Луиза Хардиман
Еще примерно десять лет назад об англичанке Нетте Пикок (1864-1938), писавшей об искусстве и вовлеченной в российские художественные реалии рубежа XIX-XX веков, было известно очень мало. Тесная дружба с художницами Марией Васильевной Якунчиковой и Еленой Дмитриевной Поленовой в 1890-е годы побудила ее заняться популяризацией русского искусства и дизайна в Западной Европе.
Она писала статьи для иностранных газет и художественных журналов, помогала друзьям налаживать контакты с Западом и договариваться об участии в художественных выставках. Пикок приезжала в Россию несколько раз и после смерти завещала свою внушительную коллекцию фотографий, сделанных главным образом в России, лондонскому Музею Виктории и Альберта. Недавно были обнаружены новые сведения о жизни Пикок, однако после ее смерти осталось немного документов, так что составить ее биографию все еще довольно сложно[1]. Тем не менее ее история дает ценную информацию об интересах Якунчиковой и Поленовой в области английской художественной культуры, а также показывает, как уже в конце XIX века стремление «женского» искусства двигаться вперед преодолевало государственные границы.
Средоточием обмена идеями и местом, где впервые встретились Нетта Пикок и Мария Васильевна Якунчикова, был Париж, Мекка художников-иностранцев и дом разраставшейся общины русских эмигрантов. С Якунчиковой, жившей в Париже с 1889 года, Пикок познакомилась случайно, и тогда же началась их дружба. Пикок работала учителем английского языка и примерно в 1893 году стала давать уроки детям разносторонне одаренной Александры Васильевны Гольштейн, водившей знакомство с писателями и художниками-символистами. Сын Гольштейн, Лев (Леон) Николаевич Вебер, недавно женился на Якунчиковой, и обе семьи жили в общей квартире на улице Ваграм. Вскоре Пикок стала частью этого сплоченного семейного круга и познакомилась с другими русскими художниками, включая Елену Поленову и Александра Головина.
Ранее Пикок не была связана с Россией, но одной из черт ее характера была тяга к приключениям. Она родилась в городе Сандерленд в семье потомков мореплавателей: со стороны отца ее предком был английский моряк - капитан Уильям Блай, тот самый, которого изгнали с корабля во время знаменитого мятежа на «Баунти». Мать происходила из обеспеченной семьи голландских купцов, так что Пикок росла среди множества книг в космополитичном доме, где говорили на разных языках. При этом, несмотря на свою принадлежность к среднему классу, в политическом плане она придерживалась левых взглядов и предпочла замужеству активную деятельность. Она была всецело за права женщин, хотя о ее участии в кампаниях суфражисток ничего не известно. Желание помочь обездоленным естественным образом привлекло ее внимание к проблемам русского крестьянства - голод 1891-1892 годов подробно освещался в Британии. Соответственно, когда дело дошло до искусства, ее интересы сосредоточились на участии женщин в творческом процессе, включая кустарное производство и возрождение художественных традиций и ремесел, связываемом с неорусским стилем. В Якунчиковой Пикок нашла союзника; обе были образованны и состоятельны, к тому же смелы и радикальны по духу.
Летом 1895 года Якунчикова приехала в Лондон. Пикок, по-видимому, помогала организовать поездку и устроила для гостьи осмотр достопримечательностей. Впечатления художницы от города отражены в письме к Поленовой, в котором Якунчикова удивляется отличиям английской столицы от Парижа. Она писала, что посетила различные «обворожительные» музеи, где «можно черпать такую безграничную массу, что просто захлебнешься»[2]. Еще одним источником вдохновения стала архитектура: «Дома для жилья не требуют фальшивых украшений, нет там ни напутанных железных решеток в окнах, отлитых псевдоренессансовых empir'истых рококовских фруктов гирлянд из штукатурки и камня ets [etc] ... просто гладко, а если украшено, то с творчеством живым, сочным, настоящим»[3]. Зная об интересе Поленовой к керамике, Якунчикова упомянула горшки на подоконниках, а некоторые из них изобразила акварелью: «Во всех окнах со стороны улицы вот эти горшки с цветами, которые я в большом количестве привезла с собой для вдохновения»[4].
В Лондоне Пикок активно интересовалась деятельностью движения «Искусства и ремесла» и могла обратить внимание подруги на его представителей среди британских художников. В письме к Поленовой Якунчикова также нарисовала обложку издания «Baby's Own Aesop» («Эзоп для малышей») - детской азбуки Уолтера Крейна; возможно, именно эта книга вдохновила ее на работу над собственной азбукой несколько лет спустя5. Эскиз обложки эдинбургского междисциплинарного художественного журнала «The Evergreen: A Northern Seasonal», также приводившийся в письме, показывает, что Якунчикова хотела поделиться с Поленовой новейшими тенденциями в современном английском искусстве.
Сама Пикок также училась новому, и во французской столице она начала осознавать весомость художественных и литературных кругов парижских символистов, в которых вращались Гольштейн и Якунчикова. Среди тех, с кем она познакомилась, был художник Одилон Редон, и она стала договариваться о размещении статьи о его творчестве в английском журнале «The Studio»[6]. В письме Гольштейн Пикок рассказывала, как она говорила редактору издания, что «произведения [Редона] здесь [в Англии] не очень известны, и это довольно стыдно»[7]. Она предлагала, чтобы интервью у Редона взял писатель Октав Юзан, «ибо мы, как новички, совершенно не способны воздать [Редону] должное в таком журнале, как "The Studio"»[8]. Хотя интервью не состоялось, более важным успехом стала публикация статьи Юзана о Якунчиковой[9], по-видимому, организованная Пикок и Гольштейн. В ней рассматривалась недавняя работа художницы в технике акватинты (офорта) и имелись четыре иллюстрации: «Вечер», «Страх», «Тишина» и пейзаж без названия, изображавший ребенка за игрой в маленьком дворе. (Исследователь творчества Якунчиковой Михаил Киселев упоминает эту работу под названием «Деревенский дворик», вызывая ассоциации с «Московским двориком» Василия Поленова (1878)[10].)
Статья из 68-го выпуска журнала «Третьяковская галерея»