Продолжаем (по мере написания) публиковать главы из будущей книги Е.В. Келпша - одного из авторов нашего канала. В этом фрагменте вы узнаете об эпической битве Запада и Востока после отбоя, а также о командировке автора на границу Чернобыльской зоны вместе с вверенным ему подразделением.
Часть 3 с описанием упомянутой в первых строках главы авантюры см тут.
Часть I. Радость военной жизни – в преодолении трудностей.
Глава 3-я: Медаль за бой, медаль за труд нам всё равно не отдадут (продолжение)…
Итак, моя нахальная авантюра с доведением численности вверенного мне подразделения до почти штатной, как ни странно, закончилась успешно. Вскоре прибыли ещё воины из Ахтырки, Волжского, Деснянской дивизии. Мне добавили молодых призывников из Черниговской и Полтавской областей, немного, по два человека с каждого потока. Прибавилось штыков во 2-й и 3-й ротах. Молодые, не приведённые ещё к Присяге, находились на «карантине» и проходили КМБ при нашем батальоне. Ответственным назначили меня, я подтянул Эрба (Германа Справедливого), Казлаускаса и проверенного Рахимова. Во временном учебном взводе было 23 молодых воина, ЗКВ я назначил Германа Эрба, командирами отделений – Рэмунаса Казлаускаса и Рустама Рахимова. Герману вернули звание старшего сержанта. Поселили взвод в расположении моей роты, поставив для них койки в два яруса. Постепенно налаживалась плановая работа: я успевал проводить занятия с будущими гвардейцами и заниматься повседневными делами роты, готовиться к новому учебному периоду и к приведению к Присяге новобранцев.
Довольно неожиданно у нашей 1-й гвардейской роты появился штатный командир – гвардии старший лейтенант Серёжа Тамарский, переведенный на повышение из батальона полевого водоснабжения. Был он выпускником третьей роты механического факультета нашей родной Ждановки, калининградцем, по выпуску попал в Группу войск в Монголию, о чём вспоминал со смешанным чувством иронии и отвращения. Понять можно – человек, выросший на курортном берегу Балтийского моря в степях чингизидов ощущал себя довольно странно. К тому же, был он счастливым супругом красавицы-жены, тоже калининградки, и обладателем двухкомнатной квартиры в городе-герое Киеве. Из «отягчающих» семейных и бытовых обстоятельств имелись папа в Калининграде – загадочный полковник УВКР КГБ СССР и автомобиль «Иж - комби». Короче, Сергей искренне считал, что служебный долг Родине отдал сполна, роту принимать у меня не стал, в первый же день совместной службы подал рапорт на увольнение, пожал мне руку, пожелал успехов и пригласил без церемоний приезжать к ним с Оксаной в гости на семейные ужины…
В расположении батальона появлялся он один раз в неделю, иногда снисходя до несения службы дежурным по нашей отдельной гвардейской воинской части. Надо отдать должное мудрому комбату – он, не дожидаясь кадровых решений, которые в те времена созревали долго и мучительно, вывел Тамарского за штат, меня переназначил Приказом «Исполняющим обязанности», чем сохранил мне денежное довольствие ротного. В общем, жили мы так, не тужили, ежедневно внося посильный вклад в повышение боевой готовности, укрепление обороноспособности и воинской дисциплины.
