Зоя была отличницей, победителем школьных и городских олимпиад, прекрасно рисовала и любила читать. Но рисунков никому не показывала, о прочитанном не говорила. Она вообще была скромной и молчаливой, насколько может быть тихоней ученица, которую часто спрашивают на уроках, отправляют на разные мероприятия, чтоб защищала честь класса и школы. Но после блестящей очередной победы в её жизни снова начинались беспросветные сумерки.
Они приехали в прикамский городок из сибирского поселка, когда Зоя перешла в третий класс. Новенькую – невысокую, худенькую, сначала никто особо не заметил. «Ну, пришла, села за парту, пусть сидит», - читалось в глазах учеников. Но все обратили внимание, когда на заданный вопрос, замухрышка дала развёрнутый ответ таким ясным чистым голосом, что даже строгая учительница отметила: «Зоя Фролова! Сразу видно, что в своей школе ты училась хорошо!»
– Да. На «пятёрки», – скромно кивнула девочка. «Молодец, – сказала Серафима Петровна и, повысив голос, обратилась к классу. – Вот так отвечать надо, Савин и Плашкина! А не мычать телятами, когда вас спрашивают». И с того дня учительница, пожилая, с короткой стрижкой поседевших волос, оценивая Зоино старание, часто подчёркивала: «Молодец, Зоечка! Моя бы воля, только с тобой занималась, а полкласса бы в пятую школу сдала!» Класс угрюмо молчал, кидая злобные взгляды на новенькую, ведь «пятая» была заведением для умственно отсталых детей.
В конце года октябрят стали готовить к приему в пионеры. Серафима объявила: «Совет дружины постановил, что сначала примут самых лучших. Их повезут в военную часть на праздник 9 мая, им галстуки повяжут ветераны. Всех остальных примут в школе на торжественной линейке».
Спустя много лет, когда Зоя, не выдержав буллинга, тогда это называлось травлей, решила уйти из школы, одна одноклассница сказала: «Я тебя возненавидела, когда одну из класса первую приняли в пионеры. Мне было обидно! Чем я хуже тебя?» …А тогда, стоя в шеренге перед ротой улыбающихся солдат, Зою не покидало ощущение некой неправильности происходящего. Из других классов и школ было по пять октябрят, из её класса она - одна. На другой день с галстуком на груди, перешагнув порог кабинета, она словно напоролась на невидимую стену ненависти и зависти, только девятилетняя девочка не сразу это смогла осознать.
Поняла позже. В течение многих лет её ненавидели, унижали, обижали: тыкали циркулем, при выходе к доске устраивали подножки, придумывали клички, прятали портфель, сменку, воровали тетради, линейки, ластики, портили вещи, вписывали в дневник двойки, и не потому, что она была плохим человеком, как думала школьница сначала, а потому, что недальновидная учительница возвышением одной и унижением других поставила ученицу «вне закона». А девочка, выросшая в уединенном домике у края таёжного леса, не посещавшая детский сад, умеющая понимать язык деревьев и птиц по книжкам Чарушина и Бианки,
не умела защищать себя от обидчиков и жаловаться взрослым, а только копалась в душе, мучительно ища ответы на горькие вопросы. ...
У неё была крепкая нервная система и спокойная обстановка в семье. Много лет скрывала свою боль, не желая огорчать родителей, имеющих проблемы со здоровьем. Видела, как радовались её успехам, с родительских собраний возвращались окрылёнными, и мужественно терпела травлю, отдыхая душой только в каникулы.
В девятом классе ей порезали новое пальто. Брела по заснеженной улице с искромсанным воротником, дырой на рукаве, глаза были сухими, но никто не знал, каково ей было. Помнила каждое слово за семейным столом, когда обсуждали, какую покупку сделать с получки. Сердце ныло от мысли, что нельзя купить обновки обеим сестрёнкам сразу. Пообещав сапожки со следующей зарплаты младшей, пошли покупать пальто старшей. Выбрали любимый цвет – синий, и воротничок из белого искусственного меха был таким красивым, и манжеты тоже. Она чувствовала себя нарядной Снегурочкой из детской сказки, но только два дня!
