Эдик очень любил свою работу. Она была идеальной: коллектив, который держался на взаимных злых подколах. Тут можно смело шагать по головам. Грызть глотки конкурентам и коллегам ради своей выгоды, а начальство это поощряло. И он упивался своим превосходством над коллегами. Ему даже вверили свиту в виде четырёх новичков, он быстро освоился с ними. Теперь это были его рабы. Ещё он закрутил роман с бухгалтершей, но ему быстро наскучила сильная, и независимая вместе с её котом.
Жалел он об одном: век его тут короток. Предстояло ему здесь проработать не больше 10, от силы 15 лет. К сожалению или к счастью Эдик с годами не менялся. И когда у его коллег будут появляться морщины и вторые подбородки, Эдик останется свеж и молод. Дело в том, что Эдик – вампир.
Обратили его давно. Ещё до войны с Наполеоном. С тех пор он приспособился существовать в новом качестве. И даже умудряется наслаждаться жизнью.
В кабинет врача Эдик заходил смело. Он (как и подобные ему) давно научился жить в мире живых. Притворяться, что ест и дышит и пользоваться благами цивилизации в своё удовольствие.
Врач взял анализ, назвал дату готовности и отпустил счастливого пациента.
И если все в офисе тряслись и гадали, у кого подтвердится анализ на вирус, то Эдик был абсолютно спокоен. Он же вампир, ему это не грозит.
А ещё у Эдика была обратная сторона жизни. Он, как все порядочные вампиры, конечно кровь пил давно свиную или коровью, закупаясь напрямую с бойни в числе групп «Совместные вампирские закупки». Но раз в год «делал себе подарок» и высасывал кровь из какого-нибудь отъявленного негодяя или подонка, которому давно не место на этом свете. Жертву намечал заранее, и всё тщательно планировал и ни разу не был пойман. Всем хорошо: и мир от плохого человека избавил и насытился.
Остановить его могло только одно: Эдик на расстоянии чувствовал, если у человека сифилис или что похуже. Среди вампиров ходили слухи, что эта болячка может прицепиться и убить хладнокровного. Точнее, вампир просто в прах обращается от неё. Но нюх Эдика ещё ни разу не подвёл, и он болезных чувствовал за версту.
Вот как раз на очередной декабрьский вечерок пожилой юноша и назначил свою «трапезу». Отловил в этот раз педофила. Кровушку испил у него. От всех следов избавился, а наутро с чувством удовлетворённости пришёл на работу.
Сообщения с результатами теста начали приходить коллегам почти одновременно. Эдик улыбался ещё, не прочитав сообщение, на затем положительный тест его немало озадачил.
Он помчался к врачу «Вампирского сообщества», который лишь развёл руками. И сказал, что вирус недостаточно изучен, чтобы делать вывод о том, как он влияет на организм вампира. И предостерёг от употребления несвежей крови и не дай Боги, попорченного человека.
Выйдя на улицу из клиники Эдик вдохнул морозный воздух и понял, что ничего не чувствует. Он ничем не пах. Мужчина попытался вспомнить, когда он чувствовал запахи и кроме кошака бухгалтерши, пометившего его ботинок, ничего не смог вспомнить. Мужик, из которого он высосал кровь тоже ничем не пах. И тут ему стало страшно: а если его жертва не пахла, а воняла, разила за километр хворью опасной для него, для Эдика, а он просто этого не заметил.
По дороге к дому, он отгонял от себя грустные мысли. Дома закинул в себя упаковку протиовоирусных, выписанных доктором. Он всё бродил по квартире, размышляя над тем, а что будет, если кто-нибудь из коллег угостит его чесночными хлебцами, а он даже не поймёт, что это чеснок… И думал, что очень обидно пережить пару мировых войн, а откинуться от случайно сожратого кусочка чеснока из-за напрочь отбитого обоняния.
Так в раздумьях прошла его последняя ночь, ибо с первыми лучами зимнего солнца Эдик превратился в прах…