А воинская дисциплина, между тем, понималась частью военнослужащих срочной службы третьего и четвертого периодов весьма и весьма специфически… Особенно в азиатской 2-й гвардейской роте специальных работ. Надо сказать, никак она, дисциплина воинская, там не понималась, в отсутствие грозного командира роты власть переходила в лапы нойонов и нукеров, взвода и отделения превращались в улусы, общность народов Советского Востока расползалась на жузы, кланы и просто шайки негодяев. Учитывая отсутствие в подразделении замполита и двух из трёх положенных командиров взводов, усмирять этих ордынцев было некому. Не каждый ответственный по Бригаде мог рискнуть подняться на третий этаж, в этот Халифат, после команды «Отбой». Да и батальонные офицеры частенько ограничивались внешним осмотром дневального по роте, не портя себе настроение путешествием по закумареным конопляным дымом расположению и каптёркам. Я, в свою очередь, будучи дежурным или ответственным, неистово исполнял обязанности доброго наставника при помощи черенка от большой сапёрной лопаты БСЛ-110; виртуозного владения родным языком и бесценного опыта потомственного солдафона, детство которого прошло в казарме… Спасибо Папе. Кстати, Отец, насколько я помню его в батальонном звене, никогда на подчиненных не кричал. Наоборот, он понижал голос и как-то утробно рычал или урчал, что ли. Но солдатики гнева его боялись несказанно и старались до греха не доводить. Отец научил основным принципам руководства солдатами срочной службы: не врать подчиненным, не оскорблять и не унижать, не срывать своих эмоций, давать солдату всё, что ему положено и уметь требовать это положенное с интендантов, при необходимости, отдать солдату свой СРП, или закупить принадлежности или дополнительное питание для подразделения за свои «кровные», не отдавать необдуманных распоряжений и приказов, а отдав, любой ценой добиться исполнения, умело сочетать принуждение, наказание и поощрение, не иметь любимчиков среди личного состава, быть честным и исполнительным офицером, во всём быть методичным, настойчивым и последовательным. Просто, не правда ли? Чтобы в 23 года изо дня в день так жить, надо иметь стальные нервы и 300 с хвостиком лет воинской династии.
Одним словом, несмотря на то что я был во всех смыслах молодым офицером, «совет старейшин» Халифата меня признавал и, в меру необходимости, подчинялся моим распоряжениям и приказаниям. Тем более, что дальше элементарного выполнения требований распорядка дня и здравого смысла, мне вторгаться в их общинно-родовой уклад этой самой необходимости не было. И всё бы оно было ничего, но однажды ночкой тёмною, непогожею, шайтан товарищей азиатов попутал сильно, перекурили они каннабиса окаянного, пережевали насваю ядовитого. Кому-то из нойонов в голову затуманенную пришла гениальная идея: спуститься с гор, то бишь с третьего этажа на второй, и «построить» мою светлоголовую 1-ю роту, а заодно и молодых погонять, потешить удаль неутомимых всадников без головы.
Момент для нашествия выбрали правильно: дежурным по батальону заступил робкий гвардии старший прапорщик пенсионного возраста, Петя Овчинников, командир этой роты легендарной, в командировке на полигоне технику грузил с ремонтным взводом и лучшими своими мехводами, единственный командир взвода после вечерней поверки отбыл в город Бровары, на съёмную квартиру. Я тоже спать пошел в квартирку нашу холостяцкую, в дом офицерского состава в бригадном военном городке, где, усилиями комбата, койко-места нашлись и Петру Овчинникову, и мне. Жил с нами ещё гвардии старший прапорщик Саша Розум, командир взвода материального обеспечения роты управления Бригады. Благодаря ему, сало солёное и копчёное, капуста квашеная, консервы «Завтрак туриста» и сгущёнка у нас не переводились. Но Саша вскоре зазнобу нашёл в Броварах, и вечерами её развлекал, на квартирку наведывался редко. Так вот, пришёл я, значит, домой и, предвкушая заслуженный отдых, чаёк попивал да галетами пайковыми со сгущёнкой закусывал. Хорошо было, спокойно так на душе, забрался я в кроватку, освещение выключил, припомнил задачи инженерного обеспечения боя в обороне и на 7-й или 8-й задаче крепко заснул…
И снится мне сон тревожный, будто сигнализация звуковая от вскрытой оружейной комнаты звонит-надрывается, и голос чей-то далёкий, отчаянный, всё какого-то «таварища лейтенанта» зовёт. На каком-то мгновении сна реальность вломилась в сознание и наконец-то включила его: надрывался звонок на входной двери, кулаки и пятки барабанили в дверь и орал истошно на лестничной площадке посыльный. Распахнул я двери и увидел перепуганного узбечонка, с глазами распахнутыми и круглыми. Пальчиком он в сторону расположения тыкал и всё пытался мне объяснить что-то, но получалось не очень, примерно так: «таварища лейтенанта гвардия, ой, таварища гвардия лейтенанта, тама, тама.. Писеец! Ой, писеец тама»! Спорткостюм, Петины прыжковые берцы, пару взрывпакетов и презентованный однокашником по Училищу, служившим в конвойной бригаде ВВ, баллончик «Черёмухи». Всё, погнали, благо, до казармы метров 200. Вбегаем мы с посыльным на плац строевой перед расположением нашего славного батальона, и вижу я картину апокалиптическую: окна 2-го и 3-го этажей распахнуты, по газону люди в исподнем ползают, из окон вой несётся гибельный и тени пляшут страшные. Бегу, себя не помня, в роту свою кроткую, супостатами в отсутствие моё поруганную. Успеваю боковым зрением зафиксировать дежурного по батальону, схоронившегося в дежурке за сейфом с пистолетами.
