Шевчук Александр Владимирович
Я уже говорил, что из тринадцати вертолётов Ми-6, работавших в нашем предприятии, осталось только два. Их, полузанесённые снегом фюзеляжи, утопают в сугробах на дальнем конце аэродрома. Две машины были безвозвратно потеряны при авариях. Две стоят в музеях (один – в России, один – в Германии). Один стоит раскрашенный, как попугай, на детской площадке в соседнем городе Усинске, что на сто километров севернее города Печоры. Остальные порезали и сдали на металлолом.
А очень хотелось бы, чтобы родную «шестёрку» поставили на постамент, как сделали, например, в Салехарде, а там, кстати, не только Ми-6 стоит, а всё, что летало в тех краях.
У нас, в Республике Коми, в аэропортах, в основном, стоят, как памятники, вертолёты Ми-4 (в Вуктыле, Усинске, Инте, Воркуте). Только в Ухте стоит перед аэровокзалом вертолёт Ми-1. Всё это хорошие вертолёты, заслуженные машины, летавшие в суровых условиях северного неба.
Но всё-таки хочется, чтобы в родном порту стоял на постаменте именно вертолёт Ми-6, нормально покрашенный, а перед ним табличка с упоминанием имён тех людей, чья судьба связана с этой машиной и с этим небом, которому они отдали долгие часы и годы своей жизни.
Вертолёты, даже самые любимые и надёжные, кормильцы, машины, не раз выносившие нас из всяких передряг, всё-таки только «железо», хоть и одушевлённое, но «железо». И без людей, без их умения, упорства, твёрдого характера, высочайшего профессионализма, даже их слабостей, - остаётся только «железом». Люди, экипажи, вот тот главный, если можно сказать элемент, который составил основу того, что называлось эскадрилья вертолётов Ми-6 338-го лётного отряда Печорского авиапредприятия.
Я счастлив и горд тем, что мне довелось поработать в этой эскадрилье, с этими людьми, в её «золотой период», годы наивысшего расцвета, как это не высокопарно звучит. С одними из них мы провели долгие часы и годы в одной кабине, с некоторыми доводилось летать изредка, сидеть на разборах, на собраниях, пить водку в гараже, на природе, дома. Я видел их «в деле», в гулянке, - всяких. Я помню их всех, - и живых, и мёртвых.
Тем они мне и дороги, что были простые, тёплые «человеки», каждый со своим характером, но вместе мы делали одно дело.
Командиром отряда был Витольд Иванович Терехов. Потом, в разное время, его сменили другие отцы-командиры. Но первый и главный – Витольд Иванович. Когда секретарь вызывала кого-нибудь из провинившихся бывалых КВС-ов (командиров воздушных судов) к Витольду Ивановичу в кабинет, то даже суровые пилотяги вспоминали все свои прегрешения за долгое время и готовились к раздаче «слонов и пряников». Терехов, ещё той, старой закваски советских лётчиков, которые и создали то, что потом назвали – советская лётная школа. Я недавно видел в интернете фотографии Витольда Ивановича, и удивился. Кажется время над ним не властно. Дай бог ему здоровья и долгих лет, сколько боженька отпустит. Потом Витольда Ивановича на посту командира лётного отряда сменили Николай Иванович Поляков, Владимир Петрович Цымбал, Сан Саныч Смяткин. Я говорю о командирах отряда, когда я был ещё летающим человеком.
О судьбе первого комэска, Михаила Сергеевича Гошко, я уже писал. Очень горько, и по-человечески жалко, что такой прекрасный человек и незаурядный лётчик, ушёл из жизни так рано, в ноябре 1982 года. Ему всего-то от роду было 37 лет, я сейчас в полтора раза старше своего первого комэска. Эскадрилья, такой, как я её увидел, когда пришёл в отряд – это его детище. Слава Богу, те, кто командовал эскадрильей после него, ничего не испортили, а только привнесли что-то своё. На нас испробовали и звеньевой метод, и безэскадрильный, мы всё пережили. Потом эскадрильей командовал Сан Саныч Смяткин, ставший, в последствии, командиром отряда.
