Глава компании Observer Роман Аранин — о том, как менять мир к лучшему, даже если у тебя не работают руки и ноги
До аварии в 2004 году Роман Аранин был военным летчиком, инженером и успешным бизнесменом. Сегодня он тоже успешный предприниматель, но социальный — основатель и руководитель инновационной компании Observer, производящей инвалидные коляски и занимающейся оборудованием доступной среды для людей с инвалидностью. В интервью для проекта IN YOUR MOCCASINS Янины Урусовой Роман рассказал о том, как ему удалось вернуться к нормальной жизни в «новом» теле и основать новый бизнес.
«Я смотрел на себя как бы сверху»
Авиация не прощает ошибок. А когда у тебя все время занято бизнесом и вечером ты подхватил параплан и помчался летать, то подготовка к полету хромает. Вот и я наделал кучу ошибок. У меня был слишком мощный двигатель на спине, самый большой винт. Когда я начал падать на линию электропередач и она зажужжала между ног, я в панике нажал на гашетку газа, и двигатель развернул меня в стропах. Мотор начал тянуть не вперед, а назад, купол погас. А дальше в состоянии аффекта я давил на газ уже до победного, до земли. При падении рама двигателя перерубила мне шею на уровне четвертого сверху от черепа позвонка (C4). Но мне повезло: с такой травмой выживают всего в 5% случаев, у остальных просто отказывают легкие (происходит их иннервация). У меня же через 40 дней они заработали, я выкарабкался. Поначалу у меня совсем не было понимания того, в каком я состоянии. В первые недели я говорил своим: «Так уж и быть, два месяца летать не буду!» Доктора меня вовсе похоронили: по российской статистике, умирает 80% «шейников» (люди, получившие серьезную травму спинного мозга в шейном отделе). Однажды ночью я проснулся и смотрел на себя как бы сверху: вот я лежу на узкой кровати, в реанимации, а медсестра двигает меня к краю, чтобы перевернуть. И я думаю: «Хорошо, сейчас она его перевернет, а я-то куда лягу?» Позже, анализируя это, я понял, что тогда ночью вымолил у Бога вторую жизнь.
Колдуны и реабилитация
К сожалению, все через это проходят. Однажды к тебе приходят лучшие друзья и советуют поехать к колдуну: он за два-три месяца ставит на ноги людей, у которых то же самое, что и у тебя. При этом врачи говорят, что в лучшем случае ты не ходячий, а на самом деле, может, и не жилец. И тогда, доверившись советам друзей, ты едешь в далекие Калинковичи, на реке Припять, в Беларуси, к колдуну. Но спустя два месяца понимаешь, когда он в лечебных целях кладет руки на коленки твоей жене, что это мошенник и срочно надо уезжать, хотя ты уже отдал за исцеление $7 тыс. После своего возвращения из Беларуси я начал искать нормальные реабилитационные центры. Мне очень помог профессор Качесов, у него достаточно радикальные методы. За простые случаи он не берется, только за самые жесткие. Он приехал, стянул меня за ноги с кровати прямо на пол, дотащил на глазах у изумленных родственников до соседней комнаты и сказал: «Все, ползи! К обеду чтобы на 15 градусов свое тело повернул». А я думаю: «Как ползти? У меня же ничего не двигается вообще». Мне тогда голову поворачивали. Он тогда родственникам сказал: «Положите его на улице, между мусоркой и лужей. Через два дня пить захочет — доползет до лужи. А если есть — то через три — до мусорки». Я тогда перестал к себе относиться как к хрустальной вазе, и стало легче. Потом был центр «Преодоление» — он до сих пор лучший реабилитационный центр в России. За восемь месяцев меня там научили жить в новом теле. Оказалось, что в нем можно ходить в театры, рестораны, на концерты — просто можно жить. И за то, что они мне это показали, я очень благодарен. Пробуждение к жизни — это и есть реабилитация. То есть возвращение в обычную жизнь в своем не совсем обычном теле. И приспособление к нормальной, полноценной жизни в этом новом теле.
Многие «застревают» в своей травме
На восьмой-девятый год я понял, что не только в России, но даже в мире нет ничего для «шейников», тетраплегиков. Вся индустрия заточена под инвалидов-спинальников, у которых функционируют руки. У меня же после пяти лет реабилитации только-только стало получаться поднять руку, положить ее на джойстик и минут за двадцать из спальни доехать до зала — и это для меня была мегасвобода. Потому что я смог сделать это сам и никого не просил меня развернуть к окну или еще куда-то. Думаю, что больше половины людей не вылезают в нормальную жизнь — например, с серьезными травмами позвоночника. Многие «застревают» в своей травме, не выходят из дома. Поэтому один из элементов нашего нового проекта с Евросоюзом — это как раз подхватить человека с травмой позвоночника на начальном этапе, еще в реанимации. И уже там учить родственников, медсестер рядом, как его переворачивать, не допускать появления пролежней, воспаления легких. К выписке мы ему подготавливаем квартиру: ставим пороговые пандусы, оборудуем санузлы, устанавливаем электрическую кровать, прикроватный подъемник, санитарный стул и др., — и учим всем этим пользоваться его и близких. А если это «счастливчик», у которого нет родственников, то мы будем забирать к себе, в домики (мы их сейчас строим для реабилитационного центра «Доступная среда»), и учить, как жить в новом теле, а потом, возможно, — и как работать. Сейчас наша цель — сократить этот период с 3-5 лет до полугода.