Влетаю на 2-й этаж – никого, окна на распашку, всё вверх дном, с коек дужки спинок сорваны, сапог и ремней поясных нет. Сверху – грохот страшный и вопли, плач и скрежет зубов. Бегу в «Халифат», а там действительно, пушистенький такой северный зверёк из отряда хищных и семейства псовых…
Включив иерихонскую трубу, бросаю в гущу бранной сечи взрывпакет, тут же в выломанную дверь каптёрки – второй. «Бах-Бах!!!» Вспышки, гром, клубы дыма. Продолжая неистово орать, готовлю к применению СДЯВ, но не потребовалось. Побоище прекратилось, и взору моему лютому предстала картина, достойная кисти художника-баталиста, из цикла «подлинная история полного писеца татаро-монгольского ига». По углам, под койками, в шкафах с шинелями, просто на полу в центральном проходе жестоко страдали забывшие требования Общевоинских Уставов ВС СССР военнослужащие 2-й гвардейской роты специальных работ и примкнувшие к ним обесславленные воины отдельных взводов и 3-й роты, имеющие выраженную этническую принадлежность к Народам Советского Востока. Над ними грозно и неотвратимо, как пресловутые сомкнутые ряды средневековых тяжёлых пехотинцев, доминировали ландскнехты 1-й гвардейской роты радиоуправляемых роботизированных средств, имеющие в левой руке щит – табурет, в правой – дужку от спинки кровати. Лёгкая пехота зловеще помахивала поясными ремнями. У прибалтов были глаза и лица берсерков, объевших рощу с мухоморами, фольксдойче Герман Справедливый бился безоружным, олицетворяя тевтонскую ярость. Бедные, бедные наивные азиаты, какую вековую жилу вулканическую они разбудили! Не учили их истории Великого княжества Литовского и немецких военно-религиозных орденов, не поняли они, что великаны белокурые и светлоглазые только с виду такие белые и пушистые, и что это только говорят и кушают они неторопливо, а вот лупят обидчиков очень даже сноровисто, и чувство национальной идентичности, а по-простому – землячество, развиты у них столетиями борьбы и очень обострённо.
Разведя противоборствующие стороны по расположениям, дал своим команду «построение через 10 минут в центральном проходе, форма одежды № 4», спустился в дежурку, извлёк из схрона дежурного, доложил по телефону комбату, замполиту батальона и НШ. Кунцевич распорядился сыграть обще батальонный «Алярм!» Пока собирались командиры и начальники (а время местное было около 01:30), быстренько произвёл первичный опрос участников боестолкновения. Всё было ясно и просто: обкуренные азиаты около 24:00 прибыли в расположение 1-й и 3-й рот, подняли своих земляков и предложили всем белым вешаться, после чего попытались скомандовать: «Духи, строиться на взлётке»! Заместитель командира 1-го взвода 1-й роты гвардии старший сержант Эрб Г.Г., предложил пришельцам идти в своё расположение и выполнять распорядок дня. И был в нецензурной форме послан, после чего недисциплинированные солдаты начали пинать табуреты с обмундированием военнослужащих 1-й роты и «карантина» и громко на них кричать. Первыми, как и положено, поднялись сержанты и дали не всем понятную команду: «musti azijiecius»! и понеслось… Поначалу, балтийский фрайкор хотел просто отмутузить вторженцев и завершить воспитательную работу, но генетика взяла своё, горячие литовские, латышские и к ним примкнувшие парни быстро вошли во вкус и перенесли боевые действия на территорию супостата. Необходимо принять во внимание, что ребята прибалтийские очень дружны были со спортом, как с единоборствами, так и с баскетболом и гандболом. И «физика» у них была фактурная: Казлаускас, Козулис, Урбанис, Паулюс – великаны-баскетболисты, Коробейников, Букофф – крепыши-гандболисты, Эрб – МС по боксу… У юрких, нахальных, но компактных азиатов шансов в этом побоище не было, да и не рассчитывали они на такой мощный и организованный отпор. Кое-кто в окна попрыгал со второго этажа, остальные были повержены уже в расположении «Халифата». Дуракам и пьяницам, а также поклонникам каннабиса, везёт, обошлось без серьёзных травм: вывихи, ушибы, растяжения, рёбра немножко поломаны, фингалы зачётные. Имущество военное тоже не особо пострадало.