Эскадрилья, это большой, сложный, живой организм. Представьте, три звена по пять экипажей, это семьдесят пять человек, плюс резервные специалисты – лётчики, штурманы, бортмеханики, бортрадисты. Пилоты-инструктора, командиры звеньев и т.д. и т.п. В лучшие времена нас было около ста десяти человек. Я как-то начал считать, сколько, кого застал, когда пришёл, кто пришёл и ушёл при мне. Где-то на ста двадцати сбился. Потом пришли мне на помощь штурман Витя Артеев и мой друг, однокашник, командир Ми-6 – Андрюша Шмаков. Тремя головами вспомнили ещё с десяток человек. Вот это был коллектив!
На разборе нашей эскадрильи мы занимали весь большой методкласс. Вся эта славная когорта сидела в классе, поблёскивая золотом погон, нагрудных знаков, и рядами пуговиц на кителях. Родной до боли «коллектифф» слётанный, спаянный, и, как говорят некоторые острословы, споенный. А чего там, и работать умели, и выпить умели.
Эскадрилья жила, кто-то приходил новенький, как мы после училища, кто-то уходил на пенсию. Летали по многу. Я же говорю, что приходилось вылётывать годовую саннорму. Частенько бывало так, что с пятнадцатого числа одного месяца по пятнадцатое число другого, налётываешь две месячные саннормы. Т. е. за тридцать календарных дней – 160 часов налёта. И не холодно!
Правда, лётная работа здоровья не добавляет. Постоянные вибрации, высокий уровень шума, перепады давления, температуры, еда всухомятку, излучение локаторов, и т.д. и т.п., приводят к тому, что человека, в конце концов, списывают на землю, а там он остаётся один на один со своими проблемами. Хорошо, если семья крепкая, поддержит, а иногда остаётся человек, сами знаете с чем.
Люди уходили по разному, в разном возрасте. И, когда узнаёшь потом, иногда через долгое время, иногда, случайно, что одним летуном на земле стало меньше – глухая тоска охватывает сердце. А ведь ты его знал, много летал с ним, работали вместе. И вспоминаешь, вспоминаешь.
Ушёл Леонид Владимирович Маслун, с которым я много летал в качестве второго пилота, потом он уже, как пилот-инструктор («нянька») вводил меня в строй, возил меня на мандатную комиссию, и часто говорил мне: « Саня, помни, - я за тебя отвечаю ещё цельных пять лет…». И улыбался при этом, сдвинув на свою седую шевелюру очки в тонкой оправе.
Нет уже на свете Виталия Ильича Ивахненко, учившего меня возить сложные подвески, показывая уроки высшего лётного мастерства. Много лет назад умер Ильич на своей даче, под Сыктывкаром.
Давно нет на свете командиров вертолётов Ми-6 Николая Михайловича Васюнькина, Хайруллина Айдара Натфулловича, пилота-инструктора Николая Ивановича Буланчикова. Недавно ушёл из жизни командир «шестёрки» Вячеслав Михайлович Серов. Умер в подмосковной электричке, когда возвращался домой. Погиб на Украине Боря Ващенко. Он когда-то летал со мной вторым пилотом, потом ввёлся командиром. От болезни скончался мой однокашник Виктор Карпович Ткаченко. Это уже наша учебная эскадрилья, мы вместе летали в училище с нашего аэродрома Большая Кохновка.
Вместе со своим командиром, Васюнькиным, ушёл и его второй пилот, Виктор Иванович Дуля. Когда они летали в одной кабине – это была эпопея. Вы только представьте себе. Висит огромный Ми-6, цепляет балок, подцепщики ползают по балку, как беременные тараканы, еле-еле разбирая крюки «паука». Время бежит, керосин уходит. А дед Васюнькин долго висеть терпеть не может. И вот он, в самый разгар процесса швыряет в приборную доску авиагарнитуру со своей головы, вылетает из пилотского кресла с матюками: « Задолбала, мать, перемать, так их, туды и сюды…», бежит в грузовую кабину и со всей дури пинает ногами ящик с инструментами по левому борту (вместо бокового сидения). В эти секунды, второй пилот, Виктор Иванович Дуля, абсолютно спокойно, как ни в чём не бывало, продолжает удерживать вертолёт над балком, попыхивая «беломориной». Через какое-то время в пилотскую кабину влетает, выпустивший пар, командир, плюхается в своё кресло, пристёгивается, напяливает на голову наушники, и: « Взял управление!». Процесс продолжается, причём без малейших комментариев со стороны второго пилота. Вот это экипаж, их ничем не испугаешь!
