Слово «победобесие» на меня действует, как красная тряпка на быка. Дело, мне думается, не в училках с призывами комментировать пост о годовщине контрнаступления под Москвой виртуальными гвоздиками и вечными огнями, не в мужиках с наклейками на УАЗ-Патриот и «встаньте дети, встаньте в круг, танцуем «Майский вальс». Проблема, кажется, глубже. Сейчас будет поток банальностей. Настоящее превращается в прошлое, прошлое — в историю, история — в пресловутое эпическое прошлое, в легендарное и абсолютное прошлое (набившее оскомину всем, побывавшим в жерле филфака, привет Бахтину). И этот процесс не остановить. Рано или поздно живая жизнь, реально прожитая, начинает превращаться в легенду. Пройдёт ещё лет сто, двести, и маршал Жуков будет восприниматься примерно как Александр Невский, а потом и вовсе может превратиться в гомеровского Ахилла. Если для детей и внуков победителей история Второй мировой войны — это личная история, личное прошлое, то для правнуков и пра-, пра-, пра... она далёкая героическая легенда, чужое прошлое. И ничего с этим не поделаешь.
Мы сейчас находимся где-то в точке первого преломления, болезненного перелома. И тут уж каждый старается в меру своих интеллектуальных возможностей и в соответствии со своим уровнем культуры. Чиновница Мариванна приказывает по разнарядке писать рефераты и через день проводить конкурсы чтецов в школах и детских садах, используя уже не живой для неё «исторический материал» для воспитания патриотического чувства. Бизнесмен Петрович выпускает водку «Победовку» и колбасу «Сталинградскую», поскольку прошлое для него уже миф. Ему что Пересвет и Ослябя с Ильёй Муромцем, что Зоя Космодемьянская с Александром Матросовым — всё одно. Блондинка Аделаида делает селфи в галифе и гимнастёрке декольте, нахмурив накачанные губы. Ученик пятого класса Артём отправляет на конкурс юных поэтов стихи, написанные не без помощи мамы: «Маленький мальчик в окопе страдал» — и не важно, что конкурс посвящён 8 марта или Новому году. В конце концов, Дед Мороз всегда может «надеть шинель и пойти домой», а Снегурочка превратиться в Катюшу и живописно выйти на берег. Историк Андрей Андреич при этом живо строчит статью за статьёй, щеголяя жареными фактами. И ничего с этим не поделаешь. Мало того: прошлое, трансформируясь, становится пока что не легендой, а добычей массовой культуры, которая начинает пережёвывать его в попсу и, переварив, выдавать на-гора фастфуд. Однако не иссякает надежда, что к столетнему юбилею Победы или хотя бы к двухсотлетнему смутные времена закончатся, Мариванны и Петровичи перебесятся, и выкристаллизируется наконец то самое чистое прошлое «Битвы и мужа пою...» (начало «Энеиды» Вергилия).
Историк Евгений Норин сказал: «Гораздо хуже было бы, если бы люди пожали плечами и сказали: «На кой черт нам это надо, о чем это вообще». Худшее, что может произойти с памятью о войне, — это не китч. Худшее, что может произойти с памятью о войне, — это ничто. А то, что она проявляется вот так — через фотосессии, через кино, через компьютерные стрелялки, — было бы странно ожидать, что в нашу эпоху люди будут вести себя как в 50-е годы». И я с ним согласна: пусть себе пишут Мариванны свои разнарядки, а мальчики Артёмы стихи, но вот от водки «Победовки» лучше удержаться.
Когда меня спрашивают, почему я решила написать огромный роман, я всегда рассказываю о том, как мы с друзьями рвали баян на Красной площади, а потом через площадь пустили «Бессмертный полк», а баян-то рвать охота, душа ж поёт. Это я, конечно, упрощаю, чтобы весело было и не скучно, а на самом деле тогда, пять лет назад, когда впервые закрыли для гуляний Красную площадь, когда стало днём с огнём не найти ветеранов, которым можно спеть песню и подарить цветы, когда наклейки стали в изобилии и орден Красной Звезды появился в виде шоколадки... впрочем, нет, не пять, а лет семь назад уже стало сложно выражать импровизированную радость народную, ещё до того, как все выстроились стройными рядами и пошли под гром динамиков с портретами (кстати, мы тоже с детьми ходим). Так вот... когда я впервые почувствовала, что живое прошлое уходит, превращаясь в легендарное, тогда-то я и задумала свой текст. Он получается странным. Когда я начинала его писать, мне казалось, что я удержу время, и получится небольшая ностальгическая повесть с вымышленными персонажами, а потом время всё перестроило по-своему и втащило меня в какую-то полудокументальную эпопею, где реально живших людей больше, чем выдуманных героев.