Между тем, прибыли комбат Кунцевич, НШ Гензе и замполит Бантюк. Появились начальники 3-й роты в полном составе, взводный и старшина 2-й, командиры отдельных взводов. Комсомолец батальона гвардии лейтенант Крутов из Киева на таксомоторе примчался в состоянии крайнего озлобления.
Как говорится, время разбрасывать камни закончилось, наступила пора их собирать. Батальон в полном составе был построен на плацу, проверили по книгам наличие личного состава и слово взял Командир… Потом замполит. Потом НШ. Ближе к 04:30 развели шалунишек по расположениям, рядовых «отбили» и продолжили ПВР с сержантским составом и активом. НШ, тем временем, принял от меня подробный письменный рапорт о ЧП в подразделении, снял со службы горе-дежурного и преподнёс ему заслуженное Эн-Си-Си (неполное служебное соответствие), замполит с комсомольцем в паре пили кровь взводному и старшине 2-й роты. В общем, все были при деле. За 30 минут до подъёма отпустили горемык срочной службы, и за нас приватно взялись комбат и замполит, совместив служебное совещание с открытым партийным собранием. Отплясавшись на костях за свой порушенный сон, приняли Соломоново решение: бойцов не наказывать, мне – устный выговор за то, что… Ну, в общем, устный. Остальным – по мере вовлеченности сторон в конфликт, больше всех прилетело бедному Пете Овчинникову, который на полигоне, себя не жалея, погрузкой техники занимался. Но, ротный отвечает за всё. Ему и «строгач» в служебную карточку, и «строгач» по партийной линии, и отпуск немедленно после Нового года… С проведением оного при части. И это ветерану «Афгана», эх… Ротному 3-й роты в той же пропорции, но без наказания отпуском. Больше всех изумился комсомолец Саша Крутов, когда ему отвесили выговор в служебную и выговор по партийной линии за слабый уровень политико-воспитательной работы в батальоне. А дома ему ещё от бати досталось, генерала Крутова, начальника Особого отдела ККВО. Суровые нравы были в Красной Армии, однако.
Надо сказать, что отделались мы всё же малой кровью, обще бригадного разбора не было, обошлось без военной прокуратуры и прочих неприятностей. Для меня эта нехорошая, в целом, история имела следующие практические последствия:
1. Никто до окончания ВС СССР не посягал более на суверенитет моей роты, честь и достоинство её военнослужащих.
2. Самым жёстким наказанием для вверенных мне воинов было изгнание из воинского коллектива в другое подразделение, и, наоборот, когда хотели солдатика уберечь от «неуставняка», его переводили к нам. Иногда это порядком доставало.
3. Вокруг моих балтийцев сложился нормальный коллектив, в том числе, и ребят из других подразделений батальона, тех, кто хотел спокойно отслужить и уйти домой с положительной характеристикой.
4. Мой личный рейтинг с этого момента уже позволял мне руководить ротой дистанционно, работая с сержантами и неформальным активом, все субботы и выходные я и Саша Крутов поделили в качестве заслуженных ответственных по батальону.
5. К нам на перевоспитание стали «подбрасывать» товарищей из аппарата ККВО, что тоже не радовало, но имело свои организационные бонусы. В частности, из спортивной роты Округа продан мне был в дисциплинарное рабство славный парень из города Еревана, перспективный греко-римский борец, имевший неистребимую тягу к дому. Из каждого очередного побега его обратно привозил родной дядя, уважаемый человек, после пятого эпизода юношу доверили мне. Я дядю сразу пригласил в гости, не дожидаясь привычного повода. Дядя снял квартиру в Броварах и пробыл с нами до печальных событий августа 1991-го года, после которых оба достойных представителя армянского народа законно покинули пределы УССР.