Эти лётчики умели всё! Я сам видел, как вертолёт Ми-6, пилотируемый Славой Ильюхиным (он уже давно ушёл с лётной работы, надеюсь, что ещё жив, поскольку никаких слухов и известий не было), выполняет разворот на «горке». Это завораживающее зрелище. Когда то же самое делает маленький Ми-2, во время чемпионатов по вертолётному спорту, это одно. А когда такая махина, как Ми-6, - впечатляет! Жаль, тогда не было видеокамер. Зрелище, достойное того, чтобы его увидели потомки.
Сколько вторых пилотов ушло в дальнюю даль. Нет уже на свете моего первого правого лётчика, с которым я вводился в строй – Евгения Михайловича Вишнёва. Когда он уезжал навсегда, на юг, в Крым, вместе с семьёй – мы не обещали переписываться, ни он, ни я, не любим писать письма. Говорили друг другу – ещё свидимся. Не довелось.
Ушли Николай Иванович Головлёв, Саша Симонов, Саша Гора, Вова Лупьяк. Вова был лётчик отменный, раньше летал на Ми-2. И вот, после трёх отказов подряд (проскальзывание МСХ-муфты свободного хода, их потом доработали), Вова перешёл к нам на Ми-6. Улыбаясь в свои рыжеватые усы, он, шутя, говорил: « Чего-то я устал от этого «велосипеда», а у вас, на большом корабле, как-то спокойнее…».
Сколько же штурманов мы потеряли. На нашем авиационном кладбище, оно прямо за бетонкой аэродрома, за боковой полосой безопасности, есть целая «штурманская» аллея. Они все там лежат, могилы почти рядышком. Геннадий Николаевич Фотиев, Валерий Эдмундович Дегнер, Иван Иванович Винник, Анатолий Андреевич Буравлёв. Ходишь между могилами, смотришь на портреты, на даты и вспоминаешь, вспоминаешь. Со многими из них доводилось подолгу летать в одном экипаже.
Далеко на юге, в Майкопе, похоронен мой первый штурман, Вячеслав Ванефантьевич Скржидлевский. Классный был штурман. Написал целую диссертацию по экономическим аспектам эксплуатации тяжёлых вертолётов. Собрал и систематизировал огромный объём информации (полётные задания, штурманские бортовые журналы), выводил формулы, коэффициенты. Я сам рисовал обложку для этой работы. Он её потом возил в Москву и в ГОСНИИ ПАНХ, на юг. Её оставили для изучения, анализа, но мне кажется, что какой-то авиационный начальник потом на этой работе действительно защитил диссертацию, присвоив работу обычного рядового штурмана.
Про своего второго штурмана, Ивана Ивановича Винника, я уже писал. Что и говорить, это был штурман от бога. Такой же, как Валерий Эдмундович Дегнер.
Иван очень любил сыр с плесенью. Если в командировке летим через Москву (на тренажёр или в перегонку), Ваня обязательно купит этот деликатес и не удержится, чтобы не развернуть его в самолёте. Мы смеялись всем экипажем и говорили: « Иван, отсядь от нас, вон, поближе к туалету, а то пассажиры подумают, что кто-то из лётчиков (а мы же в форме), ботинки снял! На что Иван Иванович с улыбкой отвечал: « Дикие вы люди, ничего не понимаете в изысканном аромате…».
Алексей Степанович Уляшев с нами летал только изредка, на подмену. Я о нём писал в рассказе «Привет, коллеги». Когда со Степанычем играешь в «храп», а он человек азартный, и ему приходила хорошая карта, а на кону стоит приличная сумма, Степаныч начинал нервничать. Лицо в веснушках краснело, глаза блестят, в уголке рта подрагивает сигарета, пальцы нервно перебирают карты. Ну, видно же, сейчас человек «захрапит». И тогда хлопцы за столом вполголоса произносят: « А кто будет мухлевать, получит по морде…», и после небольшой паузы: « По наглой рыжей морде…». И тихонько хихикают. А Степаныч, немного застенчиво улыбаясь, говорит: « Э-э-э! А чего это вы все на меня уставились?». И тогда за столом грохает смех, игра продолжается.
