1220 год. Великий Хорезм. Сбежав из столицы, шахиня Туркан-Хатун петляет по стране в поисках пристанища. Таковым становится Илал – высокогорная крепость Северного Ирана.
Дождливый край встретил Туркан-хатун приветливо, не омрачив радости ни единой тучкой. Неприступность твердыни вселила уверенность в самые робкие сердца.
Облегченно выдохнув, повелительница предалась увеселениям и неге. Казалось самое небо споспешествует делам.
Продолжение. Предыдущая часть и хорезмийское двоевластие покоятся ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Гибель терпеливых
Подобно змеиной чешуе преступники (и преступления) разнятся оттенками. Одно проблескивает благим намерением, другое зеленеет тоской и брагой, третье чернеет беспримесной злобой, где самое зло становится и причиной и целью.
Был человек по имени Умар. Сын туркменского владетеля области Языр, еще в юности он сделался жертвой властолюбия старшего брата.
Брата звали Хинду-хан и в борьбе за власть, он не остановился перед причинением вреда родственнику.
Умара приговорили к ослеплению. НО! Там где братское сердце осталось свирепым – сжалился палач… Умело изобразив на веках следы от шила, он сохранил юноше зрение.
Одиннадцать лет Умар притворялся слепцом, дождавшись когда брат отойдет на Суд естественным образом.
Но если человеку не суждено править, ему тщетно растрачивать себя на ожидания.
Не успел Хинду-хан остыть, власть тут же подобрали юркие хорезмийцы. Предприятие провернула Туркан-хатун, сославшаяся на женитьбе последнего на одной из родственниц (если не сказать соплеменниц).
Для Великого Хорезма последних времен, династический брак являлся привычным способом покончить со старой династией.
Едва незадачливый муж умирал, наследницей объявляли безутешную вдову, прибирая земли к рукам. Покорность и порядок обеспечивали заложники, томившиеся в Гургандже как вяленые дыни нескольких урожаев.
Получив прозвище Сабур-хан (Долготерпеливый) Умар пребывал в хорезмийской столице, снося неволю столь же безропотно, как и мнимую слепоту.
Несчастный пришелся по душе двору, плененному простым нравом и незлобием заложника. К моменту прибытия монгольских послов, тридцатилетний уже Умар прижился во дворце. Обретя друзей, он имел все шансы дожить до старости. НО!
Чингизовы стрелы похоронили идиллию.
Свойственную ей твердость Туркан-хатун не проявила. Любой (почти) преступник на заре деятельности упорен и зол. Когда же за ним приходит отмщение, его встречает жалкое существо.
Утомленный бессонными ночами, изъеденный порогами что глушат совесть, преступник бежит. Злодей раболепствует на брюхе подобно побитому псу.
Так что гонитель (часто такой же преступник, но молодой) недоумевает:
неужели вот это, соделало то…
Туркан-хатун понеслась в галоп, взяв с собой гарем Шаха, его детей и великого визиря (самозванца!) в придачу.
Перед этим, женщина повелела умертвить знатных заложников. В их числе оказались владетели (и сыновья владетелей) Балха, афганских и тюркских земель.
Всего 12 человек – принцев крови и представителей высшего духовенства.
Бедному Умару повезло и здесь. Путь шел через земли Языр, чьим природным владетелем он являлся, владея знаниями о тайных дорогах страны. Когда караван приблизился к области, шахиню стали одолевать страхи и беспокойство.
Подозревая Умара в желании бегства, она прибегла к привычному способу избавления от тревог. Долготерпеливому наследнику – отсекли голову.
Обездоленный странник достиг своей страны, чтобы умереть на границе. В тот скорбный час никто не заметил как солнце стало припекать.
Шутки Иезавели
Хворь выдается кашлем, гордыня – злобными шутками. Если Туркан-хатун когда то и умела шутить, оное умение осталось в прошлом.
Слушая сухие, колючие речи, приближенные вынужденно улыбались. Царедворцы подхихикивали изуверским затеям (нереализованным большей частью, но все же..). Оставшись наедине с собой, человек выдыхал как после встречи с самкой тарантула или злобным псом.
Не страшно когда человек зол и умен, разум сделает его злобу полезной. Не велика потеря когда он добр и глуп, доброта сделает его глупость забавной.
