Обычно, когда говорят о межличностном насилии, то рассматривают данный феномен в контексте парадигмы отношений «насильник — жертва». Соответственно, в дискурсе о последствиях абьюза как правило учитывается травматическое влияние только со стороны деструктивной личности, тогда как осуждение социумом пострадавшего почему-то упускается из поля зрения. Да, безусловно, насильник также подвергается общественному порицанию, и в гораздо большем объеме. Однако в некоторых случаях на них данный факт не оказывает никакого влияния: например, если мы говорим о личности с первичной психопатией, которой чужды чувства стыда, раскаяния и страха [6]. Для жертвы же столкновение с подобным может иметь весьма печальные последствия: возникает конфликт между реальностью и заложенной ранее системой ценностей, где «добру» принято сопереживать, а «зло» наказывать. Данный когнитивный диссонанс оказывает дополнительное негативное влияние на травмированную психику пострадавшего. И человек склоняется к тому, чтобы поверить, что в случившемся виноват только он, а абьюзер — лишь вынужденно среагировал на провокацию [8].
Яркими примерами данного феномена, по нашему мнению, являются два резонансных инцидента, произошедших в русскоязычной блогосфере. В первом случае блогер ударил девушку лицом об стол во время прямой трансляции на огромную аудиторию. Во втором же жертва в прямом эфире почти раздетой была выгнана стримером на мороз, что в конечном итоге привело к ее смерти. Трансляция при этом не была прервана.
В обоих случаях, помимо сочувствующих девушкам людей, были и те, кто перекладывал ответственность с насильника на жертву, а агрессию по отношению к жертве объяснял внешним видом, образом жизни, мировоззрением (несколько самых безобидных примеров: «до своего возраста дожила, а ума нет», «вот и хорошо, на одну наркоманку стало меньше», «что плохого, что он приложил идиотку пару раз об стол, чтобы не выделывалась?», «эта дура сама его спровоцировала»).
Люди, столкнувшиеся с домашним насилием, также испытывают на себе давление социума. Личность, пережившая агрессию в семье, зачастую боится обратиться за помощью по разным причинам. Одна из них — страх перед порицанием социума. В нашем обществе все еще силен патриархальный строй, в котором присутствует строгая гендерная иерархия. Отхождение от заданных ролей подвергается жесткой критики со стороны общественности [7]. «Хорошую жену муж не бьет», «выносить женщине сор из избы — стыдно», «если мужчина жалуется, что испытывает абьюз со стороны девушки, то он — тряпка» — эти и подобные им деструктивные установки обычно используются для оправдания домашнего насилия. Жертва не хочет ощутить на себе дополнительное психологическое давление со стороны социального окружения, что влечет за собой чувство беспомощности и невозможности как-либо справиться с ситуацией.
Столкновение с мнением общества в данном случае воспринимается в виде схожей пережитому насилию травме, взаимодействовать с которой снова человек панически боится.
Так почему же при кажущейся простоте аксиомы, что в насилии всегда виноват только насильник, существует некоторое количество людей, готовых оправдывать абьюз поведением (внешностью, стилем жизни, мировоззрением и т.д.) жертвы?
В начале 1960-х годов психолог Мелвин Лернер начинает заниматься изучением социального восприятия справедливости. Он вводит в психологию такое понятие как «гипотеза справедливого мира» [3]. Суть данного феномена заключается в том, что люди, опираясь на архаические представления о справедливости (любой беде предшествуют события или действия эту беду навлекшие), считают, что окружающие получают только то, что заслужили в зависимости от их личностных качеств. Соответственно, если человек выигрывает в лотерею, то он, конечно же, добропорядочен, а негативный опыт может произойти только с «плохим» человеком. Людей, поддерживающих идею о безусловной справедливости мира, исследователи описывают как консервативных, зачастую чрезмерно религиозных и авторитарных. В них сильны тяга к созданию культа личности и презрительное отношение к людям, терпящим неудачу [4].
В конце 80-х годов исследователь Линда Карли провела следующий эксперимент: респондентов случайным образом разделили на две группы, после чего дали прочитать рассказ об отношениях женщины и мужчины, который являлся ее начальником. Сначала персонажи пообедали вместе, а затем пришли к мужчине домой, чтобы выпить вина. Конец рассказа у каждой из групп был разный. У первой группы в финале данной истории мужчина предложил женщине стать его женой. В данном случае респонденты давали в основном позитивные характеристики обоим персонажам, закрепляя за героиней рассказа положительные характеристики, благодаря которым она заслужила то, что стала супругой влиятельного человека. У второй группы финал истории был, наоборот, крайне негативным. Мужчина стал вести себя грубо, а в конце вечера изнасиловал девушку. Респонденты же, давая характеристики персонажам, упрекали героиню в том, что она неправильно себя вела: нельзя было идти к мужчине в гости, особенно вечером. При этом личность насильника в данном случае «как бы» упускалась испытуемыми из вида [1].
Мелвин Лернер считает, что причина такого поведения кроется в фундаментальной вере людей в то, что зло всегда будет наказано, а добро вознаграждено. Этим «пропитана» практически вся человеческая культура: детские сказки, где хорошие герои всегда побеждают, большая часть искусства, а также религиозные учения, которые долгое время были основой человеческого мировоззрения [3].
Так что же случается, когда люди сталкиваются с действительностью, лежащей далеко за гранью привычных для них бинарных оппозиций? Происходит так называемое когнитивное искажение, то есть систематическая ошибка мышления. Данный феномен формировался по мере эволюции человека как инструмент, помогающий преодолевать неизвестные ситуации, подстраивая их в нашем сознании под предыдущий опыт, убеждения, воззрения [5]. Как пишут исследователи, люди создают свою субъективную социальную реальность, которая впоследствии влияет на их поведение и оценку окружающих. Поэтому любые несовпадения действительности с их восприятием запускают механизм когнитивных искажений, как способ в своем сознании «подогнать» происходящее под собственное видение [2].
Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что перенос ответственности за насилие с насильника на жертву нельзя воспринимать как нечто объективное. Это — всего лишь достаточно примитивная попытка психики людей с определенным складом личности справиться со стрессом от конфликта их воззрений с реальностью. В действительности же ответственность всегда лежит на человеке, проявившем агрессию по отношению к другому. Никакие ни действия, ни убеждения жертвы, ни ее внешний вид не являются оправданием поступков абьюзеров.
Статья: Ольга Левандовская
Список литературы:
- David G. Myers «Social Psychology», 7th ed., 2002.
Bless, H., Fiedler, K., & Strack, F. Social cognition: How individuals construct social reality. — Hove and New York: Psychology Press, 2004. — P. 2.
- Lerner, M. J. The belief in a just world: A fundamental delusion. — New York: Plenum Press, 1980.
- Zick Rubin, Letitia Anne Peplau. Who Believes in a Just World? // Journal of Social Issues. — 1975. — Vol. 31, no. 3.
- Александров А. А. Интегративная психотерапия – СПБ: Питер, 2009.
- Бек А., Фримен А. Когнитивная психотерапия расстройств личности. Практикум по психотерапии. - СПб.: Питер, 2002. - 544 с.
- Джейс Ф. Л. Самоисполняющиеся пророчества: гендер с социально-психологической точки зрения // Сексология. – СПб.: Питер, 2001.-С. 144-161.).
- Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса = A theory of cognitive dissonance. — СПб.: Ювента, 1999. — 318 с. — (Мастерская психологии и психотерапии).