Ушёл из жизни штурман, Коля Вострилов. Когда-то, давным-давно, они на своём Ми-6-ом въехали на взлёте в зимний лес. В снежном вихре вертолёт нагрёб на себя гору снега, движки стали, вертолёт застыл между деревьев, порубив их лопастями. Последним, из смятой нижней кабины, достали штурмана Колю Вострилова. Тогда он отделался переохлаждением и сломанными рёбрами. Прошло много лет, и вот уже нет Николая Вострилова – штурмана вертолёта Ми-6.
Совсем недавно, 18 декабря 2014 года, ушёл из жизни мой предпоследний штурман, Игорёк Сергеев, по прозвищу «Драконя». Ушёл наш маленький весёлый штурман, пройдя путь земной в 48 лет и полтора месяца. Земля ему пухом. Наш экипаж потерял трёх штурманов, двух правых лётчиков, остались мы втроём - механик, радист и я.
Я уже упоминал о Дмитрии Дмитриевиче Шевгенюке, Славе Ли-Чи, Викторе Павловиче Хаткине. Славные были люди, знающие специалисты, толковые бортмеханики. Доводилось много летать со старшим бортмехаником-инструктором, Валентином Николаевичем Соломатиным. Прекрасный специалист, сколько через его руки прошло бортмехаников, про машину знал всё. Нет такого вопроса, на который бы он не ответил. Недавно, к сожалению, схоронили. Хоть возраст и приличный, но всё равно жалко, когда такие люди уходят. Почётный гражданин города Печоры, ветеран предприятия.
Часто вспоминаю Александра Семеновича Призанта. Мне много доводилось с ним летать в экипаже Валентина Михайловича Новикова. Саня отличный спортсмен, лыжник, заядлый автомобилист. Сухая, поджарая, жилистая фигура. Лицо, чем то напоминает лица древних ацтеков. Он был весёлым человеком. Саня показывал один фокус, я его на всю жизнь запомнил. Это даже не фокус, я и не знаю, как это назвать. Летом, в сухую погоду, на подбазе, подальше от посторонних глаз, на спор. Саня, в хлопчатобумажных брюках, обув на ноги кеды, разгоняется по хвостовой балке Ми-6 и мгновенно взбегает на концевую балку, не касаясь её руками, и замирает на хвостовом редукторе, держась руками за лопасть хвостового винта (мы так затормозили несущий винт, чтобы лопасть хвостового торчала точно вверх!). Охренеть!!! Если промажет, там же добрых метров семь до земли лететь. Хорошо хоть хвост вертолёта не над бетонкой, а за краем площадки. Там земля, поросшая травой и низенькими кустиками. Но всё равно, если загреметь, мало не покажется. Саня спор выиграл, а мы притащили от соседнего щита специальную стремянку (с рогами на концах, этими рогами она зацепляется за корпус хвостового редуктора), чтобы снять с хвоста вертолёта Александра Семеновича. Если бы эти эксперименты увидел инженер по технике безопасности, он бы, наверное, повесился на лопастях.
Совсем недавно покинул земную юдоль бортмеханик Ваня Фильченков. Это из Интинских экипажей. Мы его называли «Ванька Белый» (за яркий белый цвет волос). Спи спокойно, Иван.
Сколько уже ушло от нас бортрадистов-бортоператоров. Когда он за рацией – это дальняя связь, сквозь помехи в эфире надо самому что-то услышать, и передать земле важнейшую информацию. А, когда таскаешь подвески, то от глазомера, выдержки, точности работы оператора зависит очень многое. Я со своим бортрадистом-оператором Витей Таранченко сколько лет пролетал, и горя не знал.
