Шевчук Александр Владимирович
Что и говорить, - авиация, штука «сурьёзная». Романтика романтикой, а вся подготовка к полёту, выполнение полёта, послеполётное обслуживание воздушного судна, жизнь экипажа и вертолёта (самолёта) в воздухе и на земле, чётко расписана во всевозможных наставлениях и руководствах, инструкциях и памятках, приказах и других нормативных документах, о которых нормальный человек, далёкий от авиации, даже не подозревает. Среди огромного множества этих документов есть и неприметная книжечка в тёмно-зелёной обложке с ничего не говорящим постороннему названием – НТЭРАТ ГА-93. В переводе на русский, это означает – Наставление по Технической Эксплуатации и Ремонту Авиационной Техники в Гражданской Авиации от 1993 года. Были наставления и с другой цифрой, более ранние, но возьмём, к примеру, этот документ. Если память мне не изменяет, в пункте 2.2, страница, кажись, тридцатая, написаны замечательные слова: « …воздушное судно перед вылетом должно быть заправлено ГСМ, другими жидкостями и газами в достаточном количестве….».
Может за далью лет что-то и забыл, но порядок слов именно таков. Ну, ГСМ, горюче-смазочные материалы, это понятно. Без топлива, масел, масляных смесей, далеко не улетишь. Да, что там далеко, вообще не улетишь. Газы - азот, сжатый воздух, нейтральный газ, кислород, это тоже понятно. А вот в перечне жидкостей, помимо гидравлической жидкости АМГ-10, спецжидкости для туалета, если, конечно, воздушное судно оборудовано этим туалетом, есть одна, особая жидкость, с неприметным названием СГС. Это СГС расшифровывается как спиртоглицериновая смесь. Никакой нормальный авиатор так её не называет. Это же уму непостижимо, выговорить такое! Для неё придумали гораздо более ёмкое и очень простое название – «шило», или ласково - «шильце». Исходя из официального названия, понятно из каких компонентов она состоит – из спирта и глицерина. Рецепт её чуть было не утратили за далью лет, но от предыдущих поколений экипажей МИ-6 до нас дошли эти заветные цифры- 85 % спирта и 15 % глицерина.
Присутствие на борту вертолёта МИ-6 «шила» обусловлено тем, что оно, это «шило» - противообледенительная жидкость. У вертолёта МИ-6 очень надёжная и эффективная противообледенительная система (ПОС). Носки лопастей несущего винта обогреваются электричеством, воздухозаборники - тоже электричеством, кок и стойки входного направляющего аппарата (ВНА) двигателей – горячим маслом, лобовые стёкла кабин штурмана и лётчиков имеют электрический обогрев, такой же обогрев имеют и ПВД (приёмники воздушного давления).
А вот, для борьбы с обледенением хвостового винта и предназначено «шило». В специальный расходный бачок заливается 28 литров этого «счастья», на приборной доске командира нажимается кнопка, загорается беленькое табло «Насос СЦН-1 включён», и по специальному трубопроводику жидкость подаётся на переднюю кромку лопастей хвостового винта, где, через крошечные отверстия, выходит наружу, смазывает лопасти, и тем самым препятствует их обледенению. В зависимости от того, как леденеет вертолёт, «шило» может расходоваться с различной скоростью. Как видите, система устроена просто и надёжно.
За годы полётов на МИ-6 доводилось много раз попадать в обледенение. И, когда был вторым пилотом, и, когда был командиром экипажа. Помню, в экипаже Леонида Владимировича Маслуна, летал я в качестве второго пилота. Нагрузили мы в Колвато тонн восемь мороженой оленины, зашли в Инту, дозаправились, взлетели и пошли на Печору. Зима, мороз минус 38, подписали эшелон 1200 метров, а смогли набрать только 1140-1150 метров. Леденеем, как зараза. ПОС включена на максимальный цикл, режим движков чуть не взлётный, скорость упала до 120 км в час, табло «обледенение» горит, звёзды над головой видны, вроде уже в чистом небе, а никак не можем выйти из зоны обледенения. На стеклоочистителях видно, как откладывается белый матовый лёд, самый крепкий, кстати. За выхлопными трубами чуть ли не искры летят, как за паровозом. Оборвались антенны дальней связи (второго канала), которые идут от центральной стойки к концам крыльев. Пришлось вернуться, практически свалиться обратно, в Инту, заруливали на стоянку, эти антенны волочились за вертолётом, как ёлочная гирлянда. Все передние поверхности вертолёта, стойки ПВД, шасси, подвесные баки, всё покрыто белым матовым льдом. Мы потом его часа три-четыре отбивали пассатижами, отвёртками, стремянками, всем, чем придётся. Сидит, как припаянный, зараза.
