Я обещал друзьям притчу – притчу о том, почему лично мне так важна и интересна тема Белого царя, истории славян и библейских пророчеств. Все начиналось в тот вечер, когда собрались за чаем четыре маленькие хоббита: хоббит-пастор, хоббит-профессор, хоббит-богослов и хоббит-писатель.
Хочу напомнить вам, друзья, что эти богослов, писатель, профкссор и пастор – очень маленькие. Они же – не настоящие люди, а хоббиты, типа гномики такие, маленькие человечки.
«Люди», из которых и набирают обычно в богословы, пасторы, писатели и профессора – это большие, сильные, умные, серьезные, уважаемые, влиятельные млекопетающие существа. Они живут в больших городах и домах, ездят на больших автомобилях, решают большие вопросы – потому что они настоящие, большие люди.
А наши друзья из притчи – они - гномики, в сравнении с великанами-людьми. У них – все маленькое. Их называют – хоббиты - наверное, оттого, что их исследования, представленные в их трудах – это всего лишь их хобби. И этому хобби они посвящают все свое свободное время. Ну, или почти все. Хоббиты, одним словом.
Как и на что хоббиты живут – Бог один знает. Маленький Пастор был единственным из друзей-братьев, Олеговичей, кто когда-то всерьез работал, получал что-то за свои труды. Этими чудесными хлебами, преломленными, по примеру Спасителя, руками пастора, и кормились на халяву Богослов, Писатель, а временами - и Профессор.
Кто-то звал их тунеядцами – потому что они за всю жизнь ни копейки не заработали, а только растрынькивали и без того не великие деньги Пастора. Говорят еще, однако, что так их звали за то, что в период проживания на тропических островах они ели много тунца - или "туны", как называют эту рыбы местные рыбаки. Отсюда и "тунеядцы" - от "тунаедцы", конечно. Не серьезные люди, короче говоря. В общем, и не люди, как соглашались настоящие люди.
На деньги Пастора, который попускал им, они публиковали свои никому не нужные книжки, которые в хоббитоне одно время даже, говорят, строго запрещали. Делали видео программы, которые мало кто смотрел, кроме разве что нескольких таких же маленьких миленьких хоббитов, хоббитих и хоббитенков. Большинство же хоббитов книжки не читали, а из видео программ они предпочитали смотреть то, что было сделано Большими людьми. Эти программы больших людей были очень веселые, красочные, в них постоянно что-то менялось, кто-то куда-то бегал, прыгал, стрелял, играла музыка, и под эти программы удобно было кушать и засыпать.
Но вернемся в тот памятный вечер, когда четыре хоббита собрались за чаем и поговорить. Первым слово взял Богослов Феодор Олегович. Но так как он был на самом деле не Богослов (хотя в притче и позднейших сказаниях его так и называют), а, так, маленький богословчик, иждивенец, то и звали его не Феодор Олегович, а сокращенно – Фро да О, или просто – Фродо. Богослов – худощавый и подтянутый – был одет в удобный твитовый костюм в котором походил сразу немного на всех немецких богословов двадцатого века.
Фродо: Друзья-братья, Олеговичи! Последние несколько лет мы много трудились – и вместе, и порознь. И хотя много спорили, прибегали к диалектике, мы стремились услышать друг друга, помочь друг другу в решении наших задач. И в результате этого коллективного труда мы смогли немало достичь. Каждый из вас был главным в решении стоящих перед нами вопросов, каждый получил свои ключевые, поворотные озарения, без которых не состоялась бы наша Находка.
Тут ходдит-писатель пробурчал что-то вроде "нашли на свою голову..."
Фродо: (продолжает) Разгадка тайны – тяжелая ноша. А теперь, когда в наших руках оказался ключ к разгадке великой тайны истории человечества, так сказать ДНК его настоящего, прошлого и будущего, мы должны решить – что нам теперь со всем этим делать? Какие будут мнения?
Первым поднял руку хоббит Пастор. Конечно же, он не был настоящим, большим пастором, или священником, какими являются настоящие, большие люди, каких вы знаете – в дорогих костюмах, или длинных красивых как новогодняя елка одеждах. Он был очень маленький пастор, и церковь его была очень-очень маленькой. Да и вообще – весь мир моих друзей хоббитов был маленький.
