тучегонный ветер...
– Здравствуйте, поэт, –
Сказала я учтиво.
Жаловалась Анна:
– А я встала рано
И в окно увидела цветы...
А в моём стакане
Розы с прошлых вёсен –
всё не сохли розы.
Из друзей никто мне нынче
Не принёс весны.
Я сейчас с мальчишкой
Здесь, на тротуаре,
Из-за ветки вишни
Чуть не подралась.
Всё равно всю ветку
оборвёт мальчишка...
И проходит дальше.
Голова седая,
А лицо как стебель,
А глаза как серый
Тучегонный ветер.
И ложатся под ноги ей тени
Облачками...
Львами...
С гривами цветов...
Ксения Некрасова
Сейчас Ксению Некрасову считают основоположницей русского верлибра, а её самобытную поэзию причисляют к лучшим образцам примитивизма и сравнивают с живописью Пиросмани.
Из детства
Я полоскала небо в речке
и на новой лыковой веревке
развесила небо сушиться.
А потом мы овечьи шубы
с отцовской спины надели
и сели
в телегу
и с плугом
поехали в поле сеять.
Один ноги свесил с телеги
и взбалтывал воздух, как сливки,
а глаза другого глазели
в тележьи щели.
А колеса на оси,
как петушьи очи, вертелись.
Ну, а я посреди телеги,
как в деревянной сказке, сидела.
Ксения Некрасова
Эти строки настолько поразили художника Р. Фалька и его жену, что они вместе стали искать автора. Ксения Некрасова стала музой Роберта Фалька на долгие годы. О ней написаны воспоминания, статьи, ей посвятили стихи Я. Смеляков, Б. Слуцкий, Н. Глазков, Е. Евтушенко. Она запечатлена в портретах не только Р. Фальком, но и И. Глазуновым.
Своего жилья в Москве у неё не было, и она скиталась от одних знакомых к другим.
Жена Михаила Пришвина Валерия писала о встрече с Ксенией Некрасовой:
"Ксения у нас не загостилась, но появлялась время от времени, похожая на летящую куда-то большую растрепанную птицу. Немедленно, с ходу поднималась ее маленькая рука, и звучали строки белого стиха, близкого, на мой взгляд, многим записям Пришвина, его ритмической прозе. Голос у Ксении был нежный, гибкий, в ритм строк, не вязавшийся с ее наружностью. Михаил Михайлович о ней записал: "Была поэтесса Ксения Некрасова, невзрачная, нелепая, необразованная, неумеющая, но умная и почти что мудрая. У Ксении Некрасовой, у самого Розанова, и у Хлебникова, и у многих таких души не на месте сидят, как у всех людей, а сорваны с места и парят в красоте".
Летом 1951 года Ксения Некрасова родила сына Кирилла. Отцом его Николай Глазков называет поэта Александра Межирова. Первые полтора месяца после выписки из больницы Ксения с малышом прожила у скульптора Конёнкова; его жена опекала мать с младенцем, пока у нее не кончились силы. Тогда Яхонтова вынудила Союз писателей направить Некрасову в Дом матери и ребенка, где та прожила год. "Через год ребенка отдали в ясли, а ее — к дворничихе писателей, — вспоминала Наполова. — Дама хорошо за ней ухаживала. По выходным дням Ксения навещала ребенка. Горем были поиски средств для гостинцев. Лиля подарила ей новые туфли. Донашивалась старая шуба. Вера Инбер подарила материал на платье. И еще Ксения была неприхотлива в еде: сухари обмакивала в постное масло и запивала кипятком. Тем и счастлива".
В 1955 году вышла единственная при жизни Ксении Некрасовой книга стихов — тоненькая, всего 14 стихотворений, "Ночь на баштане". Но вопрос о верлибре не решался. Стихи или не стихи? Поэт или не поэт?
Надежда Чертова, работник аппарата Союза писателей, вспоминала: "Неизменно шла она и шла к Дому писателей, в особняк с колоннадой, воспетый Львом Толстым. Она и воспринимала этот дом сложно, многогранно и по-своему неповторимо. Тут было и нечто вроде преклонения, и чуткое ожидание, — что-то дом этот скажет ей, Ксении Некрасовой — и жертвенная готовность ждать, ждать и верить. И сама Ксения свято верила, ходила в Дом писателей, преодолевая столь естественный в женщине стыд за свои бедные одежды, терпеливо, с тайным волнением, огромность которого так нетрудно понять, ожидала, чем же ответит ей Союз писателей.
И дождалась... Союз писателей на ее заявление о членстве ответил отказом".
Исток
Когда неверие ко мне приходит,
стихи мои
мне кажутся плохими,
тускнеет зоркость глаза моего, –
тогда с колен
я сбрасываю доску,
что заменяет письменный мне стол,
и собирать поэзию иду
вдоль улиц громких.
Я не касаюсь проходящих,
что ходят в обтекаемых пальто
походкой чванной, –
лица у них надменны,
разрезы рта на лезвие похожи
и в глазах бесчувственность лежит.
Не интересней ли
с метельщицей заговорить?...
Ксения Некрасова
Сохранился черновик ее записки Константину Симонову: "Константин Михайлович, я гибну, одной не выбраться. Помогите мне, пожалуйста".
Он помог, ей выделили комнату. Она очень радовалась, ходила со связкой ключей, готовилась въезжать в свое жилье. Через неделю после получения комнаты она почувствовала себя плохо, пошла в поликлинику. Вернулась из нее и умерла от инфаркта — в ночь с 16 на 17 февраля 1958 года. Шестилетний Кирюша, которого она так и не успела забрать домой из детского дома, остался круглым сиротой.
Похоронил ее Союз писателей. Через месяц после смерти поэтессы вышел её сборник «А земля наша прекрасна!». Через два года «Советский писатель» выпустил сборник вторично, значительно расширив его содержание.
"Мне доводилось работать в архивах разных поэтов – у некоторых все разложено по папочкам, систематизировано, а здесь – хаотичный набор бумажек, листочков – не традиционных, формата А4, а обрывков, оборотов квитанций, железнодорожных билетов, вырезок из школьных тетрадок".
Леонид Петрович Быков