Один раз, когда уже сам летал командиром, правда ещё молодым, и на борту был проверяющим командир звена Владимир Аркадьевич Пау, попали в обледенение днём, при ясном небе. За бортом минус 35 градусов, за лопастями тянется белый след, морозный и красивый. Табло «обледенение» загорелось, ПОС заранее включена на максимум, скорость падает, добавляю мощи, а расход топлива не растёт. Моего опыта ещё маловато, а Владимир Аркадьевич сразу подсказал. Он говорит: « Саня, сейчас ты увидишь интересную вещь! Механик, надень шапку, завяжи уши покрепче и приоткрой верхний люк, чтобы командир увидел воздухозаборники. Давай по быстрому! Саня, смотри! Увидел? Механик, закрывай люк!».
Я увидел! Батюшки! Поперечное сечение воздухозаборников значительно уменьшилось из-за отложения льда, секундный расход воздуха уменьшается, а под него топливная автоматика двигателей выдаёт топливо. Получается дивная картина, я увеличиваю режим, а расход топлива падает. Надо немедленно выходить из зоны обледенения. Вышли. Правда движки у МИ-6 исключительно надёжные, хоть и прожорливые, но рисковать не стоит.
Я для чего приводил примеры и так подробно рассказывал про обледенение? А вот для чего! Экипажи МИ-6 давно заметили, что в какое бы обледенение не вляпался вертолёт вместе с героическим экипажем, хвостовой винт практически не леденеет. А почему? А потому что Михаил Леонтьевич Миль был, ещё раз повторяю, гением. Он, и его славное КБ, таким образом рассчитало и скомпоновало вертолёт МИ-6, подобрало его размерность, что хвостовой винт всегда находится в зоне действия горячих выхлопных газов, летящих из двух огромных выхлопных труб, чуть ли не по метру диаметром каждая. Для подтверждения этого стоит глянуть на вертолёт МИ-6, вернувшийся после двухнедельной командировки, на базу. От самых выхлопных труб и до хвоста, всё в тёмной копоти. Не до конца сгорает топливо, мощь у движков есть, а экономичность – того! Но сейчас речь не о двигателях.
Вот и получается, - хвостовой винт не леденеет, а «шило» на борту имеется. Для чего же оно?! А у этого «шила» помимо официальной, противообледенительной функции, имеется ещё несколько. Эти, вспомогательные функции, имеют исключительно важное значение для жизни экипажа и людей, близких и далёких от авиации.
Поясняю. «Шило» - это универсальная жидкая валюта, лекарственное и сугревательное, а также веселящее и выводящее из строя некоторых «товарищев», средство. При помощи «шила» можно сделать то, что нельзя сделать за деньги. Но пользоваться этой волшебной жидкостью надо очень аккуратно и осторожно. Приведу несколько примеров действия этого волшебного эликсира.
Начало 1980-х годов. В заснеженный аэропорт Петропавловска-Казахского (не путать с Петропавловск-Камчатским), плюхается закопченный вертолёт МИ-6. Это Печорский экипаж гонит в ремонт на Новосибирский авиаремзавод вертолёт. Ещё в воздухе ПДСП (производственно-диспетчерская служба авиапредприятия) Петропавловска-Казахского аэропорта истерично предупредила: « Ночёвкой, если надо, обеспечим, а заправкой – нет, керосина в аэропорту осталось только-только на самый экстренный случай!!!». Так вот же он, этот самый крайний случай! Он сам прилетел к вам в аэропорт, в виде перегоночного МИ-6. Такие сложные вопросы, как заправка вертолёта, по радио не решаются. И командир вертолёта Борис Михайлович Авдонькин решил осчастливить ПДСП личным визитом. За ним, как верный Санчо Панса за Дон Кихотом, плетусь я, второй пилот. И вот входим мы в диспетчерскую ПДСП. Вид у Бориса Михайловича ещё похлеще, чем у Ромы Абрамовича, когда тот поднимается на борт одной из своих яхт. За командиром, по правую руку, чуть отстав на полшага, я. В правой руке у меня портфель, а в нём небольшая такая канистрочка. Царственным жестом Борис Михайлович берёт в руки графин с водой, стоящий на боковом столике и говорит мне: « Александр Владимирович, поменяйте, пожалуйста, жидкость в посуде!».
