… В одной зале огромный телескоп, в другой гигантский планетарий, а на стенах снова портреты, редчайшие гравюры. Развернул я как-то один из прелестнейших томиков начала прошлого столетия, прочитал на шершавой бумаге строки:
Успокой мятежный дух
И в страстях не сгорай,
Не тревожь меня, пастух,
Во свирель не играй, -
и долго стоял очарованный: какой ритм и какая прелесть, грация, танцующий перелив чувств! - Это Иван Алексеевич Бунин, в своей Несрочной весне 1923 года, читает… кого же он читает?, чьи же строки, лиются по шершавым листам, рождая очарованием ритма танцующий перелив чувств?
Чудо слова и чудо чувства… чудо чувства, запечатленного словом… чудо рядом с тобой, всегда рядом, протяни только руку, возьми и открой наугад прелестнейший, чуть непривычно тяжеловатый, томик начала позапрошлого столетия, и –
…но, сначала … таже постой мало, дондеже утишатся вся чувства. Тогда сотвори начало не вскоре, без лености, со умилением и сокрушенным сердцем. Рцы cиe: Блаже́н муж: тихо и разумно, со вниманием, а не борзяся, якоже и умом разумевати глаголемая… (Псалтирь) – эти же слова, в этом самом виде, строе и порядке читал поэт позапрошлого столетия, читал, может, и скорее всего, незадолго до того, как вывел на листе: Успокой мятежный дух … так же и ты, сегодня, прочти, медленно и погружено, не борзяся и со вниманием сердечным -
Песня XXXIII
Успокой смятенный духъ,
И крушасъ не сгарай!
Не тревожь меня пастухъ,
И въ свирель не играй!
Я и такъ тебя люблю, люблю мой светъ,
Ни чево тебя миляй, ни чево лутче нетъ.
Мысли все мои къ тебе,
Всеминутно хотятъ;
Серце отнялъ ты себе;
Очи къ серцу летятъ.
Ты изъ памяти моей не выходишъ вонъ;
Всякую тебя мне ночь представляетъ сонъ.
Но въ мечте, не съ сей судьбой,
Представляется мне;
Я цалуяся съ тобой,
Обнимаюся во сне,
Я во сне тебя въ шелашъ сама зову:
Успокой смятенный духъ; будетъ то на яву!
(А.П. Сумароков, Песня («Успокой смятенный дух...»). - Трудолюбивая пчела, 1759, ноябрь, с. 702).
… кто же автор, сотворивший чудо сие?, и что же за томик держишь ты в руках, тяжеловатый, весомо ветхий, томик - Сумарокова Александра Петровича (1717-1777) - Полное собрание всех сочинений, : В стихах и прозе, / Покойнаго действительнаго статскаго советника, ордена св. Анны кавалера и Лейпцигскаго ученаго собрания члена, Александра Петровича Сумарокова. ; Собраны и изданы в удовольствие любителей российской учености Николаем Новиковым, членом Вольнаго Российскаго собрания при Имп. Московском университете. - 2-е изд. - Москва : Унив. тип., у Н. Новикова, 1787. -8. Часть 8. - 358 с. …
… читаешь стихи Сумарокова, и упокоевается смятенный дух и сокрушается сердце не о минувшем, а о сегодняшнем дне твоем, как же ежедневно умудряешься ты, как же минуешь это чудо, чудо русской поэзии, чудо русской литературы, а время коротко, жизнь мгновенна, - разверни один из прелестнейших томиков начала позапрошлого столетия, прочитай на шершавой бумаге … о чем эти строки?
- О Любви… любовь всегда больше… Ны́нѣ же пребывáютъ вѣ́ра, надéжда, любы́, три́ сiя́: бóлши же си́хъ любы́ … но любовь из них больше… И эти строки, так же как ты сегодня, сейчас, читал Александр Петрович Сумароков… И знал твердо, в отличии от тебя и от меня – Любовь больше…
Мысли все мои къ тебе,
Всеминутно хотятъ;
Серце отнялъ ты себе;
Очи къ серцу летятъ.
Что скажут мастера слова?, - рифмы то, ведь никакие… вот и тайна поэзии: рифмы никакие… и – неважно это, потому что – чувства какие!, Чувство… и мысли – хотят к тебе, это ожидание и сколь мучительно оно – всеминутно… всеминутно хотеть – переживи это состояние, почувствуй душу любви, душу поэзии… сердце отнято, и – очи летят, а мысли лететь не могут, хотят только, лететь – к тебе… чувствуешь ли, читатель эту всесветную муку разделенности, муку разлученной любви… Но, есть еще и мечта… сильная как сон… и в мечтательном сне – возможно все - не съ сей судьбой – а с тобой, вместе – цалуяся … обнимаяся… - и - во сне тебя въ шелашъ сама зову… (!) – это восемнадцатый век!, друзья мои, восемнадцатый – сама зову… для восемнадцатого века – это революция, да – нет, - любовь это… любовь больше, и, все эти фрейды, что поняли они, якобы о любви с русской поэзией в сравнении, с Александром Петровичем Сумароковым рядом – несопоставимы… и ладно бы еще – сама зову, но сила чувства, сила мечты, а значит – желания, стремления, - столь велика, что раждает уверенность: будетъ то на яву!... будет. Поэтому и дух успокой, и в сокрушении сердца не сгорай.
Живи, люби, - любовь больше - будетъ то на яву!