Трагически ушли от нас бортрадисты Сергей Александрович Бухалов, Анатолий Михайлович Маматов, старейший наш бортрадист-инструктор Анатолий Павлович Рынденко. Мы его в шутку называли «Кренкель», по фамилии легендарного полярного радиста-зимовщика Эрнста Кренкеля.
Давно не стало радиста Паши Ильина. А совсем недавно, в конце этого лета, ушёл после тяжёлой болезни в не старом ещё возрасте, Александр Николаевич Вишняков. Мне с ним довольно часто приходилось летать. Мой экипаж в шутку говорил: « С Вишняком не пропадёшь!».
Судите сами. Залетишь куда-нибудь в глухомань. Завтрак уже давно прошёл, а до обеда ещё очень далеко, если он вообще будет, этот обед. Поскольку до ближайшей столовой лететь и лететь. И вот прём мы по синему (или хмурому) небу с какой-нибудь подвеской, а иногда и с грузом внутри. Когда под ложечкой начинает сосать, Александр Николаевич достаёт из-под своих ног толстенный портфель, и начинается…!!! Из портфеля извлекаются хлеб, сало, аджика в баночке и термос. Делается такой не хилый бутерброд, которым ребёнка убить можно. На хлеб мажется термоядерная аджика, сверху приличный шмат сала. Первый бутерброд командиру (едим по очереди), остальные пока слюной давятся! После бутерброда в здоровенную крышку от термоса наливается горячущий, ароматный, сладкий чай, который Вишняков сам заваривал на каких-то травах. На наши вопросы, мол, что за траву ты добавляешь в этот крепчайший чай, он с неизменной улыбкой, моргая круглыми глазами, отвечал: « Ебун-трава, а вам что, не нравится? Пейте, не гундите!». Когда экипаж по очереди слопает каждый по вот этому самому «бутербродику» и выдует этот термос, я всегда смеялся: « Саня, после такого перекусона, можно хоть через полюс лететь!». До самой смерти буду помнить вкус этого нехитрого угощения. Спасибо тебе, Александр Николаевич Вишняков.
Вспоминаю техников, бригадиров, инженеров, всех, кто в эти годы работал бок о бок со мной, с нашими экипажами. Низкий им поклон за их золотые руки, светлые головы, терпение и умение. Как знать, может благодаря вашим рукам, вашей внимательности и добросовестности я теперь могу писать эти строки. Нет уже на свете инженера Валерия Петровича Хозяинова (это он руководил сменой лопастей, которые я повредил на Возее-51). Он сотни раз провожал в полёт наши машины. Нет на свете техника-бригадира Модеста Ивановича Паршукова, нет техников Валеры Мельчакова, Ивана Васильевича Чики, нет уже с нами многих хороших людей.
Вы уж простите, мужики, кого не помянул. О судьбе многих я просто не знаю, разбросала жизнь нас в пространстве и времени. И только иногда, случайно, в разговоре: « А, помнишь, ну работал (летал) у нас, ещё уехал туда-то, так вот, - помер. Да ты что?! А где, а сколько ему было, а от чего…».
Но это уже так. Ничего не исправить, не возвратить. И только заломит у виска, и трепыхнётся сердце: « Ну вот, ещё один, ну как же так!». Снаряды падают всё ближе.
Много лет назад, на Таймыре, разбился вертолёт Ми-6. Вибрация трансмиссии, пожар, полёт в облаках, земли не видно. Короче, ушли все.
Высокие умы, подумали, а может и не думали вовсе. И приказ, бац, прекратить эксплуатацию вертолётов Ми-6, вывести из госреестра. Бьются Ми-2, Ми-8, Ми-26, - их же никто не списывает! А моей «ласточке» не повезло. Ну да, устарела, прожорливая и т.д. и т.п. Но вертолёт спасать не стали. Никаких модернизаций, только на металлолом. «Доктор сказал, в морг, значит, в морг!». Каким вертолёт пришёл, почти таким же и ушёл через полвека (ну не долетал, малость, до круглой даты). Я видел, как резали на куски и вывозили на трейлерах это, якобы не одушевлённое «железо».
Мужчины не плачут, они огорчаются. Не стало вертолётов, не стало и эскадрильи. И осталась только память. О людях и вертолётах. О живых и мёртвых.