Я выливаю воду в кадку фикуса, стоящего в углу, и начинаю процесс переливания «шила» из канистрочки в графин. Всё это действие сопровождается весёлым бульканьем и возмущёнными воплями сменного диспетчера ПДСП: « Что вы себе позволяете! Думаете, если у вас спирт есть, значит вам всё можно! Керосина нет, не дам, и не надейтесь!!!». По мере заполнения графина крики затихают. Борис Михайлович и диспетчер внимательно смотрят за моими манипуляциями. Когда графин заполнился, диспетчер произносит: « Сколько?». Авдонькин говорит: « Шесть тонн!». Диспетчер отвечает: « Только пять!».
Как говорил Киса Воробьянинов: « Торг здесь не уместен!». Но сошлись на пяти с половиной тоннах. Высокие договаривающиеся стороны, довольные друг другом, соблюдая этикет, расстаются. Каждая остаётся при своём. Они со спиртом, мы с керосином. Вперёд, ребята, нас ждёт Новосибирск.
Или ещё одна картинка. Аэропорт Свердловска – Кольцово. Мы опять в перегонке. Только теперь я второй пилот в экипаже Леонида Владимировича Маслуна. Мы сели в Кольцово на дозаправку. Чтобы закопченный грязновато-серый вертолёт МИ-6 не выглядел летающим недоразумением на фоне изящных, белых, стремительных лайнеров ИЛ-18, ТУ-134, ТУ-154, диспетчеры нас ставят на стоянку номер 28-А. это в самом конце дальнего перрона, аж у чёрта на куличках, чуть ли не на грунте, чтобы нас не было видно и слышно от аэровокзала. И вот катится наша «ласточка» по магистральной рулёжной дорожке, мимо сверкающих лайнеров, мимо старого и нового здания аэровокзала. Катимся не торопясь, посвистывая лопастями и не громко урча двигателями. С правого и левого борта вертолёта сдвинуты блистера в кабинах, из них торчат две руки. Справа моя, слева – бортмеханика. Ладонь сложена в кулак, но большой палец торчит вверх, а мизинец оттопырен в сторону. Чем-то похоже на значок «лайк», которым теперь пользуются завсегдатаи соцсетей в интернете. А в то время всё прогрессивное человечество понимало, что означает сей знак. Глядя на него, водители топливозаправщиков, АПА, служебного автобуса, техпомощи и т.д., и т.п., понимали, что в Кольцово залетел дорогой гость и его надо уважить. Они отцеплялись от лайнеров, и, выстроившись этакой кавалькадой, тянулись за нами, до той, самой дальней стоянки. И, пока под вопли и проклятия ПДСП, мы пререкались по рации, всё делалось на высочайшем уровне сервиса. И топливом заправлены, если надо, долили масло, и АПА уже под боком, и, если чего-то надо отвезти или куда-то подвезти, да ради бога! Вы нам услуги, а мы вам чудодейственную жидкость под названием «шило». Какая взятка?! Боже упаси! Простая, человеческая благодарность за участие и душевное отношение.
Нас ещё шутя, называли «спиртовозом». Ну, какой мы «спиртовоз»? Всего две заправки по 28 литров, каждая. Настоящим «спиртовозом», а вернее «спиртоносцем» в советской авиации был перехватчик МиГ-25. В него, говорят, заливали до двухсот литров волшебной спиртосодержащей жидкости. Жаль, не знаю её рецепта. Видимо это страшная военная тайна. Правда, она, эта жидкость, у них была не для борьбы с обледенением, а, наоборот, для охлаждения какого-то важного, позарез нужного этому МиГ-25-му, агрегата. Не знаю, правда или нет, но эта жидкость в отличие от нашего «шила», носила волшебное название «МАССАНДРА». И говорят, расшифровывалось это слово, как: « Микоян Артём Славный Сын Армянского Народа Друг Русской Авиации». Каково?!! Просто песня! Не знаю, байка это или нет, но Артём Иванович на возмущение жён лётного и технического состава, мол, нельзя ли заменить жидкость эту чем-нибудь другим, а то, мол, сопьются люди, гордо ответил: « Если партия прикажет, МиГ-25 будет летать даже на коньяке!». Красивая легенда? А может, не легенда? И всё так и было! Волшебный, красивый мир советской, российской авиации…
Теперь вы понимаете, что «шило», не просто противообледенительная жидкость. За неё можно получить услуги, достать кран, тягач, аккумуляторы, запчасти и многое-многое другое.
