4 декабря 1875 года родился Райнер Мария Рильке, «Орфей ХХ века». Открыв том его стихотворений в русских переводах (с конкретной целью: выбрать что-то к 145-летию поэта), надолго замираешь над книгой, забываешь цель… Потом, очнувшись, начинаешь разрываться: что взять? какой из шедевров Рильке предпочесть – и в чьем переложении? Дать ли вот это, чудесно-скромное, в переводе Г. Ратгауза:
***
Слова, всю жизнь прожившие без ласки,
непышные слова – мне ближе всех.
Я их одену в праздничные краски,
услышу тихий, благодарный смех.
Откроется, о чем они молчали,
о чем не знали сами до сих пор.
Они в стихах ни разу не бывали
и робко входят, опуская взор.
Или иное, философское, экзистенциально-напряженное, переведенное Е. Витковским:
***
Одежды вечер медленно сменяет,
ложась на ветви сада бахромой;
ты смотришь, как миры на небе тают –
один вознесся, падает другой;
и ты покинут на земле знакомой,
навек не присягнувший никому:
ни сумраку умолкнувшего дома,
ни свету звезд, поднявшихся во тьму, –
и нет дороги для тебя иной,
чем, осознав и очертив границы,
в большой и тесной жизни становиться
попеременно камнем и звездой.
Или вот это, в переводе Н. Монахова, звучащее мощно, заставляющее читателя почувствовать на своем лице тот «ветер», о котором речь:
***
Столетье сдвинулось. Мне слышен шум глухой,
с страницы исполинской рвется ветер взлета,
она божественной, твоей, моей испещрена рукой,
в бездонной высоте, неведомый – ее листает кто-то.
Уже страницы новой край намечен,
на ней еще должно все появиться.
Безмолвно силы расправляют плечи
и сумрачно друг другу смотрят в лица.
Подборку эту можно множить бесконечно… Но самое удивительное, что память тут же, по мгновенной ассоциации, ставит рядом, в пару рильковским, – цветаевские строки! К «Столетье сдвинулось…» – «Мировое началось во мгле кочевье…», к «словам, всю жизнь прожившим без ласки», по неизъяснимому сходству (или, наоборот, контрасту?) просятся цветаевские «стихи, написанные так рано», эти «маленькие черти», ворвавшиеся «в святилище, где сон и фимиам»… А возьмите стихотворение Рильке «Из детства» (в переводе В. Летучего):
***
Роскошествовал сумрак в доме,
забившись в угол, мальчик не дышал;
когда мать в комнату вошла, как в дрёме,
стакан в посуднике задребезжал.
И, выданная комнатой, она
поцеловала мальчика: Ты здесь? –
И на рояль взглянули и, как весть,
обоим песня вспомнилась одна,
что мальчика томила и влекла.
Он ждал; глаза тянулись из угла
к рукам, что от колец отяжелели,
и, как бредут наперерез метели,
она по белым клавишам брела.
Разве не заключен в этих рильковских строках мир также и цветаевских детских чувств, рожденных видением (и слышанием!) матери у рояля?
Ассоциации «Рильке – Цветаева» будут разные, у каждого читателя свои. Это не «совпадения», не «взаимовлияние», не «реминисценции», – это иное. Быть может, это общее сверхсознание и сверхчувствие разноязычных (и вообще – разных!) гениев одной эпохи и одной ментальной сферы, имя которой – поэзия самой высшей пробы.
Марина Цветаева тоже принадлежит к числу переводчиков Рильке. Известен ее перевод с французского:
***
Кто нам сказал, что всё исчезает?
Птицы, которую ты ранил, –
Кто знает? – не остается ли ее полет?
И, может быть, стебли объятий
Переживают нас, свою почву.
Длится не жест,
Но жест облекает вас в латы,
Золотые – от груди до колен.
И так чиста была битва,
Что ангел несет ее вслед.
Об истории этого перевода можно почитать в недавно изданной Домом-музеем книге: Марина Цветаева. В лучах рабочей лампы. Собрание поэтических переводов / Сост. Е.Б. Коркина. М.: Бослен: Институт перевода, 2019.