Ну, а жизнь и служба, между тем продолжались. В самом начале мокрого и холодного украинского месяца груденя получил командир батальона привычный для нас приказ сформировать из личного состава рекультивационную команду, назначить старшего, которому предстояло дополнительно принять у инженерно-дорожного батальона соответствующую технику и людей, и отправить эту сводную группу на границу Чернобыльской зоны отчуждения с целью проведения работ по рекультивации испоганенных территорий. Для организации взаимодействия с местными органами власти и общего контроля к нам прибыл матёрый старший прапорщик из Штаба ККВО.
Задача серьёзная, считай, почти что боевая, наведенная радиация она такая, коварная, да и вообще, любая дальняя командировка большой группы солдат и сержантов вкупе с инженерной и автомобильной техникой – это потенциальная опасность по всем видам ответственности, от дисциплинарной, до материальной и уголовной, тьфу-тьфу-тьфу. Кунцевич к делу подошёл серьёзно и старшим назначил заштатного Сергея Тамарского, нарисовав ему красивую перспективу личного ходатайства по поводу его увольнения и статуса участника ликвидации аварии на ЧАЭС в качестве дембельского бонуса. А нам за работы в ЧЗО даже в начале 90-х этот статус присваивали, ибо период полураспада у ядерного топлива очень длинный, и фонят источники альфа-бета-гамма излучения исправно. Так вот, Серёжа поначалу согласился, подготовили Приказ по части соответствующий, отобрали бойцов из числа прибалтов и вменяемых воинов из других рот, выделили транспортную машину «Урал-4320» с тентом, дорожники представили своих солдат и технику: 2 тягача КрАЗ-255Б от тяжёлых механизированных мостов с прицепами – трейлерами, два бульдозера Т-130М, КАМАЗ-самосвал. До отъезда оставалось пару суток, и тут Сергей включил заднюю передачу и отбывать в ЧЗО наотрез отказался. В итоге, поехал я с командировочным предписанием, в котором было указано всё, кроме личности командируемого. И в Приказе батальонном осталось место для внесения данных счастливчика.
Бойцам выдали подменное зимнее обмундирование и ОЗК, одеяла, усиленные СРП, сало, чеснок, лук. Я второпях особо собираться не стал, одел свитерок шерстяной и «афганку» зимнюю, захватил из закромов наших консервов разных, да и готов уже. И поехали мы… Из ППД в Броварах, в объезд Киева на населенный пункт Ораное Иванковского района Киевской области. Там находилась Чернобыльская квартирно-эксплуатационная часть, в которой мы должны были разместиться и орган власти, в котором отмечали командировочные документы. Ехали мы трудно и очень долго, потому что медленно: с трейлерами в колонне особенно не погоняешь.
Выехали около 9:00 по Киеву, приехали в Ораное уже в ранних зимних сумерках, около 15:30, 125 км ехали более 6-ти часов. Бойцы в кузове «Урала» порядком задубели, но это был ещё не конец пути: надо было найти начальника КЭЧ и решить вопрос с размещением. Мудрый старший прапорщик эту миссию взял на себя, воинского начальника нашли в сельсовете, там же и все документы оформили сразу, то есть поставили подписи, скрепили печатями, остальные мелочи на наше усмотрение. В Чернобыльской КЭЧ находились постоянно её начальник – худющий подполковник с воспаленными глазами и нездоровым коричневым цветом кожи, а также четверо вольнонаемных: водитель ММЗ, кочегар, электрик и сантехник, он же сварщик. Люди получали очень приличные зарплаты и стремительно теряли здоровье. Загнали мы технику на территорию части, пошли размещать личный состав и сами угол себе искать. Тридцать лет прошло уже с той поры не весёлой, а перед глазами всё стоит этот Клондайк перманентно радиоактивный, эта разруха, грязь, холод и отдаётся болью в суставах убитых нечеловеческая усталость этих трудных дней и ночей. Но обо всём строго по порядку и уже в следующей, заключительной части этой длинной главы.