Если же за грехи всех над страной поставлен глупый и злой, его глупость и злоба лягут на каждую голову.
Такой правительницей оказалась Туркан-хатун
Проведя в шахских покоях пятьдесят лет, она умудрилась остаться темной и глупой бабой. Злобность ее со временем разрасталась, не обойдя вниманием даже сына и (особенно) внука.
Съедаемая утробной ненавистью, шахиня ужалила всех до кого дотянулась. Вознесенная к вершинам власти, помыслами она шаркалась по земле, ненавидя иноплеменных снох как полоумная свекровь.
Власть дает злобе возможности.
Живи Туркан-хатун в кипчакских кочевьях, драй она котлы (самое подходящее для злых занятие), шей она одежду... Кто и когда обратил бы на нее внимание.
Получив же безраздельное господство, шахиня повадилась убивать.
Жизнь ее стала ночной, отвратительной. Той, что порой делает женские дела грязнее мужских.
Скверной ведьмой пробиралась шахиня в темнице прислушиваясь к жертвенным корчам. От этих звуков старуха восторженно постукивала сморщенной ножкой, попискивая в унисон с местными крысами.
Ее преступления просто подготовили страну для Чингисхану.
Конец преступницы
Крепость Илал, где заперлась шахская мать - осадил Джэбэ.
Осада шла параллельно с поисками Шаха Мухаммеда, ускользавшего от погони с поистине лисьей хитростью. Разделившись на тысячи, тумены Джэбэ и Субэдэя прочесывали местность огромной гребенкой. Некоторым отрядам приходилось отвлекаться штурмуя крепости.
Так случилось с горным Илалом. Его окружил частокол, перекрывший поставки продовольствия и (самое главное) воды.
Местность Мазандарана славилась дождями, но за четыре месяца осады с неба не упало ни капли. Словно само солнце приветствовало ту, чья печать гласила
Добродетель мира и веры Улуг-Теркен, царица женщин обоих миров
А облака не смели омрачать небесного восхищения.
Утомившись жаждой и страхами, шахиня сдалась. В момент когда она вместе со свитой покидала ворота, небо заволокло тучами, залившими местность горным ливнем.
Крестьяне-старожилы (кому повезло уцелеть после походов Джэбэ, Субэдэя, Джалаль ад Дина, Чормаган-нойона, Байджу и Хулагу) рассказывали, что никогда ни до, ни после воздух не был настолько чистым.
Сама атмосфера радовалась посрамлению зла. НО! Проклятым свойственно тащить за собой невиновных, выживая самим.
Монголы передушили шахских внуков и сыновей, дочерей и внучек раздали приближенным Хана и переметнувшимся на сторону Чингиза мусульманам.
У Туркан-хатун осталась единственная отрада. Мальчик Кюмахи, младший из сыновей Мухаммеда. Ежедневно бабушка расчесывала ему волосы гребешком с нежностью, пробудившейся как молодой побег на высохшей ветке.
В такие моменты все неприятности, голод и унижения уходили куда то вдаль, испаряясь как болотная мгла на полуденном солнце. Воистину даже и преступники благословляются потомством!
В один из дней от Чингисхана пришел тысячник. Мальчика увели к Владыке, где тот посмотрел на него и… велел задушить. Новые львы не щадят потомства львов старых.
Так Туркан-хатун лишили радости родства. В дальнейшем она служила игрушкой монгольских пиров (шахиня пела жалобные песни, увеселяя Чингиза), выпрашивала еду, и… возносилась над другими.
Позорной приживалке казалось ниже своего «достоинства» бежать под крыло Джалаль ад Дина. Такова гордость, черноту мыслей которой не убелят и жизненные скорби.
Воистину:
мнящий о себе нечто - обращается в ничто, а почитающий себя за ничто - становится нечто
Хорезм кипел возмущением и гневом, тумены Толуя ворвались в Хорасан, неутомимые Джэбэ и Субэдэй рыскали в поисках Шаха.
Попутно Нойон и Багатур узнавали невиданные подробности о Кавказских горах, стране яростных гурджиев, землях (и людях!) Креста, славном городе Кивамень (с золотыми крышами!) что стоит на далеком Севере...
Подписывайтесь на канал! Продолжение ЗДЕСЬ