Так нет же, этого мало! Её, оказывается, ещё употребляют внутрь. А вы как думали. В фильме «Хроника пикирующего бомбардировщика» бортрадист-стрелок вместе со штурманом гонят какой-то ликёр «шасси». Я не представляю, какой у него мог быть вкус, но думаю, что наше «шило» имеет более термоядерные свойства. Во-первых, спирт, а во-вторых, из-за глицерина «шило» имеет сладковато-приторный вкус. Губы блестят также как и глаза, после употребления этого напитка. Некоторые любители «шила», страдающие геморроем, утверждали, что это очень полезный напиток. Спирт, мол, дезинфицирует внутренности, а глицерин, говорят, смягчает. Но мой ехидный вопрос: « Кто говорит, геморрой?!», как правило, оставался без ответа.
По-моему мнению вкус у «шила» отвратительный. Мне объясняли, что я ничего не понимаю в букете и послевкусии этого прекрасного напитка. А если в него добавить лимон, получается очень приличная жидкость, под названием ликёр «Лимонный», как назвал его один из штурманов. Им даже можно угощать знакомых дам, которые ловятся на слово «ликёр». Эта термоядерная штука валит всех с ног одинаково, и дам, и кавалеров, если ошибиться с дозировкой. Кстати, похмеляться на утро вовсе не обязательно. Неосторожно попил водички из-за «сушняка», и бац, зеркало подтверждает, что на работу идти некому!
Как-то мой батя, Вадим Александрович, царство ему небесное, уже, будучи на пенсии, пристал ко мне, когда я был в отпуске: « Шурик (он всегда называл меня именно так), говорят там у вас на Севере, у вертолётчиков, есть какое-то «шило». Ты бы, сынок, привёз его попробовать?». На мои отговорки: « Папа, тебе что, нечего выпить здесь, на Украине? Мне из-за этого «шила» придётся ехать поездом в следующий отпуск, в самолёт с ним не пустят!», батя упёрся: «Привези да привези! Тебе что, жалко?».
Привёз. Литровую банку. Отец осторожно открыл крышку, понюхал, макнул палец, лизнул его, скривился и спросил: « Его, что, прямо так и пьют?!». Нет, говорю, в чайнике заваривают! Но постепенно папа его усидел потихоньку, угощал знакомых машинистов. Они говорили, что «шило» коварная вещь.
Я уже сам летал командиром, и всегда перед отлётом в командировку наблюдал одну и ту же ситуацию. На предварительной подготовке, за моей спиной, в экипаже начинались брожения. Лёгкие совещания, митинги, заседания фракций. Наконец, от имени всего коллектива, ко мне подходил бортмеханик и проникновенно, глядя мне в глаза, говорил: « Саня, тут того. Надо бы выписать в командировку две заправки «шильца»?». На мой вопрос: « Это обязательно? И, почему две заправки!», бортмеханик на голубом глазу цитировал строчки из НТЭРАТ: « Воздушное судно должно быть заправлено ГСМ и всеми газами и жидкостями…». Мол, командировка далеко, надолго, а вдруг обледенение, и, тогда сам понимаешь, командир…
Я понимал и давал согласие. Бортмеханик выписывал требования на две заправки. С этими требованиями я шёл к командиру отряда, без его визы база ГСМ нам «шило» не выдаст. Командир отряда, Юрий Егорович Демидов, внимательно и настороженно рассматривал меня, как диверсанта, прихлёбывая чай из тонкого стакана в подстаканнике. Мол, чего припёрся? Я объяснил, чего припёрся. Юрий Егорыч, тяжело вздохнул: « Две заправки?! На хрена вам столько?». Я, также как мой родной бортмеханик, затянул старую песню, цитируя НТЭРАТ, поминая обледенение и так далее.
Командир, ещё раз горестно вздохнув, и бормоча под нос что-то вроде: « Ну, у тебя экипаж нормальный, вроде буйные не попадались, смотрите мне…», поставил на требованиях свою визу, и я с облегчением выкатился из его кабинета.
А дальше всё как обычно. «Шило» выписали, получили. В расходный бачок заливать не стали. А то, однажды, один ушлый инженер, додумался промывать этот расходный бак керосином, чтобы «шило» использовалось строго по назначению. Не дай бог испортим продукт, и его останется только что на хвостовой винт вылить. Который всё равно не леденеет. Как говорит мой славный экипаж: « Если командир так боится обледенения, то пусть свою порцию в бачок и заливает, а мы и так долетим!».
