Каждый из ныне живущих, ранее уже когда-то жил, и лишь природное ограничение его памяти не позволяет ему вспомнить, что с ним происходило до его рождения. Но уже в античности люди знали о том, что их жизнь это бесконечная череда перевоплощений.
В Древнем Риме существовал праздник - Мистерия Аттиса - посвящённый идеи перевоплощения после смерти.
22 марта, в день весеннего равноденствия, в лесу срубали сосну (согласно одной из версий мифа, Аттис оскопился и умер под сосной). Дерево приносили в храм Кибелы и оказывали ему божеские почести. Затем его ствол, как труп, перебинтовывали шерстяными повязками («плащаница») и обкладывали венками из фиалок (фиалка – цветок, выросший из крови Аттиса). К середине ствола привязывали статуэтку юного бога Аттиса.
23 марта трубили в трубы. Этот день, имевший в римском календаре название Dies Sanguinis («Кровавый день»), был центральным днем мистерии. Архигалл (первосвященник) вскрывал вены на руке, а жрецы более низкого ранга приводили себя в состояние экстатического исступления буйной музыкой кимвалов, барабанов, рогов и флейт, с трясущимися головами и развевающимися волосами кружились в пляске и наконец, утратив чувствительность к боли, начинали наносить себе раны глиняными черепками и ножами, забрызгивая алтарь и дерево.
Дж. Фрезер предполагает, что в этот же день оскоплялись и новопосвященные жрецы, бросая отрезанные гениталии в статую Кибелы. Затем отрезанные органы погребали в земле храма Кибелы. По окончании этих экстатических ритуалов статуэтку Аттиса отвязывали от дерева и хоронили в земле. Наступало молчание и всеобщая скорбь. И вдруг в самый тягостный момент скорбного безмолвия вспыхивал свет факелов, и жрец возглашал: «Жив Аттис, жив! Радуйся, Жених, Свет Новый, радуйся!»
Могила Аттиса отверзалась, и бог восставал из мертвых, а жрец помазав уста скорбевших миррой (или елеем), шептал им на ухо: «Мужайтесь, мисты (посвященные в таинство)! Бог спасен, и будет нам от бед спасение».
25 марта (считавшийся в Риме собственно днем весеннего равноденствия), праздновался как день воскресения бога, и верующие предавались буйному веселью. В Риме этот праздник проходил как карнавал и назывался Праздником Радости. В этот день позволялось все. Римляне разгуливали по городу в масках, и любой человек мог присвоить себе самый высокий и священный сан.
Следующий день посвящали отдыху и покою. Завершались мистерии 27 марта шествием к речке Альмону. В тележку, запряженную волами, клали статую Кибелы с лицом, изваянным из шершавого темного камня. Знатные патриции, ступавшие босыми ногами, медленно влекли колесницу к реке, впадающей в Тибр под стенами Рима. Там одетый в пурпурные ризы первосвященник омывал статую, повозку и другие священные объекты проточной водой, на обратном пути повозку и волов увивали свежими весенними цветами. Участники ритуала переживали катарсис, духовное очищение и обновление, царило радостное и веселое настроение.
В ритуал смерти и воскресения Аттиса входила и священная трапеза, своего рода причастие, когда верующий вкушал пищу с тимпана, а питье – с кимвала, главных музыкальных инструментов священного оркестра. Во время этого таинства жрец произносил: «С тимпана вкусил, с кимвала испил, приобщился Аттису».
В общем виде учение о метапсихозе встречается уже в орфизме, но только Пифагор (580 – 500 гг. до н.э.) впервые облекает его в форму философской идеи. Он решительно заявлял о переселении душ. Ему принадлежат слова: «Душа, попадая то в одно существо, то в другое, движется, таким образом, в круговороте, предписанном необходимостью».
Ксенофан, современник Пифагора, приводит такой случай, доказывающий, что реинкарнация существует. Однажды, проходя мимо и заметив, что мучают щенка, Пифагор воскликнул: «Перестаньте! Прекратите эти ужасные побои, потому что на самом деле это душа человека, бывшего моим другом. Я узнал его, как только услышал этот громкий крик».
Свидетельству Ксенофана вторит Диоген Лаэртский (I век н.э.), который отмечает способность Пифагора воскрешать в памяти свои прошлые жизни. Другой биограф, Ямблих (IV век н.э.), добавляет, что Пифагор к тому же обучал других восстанавливать детали из их прежних жизней.
