Предыдущая глава (начало) смотри:
В такие дни Мари выходила к обеду рассеянная и нервозная.
- Приятного аппетита, моя хорошая!- обращался к ней муж, с удовольствием уплетая вторую порцию отменного жаркого.
- Обед сегодня удался на славу, ты не находишь?Кулинарный шедевр!
Мари в задумчивости водила вилкой по дну тарелки, повторяя изгиб за изгибом украшавший его золочёный узор. "Кулинарный шедевр" она так и не удостоила своим взглядом.
- Да, очень вкусно, должно быть...- Из привычной вежливости произносила она, выпивала стакан чего-то жидкого и сладкого и натянуто улыбалась мужу, извинялась за своё невнимание. Потом, через некоторое время, она понимала, что что-то не так – тянет в желудке, кружится голова. Ах, да! Хочется есть! Тогда она тихонечко пробиралась на кухню, где удавалось найти остатки от предыдущей трапезы, или, как минимум, хлеб. Быстро насытившись, она возвращалась к уединённому пиршеству воображения.
- Голубушка, вы мне не нравитесь последние дни. Что с вами происходит? - требовательно вопрошал муж.
В моменты серьёзных и напряжённых разговоров супруги часто переходили на «Вы».
- Прости, родной! Я так тебя понимаю. Но это надо! – оправдывалась Мари.
- Надо! - Бровь Иллариона в недоумении взлетала вверх.
- Надо, надо! Понимаете, я пишу... Потом покажу, и Вы всё поймёте.
Илларион недовольно ухмылялся, но терпел. Он не любил эти, как он называл, "поэтические припадки» жены. Он тосковал в одиночку, хоть и не хотел признаваться себе в такой слабости, и ревновал жену к неразделённой с ним части её жизни.
Когда терпение всё-таки кончалось, а кончалось оно достаточно быстро, Илларион велел запрягать бричку и отправлялся в столицу. Он спешил заполнить образовавшуюся пустоту новыми впечатлениями и событиями. Благо, творческая жизнь столицы била ключом. Даже если не удастся увидеть чью-нибудь свежую работу, то на увлекательную беседу с собратом по живописному цеху он мог рассчитывать наверняка.
- Я покидаю Вас, моя супруга! - с нарочито серьёзным выражением лица произносил Илларион, прощаясь с Мари. Супруги стояли у ворот усадьбы. Кони были уже запряжены. Они раздували ноздри, встревожено фырчали и нетерпеливо били копытом, готовые, как и их хозяин, отдаться торопливому бегу жизни.
- Почему Вы уезжаете? Я так Вас расстроила? – печально спрашивала Мари.
- Нет, - смягчался Илларион. - Мне действительно надо посетить Петербург. Но, правда и то, что не могу я здесь сидеть и смотреть на Ваш отсутствующий вид! Словно из твоих рук выскользнула жар-птица, оставив лишь разноцветное перо.
- Я понимаю Вас, милый друг,- произносила Мари. - Я всё понимаю. Скоро жар-птица вернется домой. Ещё день, два, и я буду как прежде с Вами.