Пастор был лучшим другом и помощником Богослова. Конечно, можно было сказать, что это Богослов был помощником Пастора, и Фродо так об этом и говорил. Ведь, в конце концов, Богослов жил на иждивении у Пастора. Но Пастор знал, что Богослов все-таки меж них – старший. И потому называл его почтительно, хотя и дружески, буднично – господин Фродо.
Пастор-хоббит был одет в несколько потертый черный костюм, белую рубашку с расслабленным воротничком, и черный галстук, подаренный ему тридцать лет назад, при выпуске из Семинарии. Видимо, он был только-только с какого-то церковного события. Звали бы его у людей, кажется, Симеон Олегович, но у хоббитов его звали просто – Сэм, или Пастор Сэм. Пастор Сэм был телом и лицом полнее Богослова, и по виду сильнее его. Лицо его, чуть более кругловатое, было более простодушно, чем вытянутое лицо Богослова. Говорил Сэм с большим энтузиазмом – почти с жаром. С лица его при этом не сходило благостное радостное выражение.
Пастор Сэм: То, что мы с вами открыли, друзья – это ниточка, которая может привести к великому духовному возрождению: сначала в нашем хоббитоне, потом и во всем мире. Вы заметили, что люди, большие серьезные люди, почти никогда не говорят о Боге? Это не значит, однако, что они о Нем не думают, что не верят. Так уж вышло, в силу многих факторов. Я верю, что наше открытие поможет большим людям вспомнить о Боге.
Фродо: И что ты предлагаешь с нашим открытием делать, Пастор Сэм?
Пастор Сэм (смущенно и растерянно): Если честно, не знаю, господин Фродо. Тяжела мне эта ноша…
Руку поднял Писатель. Среди людей его звали бы, возможно, серьезно – Марьян Олегович, но среди хоббитов он был просто – Мерри. Жил он долгое время за границей, а потому это имя к нему особенно пристало: «мерри» на английском значит веселый. Он таким и был, веселым писателем. Был он, конечно, маленький писатель, и знали его в основном в хоббитоне, где его считали маленьким писателем и большим чудаком. Но некоторые его работы как-то проскочили в мир больших людей, которые и не подозревали, что книги эти написаны не настоящим, как они, человеком и писателем, а хоббитом.
Писать для Мерри было, конечно же, хобби – за книги ему платили обычно наличными оплеухами. Публиковал он книги обычно на свои деньги – точнее на деньги Пастора Сэма – которые, почему-то, дорогу назад найти не могли. Хоббиты, существа практичные, вообще не любили писателей и книжек не покупали. Исключением являлись книги с нравоучительными историями от Дядюшки Сэма (не путать с нашим Сэмом), написанные одним из основателей Хоббитона 150 лет назад.
И хотя книги Дядюшки Сэма тоже мало уже кто читал, они стояли, как икона, на самом видном месте в их домах-норках, отделанных под евро-ремонт. И с этих книг регулярно сдували пыль, потому что вдруг кто протянет руку и возьмет в нее томик Дядюшки Сэма – а на нем паутина и пыль. Нехорошо получится. В общем, вы поняли, что хоббиты были во всем очень похожи на человеков. Только маленькие.
Но вернемся к Писателю. Мерри был одет в видавший виды свитер с большими смешными пуговицами у горла. В этом свитере Писатель мог спать и бодрствовать по много дней. Поверх свитера был джинсовый, нараспашку пиджак со значком Че Гевары. Волосы его, надо сказать длинные, были всклокочены и торчали в разные стороны. Он обычно работал ночами, а днем спал. Он выглядел моложе всех в этой группе, хотя, возможно, был старше всех.
Лицо его, обычно такое веселое и светящееся, на этот раз было несколько грустно. У него были похожие на велосипед очки, за которыми прятались глаза ребенка, и походил он более всего на мистера Эй. Помните такого? Звали его на самом деле не мистер Эй… Я даже не помню, честно сказать, как его звали. Но так назвала его однажды Мэри Поппинс. Она сказала: «Эй, мистер Эй!» И он был рад быть мистером Эй.
