Один мой мужчина говорит: «Тебе легче мне грудь показать, чем свои сценарии! Ну то есть, если бы мне предложили одно или другое – я, скорее, все равно выбрал бы грудь. Но ведь можно и то, и другое!»
Это правда. В смысле, что грудь показать легче. С грудью у меня априори все отлично (для целевой аудитории, я-то прекрасно знаю все ее сильные и слабые стороны), тут ожидание равно реальность, и восхищение не заставит себя ждать. Чего совершенно не скажешь про сценарии. В сценарии каждый видит свое. Он не грудь третьего размера, чтобы всем нравиться. Сценарий – это плод воображения, мир, вселенная, облеченная в несколько страниц черных букв на белом фоне. Одна десятая, если не меньше, того, что ты хотел сказать. Вы же сами, если понимаете, что сообщение будет больше двухсот знаков, звоните, потому что легче сказать. А ведь сколько еще за текстом, невысказанного, зарытого, удаленного как не визуальное. Смыслы, рождаемые историей.
Когда ты пишешь сценарий – вот про что Александр Сергеевич писал: «Родила царица в ночь, Не то сына, не то дочь, Не мышонка, не лягушку, А неведому зверушку.» Ты не знаешь, кто родился, может быть, экспонат кунсткамеры. Но ты его любишь безусловной любовью, это твое дитя, порождение твоей души, и ты надеешься, что это будет ребенок-вундеркинд, которого полюбят сотни, тысячи людей. И ты так ждешь, чтобы его полюбили, что не можешь и на секунду допустить, чтобы он не понравился. Чтобы хоть кто-то сказал, что у твоего малыша нет слуха или математических способностей. И отдать его в художку.
Мне сегодня хороший знакомый, начинающий режиссер с первой картиной, которую он снял, потому что режиссер отвалился в последний момент – и тогда кто, кроме я – показал свой фильм. Хорошая история и снята хорошо. И вот он спрашивает: увидела ли я два кадра, в которых он заложил свою основную мысль про одиночество кинематографиста? Ну я-то их увидела, только для меня они – ошибка, надуманная херня, наклеенные сверху слова, безжизненное, то, что путает зрителя и убивает всю прелесть основной истории про сочувствие двух незнакомых друг другу людей.
И вот я готова была дать обратную связь, что нужно отрезать финальное заигрывание на тему кинематографизма, потому что это не работает, что это убивает всю хорошую двадцатиминутную драматургию отношений людей, едущих ночью по городу. А он меня спрашивает про какое-то вранье. И слышать ничего не хочет, что хоть сколько-нибудь отличается от того, как он придумал. И человек не видит, как это лишнее обедняет его же собственный фильм. Как три кадра сбрасывают фильм на категорию ниже. Как наполненный материал вдруг сдувается. Он слеп, потому что не хочет увидеть свою ошибку, и глух, потому что не хочет услышать, что он ошибся. Но ошибся в малом. А проигрывает всё.
"Это ТЫ так прочитала", "это ТВОЕ понимание материала", "если бы ТЫ снимала этот материал, то ты бы его сняла, как ТЫ хочешь". Пятидесятикилограммовые доспехи.
И я подумала, как я сама, наверное, бываю глуха к критике, и из-за этого сужаю поле возможностей до одной грядки. Окопала свою грядку, забор вокруг нее построила пятиметровый. Да, обычно, критиканы растаптывают все подчистую, потому что «ради красного словца не пожалеют и отца», но ты же мне доверил свой материал. А я потратила на него двадцать минут своей жизни и десять минут разговора. Вместо того, чтобы сделать работу, за которую мне платят, например, или подготовиться к свиданию.
И вот я сама оказалась на другом конце этого каната. Я даже не знаю, за какие заслуги, у меня у самой три коротких метра, которые по фестивальным меркам прошли слабо, я не пишу критические статьи, я не учу других людей (тому, что я сама не очень-то умею). И мне прямо жаль, что автор так раним, так не готов, в такие латы себя заковывает, что видит лишь узенькую щель. Тоннель. А ведь послушай, выдохни, перевари, подумай – и ты выиграешь. Просто потому что ты что-то узнаешь про зрительское восприятие, про то, какой на самом деле большой материал ты снял, и сможешь это использовать в своих интересах.
Ох, как бы мне самой этот текст впечатать себе в мозгу и каждый раз, проходя мимо, перечитывать.
А я сама только кую новые латы и копья, чтобы расправляться с критиками и зрителями. Хрупкие копья.