«У всякой монеты — две стороны»
«Все ограничения — лишь в твоей голове». Есть отличная книга, «Стратегия глубокого океана», и в ней рассказывается про то, что у всякой монеты — две стороны. С одной — проблема, но если ее перевернуть, то с другой оказывается возможность. У меня получилось так: спустя пять лет после случившегося я спускался на электроколяске к морю, и там был уклон градусов 15. Я чуть резче, чем обычно, отпустил джойстик. Коляска остановилась, а я продолжил движение носом в асфальт. Мы были вместе с другом-инженером, Борисом, и стали думать: а что же делать в такой ситуации? Он тогда предложил поставить на стандартную коляску типа «вездеход» тайваньского производства две дуги и под них — моторчик, который бы перемещал сиденье коляски вместе с человеком в зависимости от уклона поверхности, по которой он движется. То есть, когда едешь вверх, сиденье коляски автоматически уходило бы вперед и вместе с седоком, оставаясь в горизонте, а когда вниз — то назад.
Мы запатентовали эту идею, выточили в гараже две дуги, поставили на коляску примитивный моторчик и позвали фотографа, чтобы все это отснять. Он загнал нас для красивого кадра на лестницу. А коляска по ней поехала — оказался такой неожиданный побочный эффект! Я-то ее задумывал для того, чтобы можно было со своей шестилетней дочерью отправиться на дюну Эфа — мое любимое место. А люди увидели возможность спуститься вниз с четвертого-пятого этажа в доме без лифта.
Когда мы выложили видео с подъемом по лестнице, то со всего мира посыпались запросы. И я тогда понял, что это может быть бизнесом. Сначала нас в команде было трое: я, мой друг-инженер и менеджер, — а сейчас в компании работает уже 44 человека, из которых десять — инвалиды-колясочники. И они делают для других инвалидов инновационные устройства, которые сначала испытывают на себе. Мы ломаем застарелые стереотипы о том, что инвалид-колясочник может только булавки гнуть. Если вы зайдете на канал ObserverRussia в YouTube, то увидите их работающих за токарным или фрезерным станком, трубогибом, с роботом-сварщиком, собирающих коляски. Мы хотим углубиться в тему трудоустройства, ведь у нас появилась своя служба занятости, и планируем в ближайшее время еще несколько специальностей добавить для инвалидов-колясочников — например, на стройке. В реабилитационном центре у них появится возможность получить новую специальность: менеджера, бухгалтера, сварщика. В том числе мы намерены и иностранцев обучать в Калининграде — немцев, например.
- Читайте больше материалов по теме на сайте: https://plus-one.forbes.ru/
Общество не готово трудоустраивать инвалидов
Социум точно не готов принимать инвалидов, и здесь как раз я вижу свою миссию. С какой бы степенью инвалидности ни был человек, он может быть полноценным членом общества и приносить пользу социуму, давать реальные плоды. Мы готовили предложение для губернатора по компенсациям за создание рабочих мест для инвалидов и в нем показали, что, получая небольшую зарплату (около 30 тыс. руб. — это меньше €500), он налогами за год возвращает больше 120 тыc. руб. А на создание рабочего места в России сейчас выплачивается тысяча евро. То есть за два года такой работник полностью возвращает эти деньги налогами, и государство только в прибыли от этого. А помимо налогов, человек здесь же будет свои деньги тратить на еду, одежду и т. д. И кстати, среди сотрудников с инвалидностью у меня нет текучки кадров. В наше время это редкость, и я это очень ценю, потому что толковых людей найти сложно. Недавно я переслушал аудиокнигу «Голова профессора Доуэля», мне многое откликается. Фактически я — та самая «говорящая голова». Руки и ноги не работают, пишу все голосом, компьютером командую голосом, по букве диктую текст. Телевизором управляю голосом, и телефоном. Сотрудниками командую голосом. Хорошо, что есть соответствующая подготовка из армии — я там был старшиной эскадрильи. Это очень помогает.