Мерри: Моя Легенда, Легенда о Двенадцати царях, о Скифском Рождестве, о Совете братьев, о Белом царе – она казалась мне такой вдохновенной, когда я ее писал… Мне казалось, что я никогда в жизни еще так не писал – не поспевая за той рукой, что двигала мою руку, мои пальцы. Мои мысли не поспевали за моими пальцами, мои слезы не девали мне видеть – что я пишу… Я пытался, друзья… Я верил… Но, видимо, дело такого масштаба мне не по плечу – не по перу то есть. Ноша слишком тяжела…
Тут в разговор вмешался хоббит Профессор. Среди людей его звали бы, наверное, Павел Олегович, но для хоббитов он был просто – Пиппин. Никто уже точно не помнил – почему. Вроде как из-за его пристрастия к истории, и особенную лекции о короле Франков Пипине Коротком. Ему нравилось в Пипине многое, но самое главное – он любил его за короткий рост, ставивший великого короля, основателя династии Каролингов, и отца Карла Великого – в один ряд с хоббитами. Хотя бы ростом. Ну и именем.
У Пиппина (профессора, не короля) был высокий лоб, вышколенные манеры. Много лет он преподавал по разным университетам хоббитона, но теперь весь ушел в научную работу и находился на позорном иждивении у маленького безработного Пастора.
Конечно же, нет нужды напоминать, что профессор он был не настоящий, а маленький, хоббитовский. Он верил в старые «мифы», жадно прислушивался к тому, что происходит за пределом хоббитона, в Большом мире. Он писал историю этого Большого мира. Писал о громадной Подводной Стене, писал о гигантах, писал о творении за шесть дней, об ангелах, о битвах царя Северного и Южного… Но в хоббитоне лишь смеялись над его вымыслами о стене, называя ее склейкой забора.
За пределами хоббитона, где его книжки хотя и не запрещались, но известны были в основном понаслышке, его вообще считали мошенником. «В наши дни электрических утюгов и космических ракет – как может какой-нибудь Пиппин еще верить в шестидневное творение, краеугольный камень, и в пророчества о нахождении потерянных когда-то племен?», гласил ему типичный приговор Больший критиков. «Шарлатан», делался естественный вывод.
Ну, каким бы он профессором ни был – Господь знает. Профессор (иногда его звали просто - Историк) казался самым старым из четырех друзей. Но друзья знали, что это оттого, что его память, и мысли его простирались назад на такие далекие столетия, что, казалось, он их на самом деле прожил, и был свидетелем многих великих событий. О которых он, кстати, помнил гораздо лучше, чем о том, что было с ним вчера или третьего дня. Одет он был в длинный темно-серый свитер и коричневые вельветовые джинсы. Его волосы тоже просили расчёски, и выглядел он тоже невеселым. Его тонкие, нервные пальцы барабанили по коленкам.
Пиппин: Столько лет я преподавал, со всем усердием и старанием! Сколько испытал восторга, того содрогания, того духовного броска, когда ты делишься со студентами которых ты любишь, и которым ты доверяешь – и которые слушают тебя, доверяют тебе, любят тебя! И это было одним из ручейков, питающих реку вдохновения. Сейчас многие ручейки пересохли – и это тяжелое бремя. Но эта работа дала мне почувствать, будто во мне самом течет полноводная река!
Фродо: Друзья, позвольте напомнить вам о цели нашего собрания. Мы должны решить – что нам делать с нашим открытием? Мы все с вами отметили, что это тяжелый крест. Будем ли мы продолжать его нести? Или оставим? И если нести – то куда? Кому?
Но тут я остановлюсь пока. Может, завтра у меня появятся ответы на эти вопросы? Или мысли? Поживем – и увидим.
Чтобы не пропускать новые статьи на разные темы, подпишитесь на мои каналы на Дзен:
Чтобы не пропускать новые статьи подпишитесь на мой канал "Открытая Семинария".
А также:
Заходите на мой сайт "Духовный миллионщик".
Смотрите интересные видео на моём YouTube канале «Открытая семинария».
А на YouTube канале «Солёное радио» мы проводим прямы эфиры на разные темы.
Вступайте в группу "Открытая семинария" и "Солёное радио" в ВК.