Шевчук Александр Владимирович
Я этого кота на всю жизнь запомнил. Не каждый день такую картинку можно увидеть. Начну по порядку.
Мы в этот день работали в районе Усть-Цильмы. Притащили из Печоры какую-то железяку на одну из Вольминских буровых, перебросили компрессор между соседними буровыми, расположенными в районе речушки Малая Вольма, что находится километрах в пятидесяти-шестидесяти на восток от аэропорта Усть-Цильма. Топливо поджимает, поэтому пора идти на заправку в Усть-Цильму. Заправимся, заодно и пообедаем. А потом продолжим работу.
Усть-Цильма – большой, красивый городок на правом берегу реки Печоры. Язык как- то не поворачивается назвать Усть-Цильму селом. Здесь очень красивые места, это родина моего бортмеханика Виктора Григорьевича Поздеева. Здесь проходит знаменитая Усть-Цилемская горка.
Тогда в аэропорту Усть-Цильма была ещё только старая взлётно-посадочная полоса. Но нам на неё не надо. Мы садимся в специальный квадрат, отмеченный флажками. Это место для посадки вертолётов. Сели, выключились, техники заправляют машину под следующую работу. А экипажу надо пообедать. Судя по часам, столовая сейчас закрыта, время обеда закончилось. Но мы позвонили из диспетчерской в столовую, девочки говорят, что парадная дверь закрыта, чтобы пассажиры не ломились. Но вы зайдите сбоку, через пристройку, дверь там будет открыта, и экипаж покормят за милую душу, только придётся пройти в обеденный зал через кухню.
Пошли. Столовая расположена буквально в пятидесяти метрах от аэропорта, в деревянном одноэтажном здании с высоким крылечком. Люблю я эти маленькие аэропорты, с небольшой полосой, ветроуказателем на столбе и скворечником диспетчерской на маленьком одноэтажном деревянном здании аэровокзальчика. Дышится на этих маленьких аэродромах легко, и веет от них какой-то патриархальностью.
Подошли к столовой, обошли её сбоку, и подходим к маленькой боковой пристройке. В стене маленькое квадратное окно со светлой занавеской, рядом входная дверь. Я иду впереди, экипаж плетётся за мной, предвкушая сытный обед. Я уже протянул руку и взялся за ручку двери, когда мой взгляд упёрся в это небольшое окно. Такого я ещё не видел. Не только я, но и мой экипаж, который сгрудился за моей спиной. Мы замерли и смотрели во все глаза, тихонько посмеиваясь.
За окном был довольно широкий подоконник, отгороженный от подсобки светлой занавеской, т.е. видеть из кухни и подсобки то, что происходит на подоконнике – нельзя!
А на подоконнике происходило. Там стояла большая пятилитровая кастрюля, со сдвинутой немного в сторону, крышкой. Сдвинутой настолько грамотно, чтобы крышка не слетела с кастрюли и не загрохотала по подоконнику, но чтобы в щель свободно пролезала кошачья лапа. Хозяин этой самой лапы сидел тут же, рядом с кастрюлей.
Здоровенный, бело-серый котище, толстый, как подушка, сидел рядом с кастрюлей на подоконнике, мордой к стеклу, а своим толстым задом, с шикарным хвостом - к подсобке и кухне.
Он смотрел своими зелёно-жёлтыми глазищами прямо сквозь стекло, сквозь наш экипаж, куда-то в вечность. Морда ничего не выражала. Время от времени котяра опускал лапу в кастрюлю, доставал её, измазанную толстым слоем сметаны и, не глядя на лапу, принимался её облизывать. Судя по лёгкому оттенку пресыщения в глазах, сметаны он слопал уже предостаточно. Видно давно он уже сидит возле этой кастрюли, но сил отойти от этого халявного «коммунизма» у котейки не нашлось. Да и то правда, такой случАй, бывает только раз в жизни!
Мы, улыбаясь от всей души, любовались этим пушистым любителем сметаны, а он по-прежнему не замечал нас в упор. И только одна мыслишка явственно просматривалась в глубине хитрых кошачьих глаз: « Как бы уйти потом, с минимальными потерями, когда поварихи заметят «дорогого гостенёчка», и прикинут, сколько он извёл диетического продукта!».
Экипаж решил кота не выдавать. Вошли в пристройку, прошли через жаркую кухню прямо в обеденный зал. Разделись, помыли руки, и стали набирать еду на подносы. Второй пилот пробурчал себе под нос: « Сметану брать не буду, кто его знает, этого кота, может он ещё из какой-нибудь кастрюли или бидона сметану пробовал!».
Мы уселись за стол и приступили к обеду. Когда съели первое, второе и взялись за чай с булочками, где-то в глубине кухни, в районе пристройки, что-то грохнуло, зазвенело, и раздался неистовый женский вопль: « Ах, ты ж, гад! Ах, ты ж, поганец!». Потом какие-то шлепки, мощное такое: « М-я-я-у-у!», гулкие шаги, потом всё стихло.
Экипаж, методично жуя булочки, запивая их чаем, сделал не сложный вывод: « Всё, кончилась у кота сказка! Хоть бы не прибили сердешного…».
Когда после обеда мы, поблагодарив хозяюшек за угощение, выбирались обратно через кухню и пристройку, занавеска на окне была отодвинута, кастрюли на подоконнике не было. Бездыханной тушки котяры нигде поблизости, не в пристройке, не снаружи, на улице – не наблюдалось. Видать ушёл на бреющем. Ну, что ж, молодец! Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Извиняюсь, - не ест сметаны.
Вот интересно! Сколько же он её всё-таки съел? И теперь, поди, до конца своих дней на сметану смотреть не сможет. Или у котов со сметаной, как у людей с водкой? Сначала пережрут, говорят, что больше ни-ни, а пройдёт какое-то время, и опять: « Ну, что мужики, по чуть-чуть…».
На мой вопрос котик не ответил бы. Посчитал бы ниже своего достоинства. Что ему какой-то человек? А я тебя помню, котяра!