«Если инвалид-колясочник хочет, чтобы его жизнь была полноценной, то она должна быть строго регламентирована»
Дисциплина и пунктуальность очень важны. Люди, которые рядом и помогают, тоже должны этих правил придерживаться. Если я договорился с вечерним тренером на семь, то он должен быть к этому времени. Потому что я рассчитал для себя: если мой помощник ушел в четыре, то без вероятности пролежня можно посидеть до семи, а в 19:30 пролежень уже начинает появляться. Хотя на новогодние праздники я немного выбиваюсь из этого ритма и не занимаюсь каждый день. Но в обычные дни я каждое утро в домашнем спортзале — этой мой маленький реабилитационный центр. Делаю растяжку, наклоны в сторону, сгибаю ноги. Если тренер еще вечером приходит, то мы стоим на вертикализаторе, и я наклоняюсь, разминаюсь и параллельно смотрю какой-нибудь фильм. Если инвалид-колясочник хочет, чтобы его жизнь была полноценной, то она должна быть строго регламентирована. В 8:00 подъем, час на утренние процедуры (зубы почистить, одеться, позавтракать и т. д.), с 9:00 начинаю работать. Я распределяю время так, что важные звонки делаю, когда в спортзале занимаюсь или еду в машине. Я это лежа делаю, и отдыхаю таким образом. И когда уже в офисе появляюсь, то могу сразу сесть и два-три часа работать. Потом снова надо лечь. Но вот если я из графика выбился, у меня водитель заболел, например, то пока я до офиса добрался — уже устал, и придется сразу лечь. Все складывается из мелочей. Хотя раз в месяц я взбрыкиваю, заваливаюсь на диван, делаю себе три часа выходной, смотрю фильмы.
«Я зависим от окружающих людей»
Один инвалид-спинальник еще в самом начале меня предупреждал о проблемах в семье, говорил, что жена будет ко мне относиться как к ребенку, а себя считать чем-то вроде мамы. Так и получилось. Хотя до аварии у нас было примерно, как в книгах Джека Лондона: я топчу тропу для собак, которые тащат сани, а на них едут моя скво и дети. А тут вдруг все стало наоборот. Была определенная ломка, но я справился, и теперь сомнений нет, кто глава семьи или босс в компании. С другой стороны, я зависим от окружающих людей: если меня в нужный момент не наклонить, я потеряю сознание, могу умереть. Ночью меня надо поворачивать. Сегодня вот сиделке повезло: она делала это всего два раза. Но если я болею, то это может быть пять раз, что очень тяжело. Раньше я дома почти не бывал, а после тяжелого дня отправлялся плавать под парусом или на параплане, чтобы перезагрузиться. Но сейчас этого нет. Первые годы было непросто находиться с близкими 24 часа вместе. Сейчас, в период пандемии, это многие проходят. После аварии я точно стал более терпеливым. Если раньше я бы вспылил, то сейчас просто сижу и терпеливо жду, потому что понимаю: я завишу от этих людей. От своих сотрудников, которые помогают реализовывать мои мечты. От друзей, которые могут меня выдернуть в воскресенье в баню. От семьи, потому что меня надо наклонять, кормить, умывать. От сиделок, которые мной занимаются. Люди рядом со мной точно не из жалости, а потому, что со мной можно зарабатывать нормальные деньги, творить чудеса, строить фабрику, заниматься разработками инновационных колясок, которые будут управляться наклоном головы или дыханием, ездить по лестнице.
«Не можешь противостоять — противолежи!»
Ты живешь и, кажется, всем управляешь в своей жизни, но вдруг оказываешься, как парализованный морж на берегу реки «жизнь». Ты смотришь на воду, которая как текла, так и течет, бурлит. И для остальных ничего не изменилось, а ты выпал из жизни. Есть такая восточная поговорка: никому не интересна высохшая река. И я понял, что надо быть и в этом теле «полноводной» рекой, которая сама может нести на себе другие лодки, направлять их. После коронавируса и изоляции мы вернемся в совсем другую реальность. Это будет не только в России, но и во всем мире. Поэтому надо находить близких по духу людей, наполнять ими свою жизнь. Быть с теми, с кем тебе хорошо, с кем ты смотришь в одном направлении. Слава Полунин это, кажется, сказал: надо работать только с теми людьми, которых хочется обнять. Вот у меня в команде сейчас такие люди. Стройте свой мир, собирайте единомышленников и, главное, не останавливайтесь. Недавно где-то прочитал: «Меняйся или умри!» И не надо бояться перемен, это сейчас надо, это обязательно. Не можешь противостоять — противолежи! Это прямо про меня шутка, но может, еще кому пригодится.
Читайте больше материалов по теме на сайте: https://plus-one.forbes.ru/
Автор: Александра Ходонова
Фото: из личного архива, Артем Логинов
Ставь лайк и подписывайся на наш канал, чтобы не пропустить новые материалы