1. Однажды апостол Павел написал любимым своим евреям: «Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Евр., 11: 1).
Сейчас мы утрём нос апостолу Павлу. А заодно и евреям.
2. Если всерьёз принять слова Павла, а именно так их и следует принимать, ибо апостол был человеком умным, и именно он преобразовал первоначальное христианство в интернациональное сектантство, — если всерьёз принять слова Павла, следует отнестись к ним как к глубоко продуманным формулам веры.
Но тогда что же, в самом деле, есть «уповаемых извещение»? Сообщение о предмете упования. И сообщение не разочаровывающее. Ибо если бы предмет упования разочаровывал как-либо, например, своим несуществованием, что бы на него было и уповать!
И вот вера как раз и мыслится таким сообщением о предмете упования. И это сообщение не формируемо самим верующим с адресацией самому себе, ибо тогда это было бы не верой, а самовозбуждающимся галлюцинаторным комплексом. Очевидно, сообщение должно иметь внешнего посланника, будут ли этим посланником (1) процессы природы, (2) человеческие обстоятельства образа действия или (3) Божественная Личность. Но тогда это — точно не вера, а, скорее, её внешняя поддержка: продолжай верить, вот тебе весточка от Бога, ты на верном пути… Так что «уповаемых извещение» — важное условие веры, поддержание в ней надежды, но не она сама.
3. А что же такое сама вера? Что такое вера сама по себе? В поисках ответов на эти вопросы, обратимся ко второму суждению автора.
Вера есть «вещей обличение невидимых». Что же это такое? Процесс превращения вещей невидимых в видимые, в имеющих сан, статус в обществе, достойное содержание, приличное платье и непримиримое со всякой зрительной неопределённостью обличье.
Итак, вера есть то, что превращает невидимое в видимое. Очевидно, что эта формула веры прямо противоположна предыдущей и она ей противоречит. Если в первой имеется субъект внешнего послания, как бы его ни мыслить, то во второй формуле сам верующий занимается проявлением невидимого, будто потирая пальцем намоченную немецкую переводную картинку и обнаруживая на своём чемодане прекрасную фройляйн, то есть выступает сам субъектом веры, проявителем, если следовать специфике определения. Но это не есть самоподдерживаемая галлюцинация, о которой писалось несколько выше. Предмет проявления может быть вполне внешним верующему, как бы душевно он ни переживался верующим.
4. А как ещё, кроме потирания мокрым пальцем, можно обличать невидимые вещи, утверждая тем самым простой ли текущий порядок своей веры или даже её торжество?
Вообще такое обличение мыслимо двояко.
(1) Можно создавать вещи по невидимым, но знаемым идеям. Например, сколачивать табуретки по своей задумке. Ранее табуреток не было. И вот они появились: прочные, надёжные, любо-дорого посмотреть. Иными словами, любая трудовая деятельность, более того — любое завершение процесса есть предъявление результата к обозрению, так сказать торжество православия.
(2) Можно создавать идеи по невидимым, но познаваемым вещам. Тогда в результате познания в уме познающего сложится ясный лик познаваемой вещи. Неочевидно, что сумма углов плоского треугольника равна двум прямым. Но в результате познания это становится очевидным и приемлемым для любого познающего, для любого треугольника.
5. Рассмотренная по существу и в примерах её применения вторая формула веры тоже из веры выпадает. Выпадает, как и первая. Ибо назвать верой успешно добытое знание или успешную материальную практику язык не поворачивается. Конечно, во всё время процессов и познания, и материального преобразования познающий и действующий должен верить в себя, в свои силы, не должен ни переставать мыслить, ни опускать руки. Но это опять-таки не вера в павловском смысле. (Если вспоминать здесь нобелевского лауреата по физиологии пищеварения, коннотация «вера в павловском смысле» звучит двусмысленно, согласен). Это самосознание и реалистичная самооценка, то есть опять-таки познание и знание, а не вера.
6. Тогда что же такое вера, если она ни «уповаемых извещение», ни «обличение вещей невидимых»? Если воспользоваться лексикой апостола Павла, то вера есть (1) «уповаемых неизвещение» и (2) «необличение вещей невидимых». Но эти отрицаемые сущности должны не просто не существовать, а должны быть даны в эмпирии своего отрицания. И человек должен быть захвачен этой эмпирией, помещён в неё и принят ею в обработку. Вера, таким образом, есть торжество невежества и небытия, Если хотите, то и торжество всякой нежити. Именно на невежестве, нежити, небытии процветает всякая вера.
Скажем, астрология, которая никаких детерминирующих цепочек причин и следствий между положением планеты на видимом небосводе и личной судьбой человека не проводит, а лишь констатирует их, есть активное вменение сознанию, воспринимающему астрологию, веры в неведомое и недоказанное. А упорное нежелание невежественных шарлатанов-астрологов учитывать прецессию земной оси приводит к тому, что астрологам приходится апеллировать к реально невидимому небосводу, апеллировать лишь к сформированному их заблуждающимся умом образу этого небосвода.
Но если кто-то думает, что в христианстве или исламе намного лучше обстоит дело, чем в астрологии, тот ошибается. Как дела у христиан, видно по апостолу Павлу. У мусульман же не лучше. Ислам есть покорность. Полная покорность Аллаху. Это соответствие есть абсолютная истина для мусульманина. Но самое здесь пикантное то, что Аллах неведом для мусульманина, Аллах настолько велик, что не снисходит до изволения ничтожным людям, своему творению, познать Себя, познать Аллаха. Такая абсолютная истина, такая абсолютная покорность неведомому есть полнейшее и весьма деятельное рабство в плену у невежества.
7. Сказанным, разумеется, ничуть не предрекается невозможность познания Бога или атеистическое его низвержение с райских Небес в социальный Ад по методу Е. М. Ярославского. Но верить в Бога значит публично или келейно обличать своё невежество.
2020.12.01.