Второй год к ряду июль воплощает в себе всё то, за что я люто ненавижу лето. Время приближается к десяти часам вечера, солнце уже лениво собирается уходить на покой, но от духоты автобуса запросто можно потерять сознание. Со мною такого, к счастью, пока не случалось, а вот с парой моих бедолаг-попутчиков бывало.
Пока я думал об этом, рядом со мной сел сухой пожилой мужчина, своей внешностью очень напоминавший Андрея Романовича с печально известной фамилией Чикатило. Одного моего взгляда хватило, чтобы заразиться его лысиной. Одной его простодушной улыбки и рябящего узора его рубашки в крупную клетку хватило, чтобы окончательно потерять связь с реальностью. Он наклонился в мою сторону и еле слышным шепотом спросил:
— Хотите ли Вы поговорить о Боге?
Сглотнув слюну, недовольно вздохнув и утерев пот со лба, я одобрительно кивнул.
— Вы знали, что если убить человека, то у него появляется небольшой шанс попасть в рай?
Нахмурив густые русые брови и отрицательно покачав головой, я спросил:
— А почему шанс небольшой?
— А потому, что смерть как таковая - слишком ничтожная плата за человеческий грех. Прежде всего, нужны боль и раскаяние. Нужна искренность, понимаете? Перед убийством непременно нужно замучить человека, ибо никогда человек не будет молиться и раскаиваться так искренно, страдать так по-настоящему, как во время пары-тройки часов ковыряния в его внутренностях разными веселыми приблудами. Боль ради счастья, смерть во имя жизни, понимаете? Во имя Вечной Жизни. Так Он сказал мне. И так, улыбаясь, сказала Она, когда я выкалывал ее милые маленькие глазки. И я поверил Им. Поверил и спас. А кому Вы поверили? Кому Вы помогли? Кого ТЫ спас?!
Я ничего не понял, а оттого воздержался от ответа, отвернувшись к окну. За окном сгустились тучи, тут и там замерцали пушистые веточки молний. Стоявшая почти три недели жара наконец-то закончилась. Но мой собеседник не унимался:
— “Прощай, грусть. Здравствуй, оружие”, слышал такое? То-то же. Запомни, — сказал он уже в полную силу своего призрачного голоса и удалился, оставив меня наедине с полусотней пар выпученных глаз и разносившимся в моей голове эхом напоследок сказанных слов. “Прощай, грусть…”, говоришь?
Тем же вечером, добравшись до дома, я около часа крутился перед зеркалом, сбривая “под ноль” осточертевшие волосы. Кое-как отрыл в шкафу рубашку с отдаленно похожим узором. Думаю, на только отдаленную похожесть старик не обидится. Ну что ж, прощай же, грусть. Да здравствует новый Мессия.
18.07.2020