Пришлось рассказать маме многое из того, что пережила за несколько лет. Та была потрясена, растеряна… Пальто унесли к знакомой портнихе, где его прекрасно отремонтировали, пришили новый воротник.
В пятницу было комсомольское собрание, с которого почти все парни благополучно сбежали. Подводя итоги учёбы за четверть, Зое, как комсоргу, пришлось задать вопрос: «Девчонки! Когда за ум возьмётесь, ведь так учиться нельзя». Альбина Кочкина, высокая, красивая, поднялась и, цедя слова через губу, заговорила:
– Какое право имеешь с нами так разговаривать! Ты кто? Учитель? Директор? Мышь серая! Не доросла ещё нас носом в дерьмо тыкать! Ещё раз вякнешь, ответишь, и не здесь!
Впервые за все годы у Зои задрожали губы: «Так зачем меня комсоргом выбрали?» Другая хохотнула: «А кому охота этот воз везти!» И тогда Зоя сказала, обводя глазами девчонок: «За что вы меня столько лет ненавидите? Что я плохого сделала?» Рыдая, выскочила из класса. В школу больше не приходила.
Потом к Зое пришли две одноклассницы из тех, кто не нападал, но молча, много лет наблюдал травлю отличницы. Опустив головы, стали просить прощения. Одна сказала: «Я много раз хотела защитить, но боялась, что с тебя перекинутся на меня. Всегда ведь в школе кого-то травят и дразнят». Зоя ответила: «Ещё Чарльз Диккенс сказал: «Глубоко в человеческом сердце заложена страсть травить кого-нибудь». Другая сквозь слёзы воскликнула: «Только на всех - то зла не держи… Хоть эти моднячки тебя унижают, всё равно знают, ты – самая умная и лучшая. Это они тебя не достойны!» Зоя заплакала. Поразительные слова, о которых мечтать не могла, доходили, как сквозь толстый слой ваты, но ничего уже не могли изменить.
Перед приходом в другую школу, мама и Зоина тётя побеседовали с новым классным руководителем. Неизвестно, давался ли классу какой - то настрой, или ребята были в большей мере самодостаточными и не нуждались в самоутверждении за счёт слабых, но к Зое сразу стали относиться доброжелательно. Приходя домой, она говорила: «Мама, меня уважают! Там так тепло и спокойно, что из класса уходить не хочется. А я ничего хорошего ещё не сделала! Ни одного конкурса для них не выиграла, ни в одной олимпиаде не участвовала? За что мне такое счастье, мама?»
Закачивая рассказ, Зоина тётя смахнула с ресниц слёзу:
– Зачем она раньше никому не рассказывала? Всё скрывала! А я замечала! Девчонке двенадцать, а глаза порой такие взрослые, такие печальные. Я спрашиваю, что за грусть, она успокаивает! А надо было насторожиться… Ну, не бывает такого лица у счастливых успешных детей…
– А как сейчас Зоя? Окончила вуз? Кем работает?
– Она устала учиться в школе. После выпуска год работала в заводской теплице. Потом закончила лесхоз - техникум, вышла замуж. Супруг – мастер на заводе. Прекрасный муж и отец: помог ей вуз заочно закончить. Вырастили двух сыновей. А сейчас она ещё пейзажи пишет...
Женщина показала на экране телефона фотографии Зоиных картин. В них много солнца, ярких красок и радости… Радости не всепоглощающей, кричащей на весь свет, а какой-то щемяще – тихой и благостной…
******
Рассказ создан по мотивам откровения Надежды Л. Имена изменены. 2.12.2020. Татьяна Синькова.
При желании можно подписаться на канал или поставить "лайк", если история нашла отклик в вашем сердце.
Следующая история о любви "Златовласка на пристани"
Предыдущий рассказ