Эмпедокл (490 – 430 гг. до н.э.), в свою очередь, учил, что души первоначально обитали в высших сферах и пали в этот воплощенный мир из-за того, что совершали неподобающие поступки. Они осуждены, согласно Эмпедоклу, на 30 тысяч рождений в разнообразных видах, включая рыб и растения. В конце концов, утверждал он, душа восстановит свое естественное состояние в высшем духовном царстве, чтобы больше уже не рождаться. К тому же он считал, что убийство животных греховно и предопределяет рождение вновь в телах низшего порядка.
Идея Эмпедокла он метапсихозе школой советской философии была приспособлена к теории эволюции Дарвина: «Большое историческое значение имела высказанная Эмпедоклом догадка о закономерной эволюции живых существ в результате естественного отбора более жизнеспособных сочетаний».
Впоследствии идея метапсихоза нашла подробное развитие в сочинении Платона «Федо», где он приводит слова Сократа о том, что душа невидима, ни с чем не смешивается, всегда одна и та же и вечна, что она бессмертна и не перестает существовать после смерти тела. Сократ утверждал, что в этой жизни существо на самом деле не узнаёт новое, а, скорее, припоминает истины, известные ему из прошлых жизней.
Платон разделял эти суждения и последовательно развивал их. Он утверждал, что душа заключена в темницу материального тела и с его смертью перевоплощается. Поэтому источником познания служат воспоминания бессмертной души человека о мире «идей», то есть бестелесных форм вещей, которые она созерцала до вселения в смертное тело. «Идеи» в отличие от материи вечны, «занебесны», не возникают, не погибают, безотносительны, не зависят от пространства и времени. Чувственные же вещи преходящи, относительны, зависят от пространства и времени. Достоверное познание основывается только на истинно сущих «идеях».
Родоначальники христианской церкви: Климент Александрийский, Юстиниан Мученик (II–III век н. э.), а также святой Григорий Нисский (III–IV век н. э.) и святой Иероним (IV–V век н. э.) неоднократно выступали в поддержку идеи метапсихоза.
Блаженный Августин (354 – 430 гг.), выдающийся христианский богослов и философ, разделял идеи неоплатонизма и размышлял о закреплении доктрины реинкарнации в христианском вероучении. В своей «Исповеди» он писал: «Был ли у меня некий период жизни, предшествовавший младенчеству? Был ли это тот период, что я провел в лоне матери, или какой-то иной?... А что было до этой жизни, о Господь моей радости, пребывал ли я где-либо или в каком-либо теле?»
Наиболее откровенно по поводу метапсихохоза высказывался Ориген (185 – 254 гг.), которого среди отцов церкви ставят на второе место по значимости после Августина Блаженного:
«Некоторые души, склонные творить зло, попадают в человеческие тела, но затем, прожив отмеренный человеку срок, перемещаются в тела животных, а потом опускаются до растительного существования. Следуя обратным путем, они возвышаются и вновь обретают Царствие Небесное»;
«...несомненно, физические тела имеют второстепенное значение; они совершенствуются лишь по мере того, как меняются мыслящие существа».
Учение о метапсихозе представлялось Оригену столь убедительным, что он не мог скрыть своего раздражения по поводу веры ортодоксов в Судный день и последующее воскресение из мертвых. «Как можно восстановить мертвые тела, каждая частица коих перешла во множество иных тел? — вопрошал Ориген. — Которому из тел принадлежат эти молекулы? Вот так люди погружаются в трясину несуразиц и хватаются за благочестивое утверждение о том, что для Бога нет невозможного».
Однако воззрения Оригена на метапсихоз, хотя и разделялись приверженцами христианства, но в вероучении христианской церкви не утвердились. Более того, после его смерти на учение о метапсихозе начались гонения. И причины тому были, скорее политические, нежели теологические. Во времена византийского императора Юстиниана (VI век н.э.) среди христиан преобладали оригенисты, гностики и представители других христианских направлений, признававших метаписихоз. Честолюбивые устремления Юстиниана подсказывали ему вредность этой веры, укоренившейся среди его подданных. Если люди уверены в том, что у них в запасе еще много жизней, в течение которых они смогут развиваться и исправлять совершенные когда-либо ошибки, то станут ли они проявлять должное рвение, как того хотелось императору, в своей теперешней жизни?
Ответ напрашивался отрицательный, и Юстиниан решил использовать христианскую веру в качестве политического орудия. Он рассудил: если людям внушить, что в их распоряжении имеется только одна жизнь, это повысит их ответственность в исполнении долга перед императором и государством. С помощью священства император пожелал «даровать» своим подданным одну-единственную жизнь, после которой те, кто зарекомендовал себя хорошо, отправились бы в рай, кто плохо - в ад. Так, манипулируя религиозными убеждениями, Юстиниан стремился укрепить могущество своей мирской власти.
Продолжение следует.