Любовь – больше… и неразделима, и степеней сравнения не имеет. Любовь к Богу, к Родине, к природе, к женщине, к Слову, к поэзии…
Свою личную любовь и боль о России открывает Бунин в строках Сумарокова, затаивает это чувство в своей «Несрочной весне». Бунин Сумарокова не называет, и только первые строки стихов его произносит, таков Бунин, такова русская литература – потаенна, но потрудись, задумайся сердцем, откроются чудеса, да, какие!
Ты из памяти моей не ходишь вон,
Всякую тебя мне ночь представляет и сон. – Разве не этими, в точности (!) словами, можно наиболее полно выразить мысль и чувство Бунина о погибшей России, о собственной гибели: «России - конец, да и всему, всей моей прежней жизни тоже конец, - даже если... мы не погибнем в этой ледяной пучине...» (Бунин, «Конец», 1921 год). Но вот 1923 год и «Несрочная весна»: Видишь ли, случилось, разумеется, чудо: некто, уже тлевший в смрадной могильной яме, не погиб (…) Теперь он опять среди живых (…) И вот уже давно стало расти во мне некое наваждение. Чем больше привыкал я к тому, что мое восстание из мертвых есть явь, сущая правда (…) И росло, росло наваждение: нет, прежний мир … для меня воскресает все более, становится единственной и все более радостной, уже никому не доступной обителью моей души!». Сравним, просто сравним с заключительной строкой Сумарокова: «Успокой смятенный дух; будет то на яву!».
Можно бы назвать это совпадением, но назвать нельзя: Запись, сделанную Буниным на полях рукописи рассказа «Солнечный удар»: «Ничего лишнего!» – исследователи называют «эстетическим «символом веры» писателя». – У Бунина в целом его творчества – нет ничего лишнего, случайного, тем паче.
Хорошо, пусть Россия, пусть – будет на яву - с опорой на Сумарокова, но, если ничего лишнего, то как быть с «поцелуем»? Ибо у Сумарокова не воскресение, а поцелуй на яву обещан. И «поцелую» есть место и объяснение.
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой -
А с ними поцелуй свиданья...
Но жду его; он за тобой...
(Александр Сергеевич Пушкин, «Для берегов отчизны дальной», 1830).
Сумарокова «поцелуй» оживает у Пушкина, не просто оживает. Пушкин, ранее заметил, совсем, вроде, иначе:
Под небом голубым страны своей родной
Она томилась, увядала...
Увяла наконец, и верно надо мной
Младая тень уже летала;
Но недоступная черта меж нами есть.
(Пушкин, 1826 год).
«Поцелуем» Сумарокова, уверенностью его, преодолевается «недоступная черта» Пушкина. А для героя «Несрочной весны», это Пушкинское ожидание поцелуя – «жду его», и Сумарокова уверенность – «будет то на яву», становятся (у Бунина) ожиданием встречи с Россией, то есть, не с той «героиней», которая ушла в «Отчизну дальнюю», а с самой «Отчизной дальной», с Ее берегами (впрочем, да, и с «героиней», той, за которой остался поцелуй – отсюда, именно у Бунина «Свет Незакатный»: «Не плита, не распятье / Предо мной до сих пор / Институтское платье / И сияющий взор. / Разве ты одинока? / Разве ты не со мной / В нашем прошлом, далеком, / Где и я был иной?.. - 1917). Эта встреча состоится даже не в книге «Жизнь Арсеньева», сама книга «Жизнь Арсеньева» и станет этой воскресшей не только для Бунина, но и для нас – Россией. И обещанный поцелуй возвратит нам Лика, возвратит – на яву.
Да, Сумароков и предположить не мог, как строки его отзовутся в потомках… но отозвались – почему? - Потому что каждое открытие жизни души, настоящее открытие, не исчезает… потому что – и времени нет, и человек все тот же… история души человеческой … едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, - Михаил Юрьевич Лермонтов заметил.
Друзья мои, читайте русскую литературу, русскую поэзию она удивительна и чудесна, она – Вселенная, и каждое мироздание в ней самоценно и дорого. Да, во Вселенной есть быт и внутренние ее стихии и силы: кто-то что-то о ком-то сказал, недооценил, переоценил – что с того? Мы знаем: Белинский о Сумарокове, Пушкин о Сумарокове а, вот Бунин о Сумарокове – «какой ритм и какая прелесть, грация, танцующий перелив чувств!» - до сих пор не знали, знать не хотели, не умели … Мироздания…но, ведь, и мироздания – подними голову, шевелятся в вышине, мерцают, копошатся, дышат, может, и выясняют что-то меж собой, - но от этого чудо их света не тускнеет, не меркнет.
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна, - а знаете, как называется это стихотворение Михаила Васильевича Ломоносова (современника, между прочим, Александра Петровича Сумарокова), - «Вечернее размышление О Божием Величестве при случае великаго Северного сияния» - каков звук, поэзия… Но в этих строках не только Вселенная, в этих строках и русская литература. Неслучайно, ведь, Бунин предваряет строки Сумарокова, обращением в Небо, в космос, во Вселенную – «огромный телескоп, в другой гигантский планетарий … портреты, редчайшие гравюры … один из прелестнейших томиков» - это русская литература… Вселенная русская литература. И Александр Петрович Сумароков светит в ней своим не заемным светом, свет этот удивителен и неповторим, так зачем же ты, о читатель, лишаешь себя и этого света мироздания, и Чуда и Радости, по имени Александр Петрович Сумароков? Лишаешь себя зачем - таинственного мерцания всей бездны, - Вселенной русская литература, - полной своеобычных звезд и мирозданий?