Да, ещё же и с техбригадой надо поделиться. Они же наши, родные, так же мёрзнут и летают с нами, обслуживают нашу «ласточку» на любой холодрыге. Короче, вокруг одни расхитители социалистической собственности, с которыми: « Мы будем, прямо-таки, нещадно бороться!», как говорил товарищ Папанов в фильме «Берегись автомобиля».
Вот интересно, мучает ли меня совесть, как расхитителя социалистической собственности? Вроде не сильно. Я не оправдываюсь, но как вспомню шустрых комсомольских вожаков по фамилии Чубайс, Гайдар, Ходорковский и других (список можно продолжать, он почти весь в журнале «Форбс»), вмиг растащивших социалистическую собственность, так мне мои манипуляции с «шилом», кажутся детским лепетом на фоне эшелона дизельного топлива, с которого начинал Рома Абрамович.
«Шило» надо списывать грамотно. В полёте на магнитофон МС-61 записывается: « Попали в обледенение, загорелось табло «обледенение», включён насос СЦН-1, работал столько то минут, температура за бортом такая то, эшелон полёта такой то». Соответствующая запись в задании на полёт. А после полёта, на метеостанции, соответствующий штамп и запись, подтверждающая, что экипаж НЕ ПРЕДНАМЕРЕННО вляпался в обледенение. Дежурный синоптик, глядя в прогнозы и ставя штамп, удивлённо спрашивает: «А где это вы обледенение нашли?!». А мы были далеко, летели высоко, и вообще, места знать надо.
А в командировке, в глухомани, буквально через час после прилёта, вся округа уже знает, где теперь есть спирт. И начинается. Ходоки, как к Ленину в Кремль. И оленеводы, и местные аборигены, и вечером, и глухой ночью вломятся: « Картошка нужна? А рога оленьи? А мясо оленье вам надо? А камус на пимы?...». А то и просто: « Мужики, налейте, а то помрём!!!». Жизнь есть жизнь. Иногда в родном экипаже, особенно, если несколько дней не летаем из-за погоды, тихие посиделки по чуть-чуть грозят перейти в это самое: « Я требую продолжения банкета!». Как говорится, если нет возможности прекратить пьянку, надо её возглавить. Шутки шутками, но иногда приходилось применять силу. А чего делать? Свой родной экипаж, одна семья.
Вот поэтому я всегда считал, что хоть «шило» и полезная вещь, но, помимо пользы от него, головной боли (в прямом и переносном смысле) хоть отбавляй, если им пользоваться неосторожно. Была бы моя воля, я бы с ним вообще не связывался. Но так нельзя, люди не поймут.
И, вот, когда в 1992 году, в Тюмени, я переучивался на вертолёт МИ-26, я думал, что на нём «всём наскрозь современном», уж точно «шила» нет. Ага, щас!!! Я глубоко ошибался. Сидим на лекции, преподаватель нам два часа вдалбливает в головы устройство гидросистем вертолёта МИ-26. На всю стену аудитории огроменная схема гидросистем. Насосы струйные, шестерёнчатые, гидроаккумуляторы, гидроусилители, трубопроводы, гидробаки, блоки фильтров, краны, исполнительные механизмы, датчики, манометры и т.д. и т.п. Схема, аж, глаза разбегаются. Наконец-то преподаватель выдохся. Отдохнул, помолчал, и спросил: «По гидросистемам вопросы есть?». Вопросов не было.
И тогда он, как с обрыва в реку: «Переходим к следующей теме. Спиртовая система вертолёта МИ-26». Я чуть под парту не съехал. Как, спиртовая?!! Оказалось, есть такая. Шестилитровый бачок спирта под потолком пилотской кабины, маленький насосик, две трубки по полтора метра, две брызгалки на лобовые стёкла кабины (перед командиром и правым лётчиком), перекрывной кран и пара кнопок. Всё. Мы это внимательно выслушали. Лектор говорит: « Вопросы есть?». И тут пошли вопросы, прямо водопад вопросов. Преподаватель даже слегка охренел. Потом выдал: « Да вы совсем оборзели! Я вам два часа объясняю устройство гидросистем, в котором без поллитры не разберёшься, и у вас вопросов по этой теме нет! А тут, по этому спиртовому бачку, вопросов через край. Что вы хотите от меня?».
Ему объяснили: «Мы хотим знать, что нужно сделать, чтобы спирт не выливался на стёкла!». Преподаватель засмеялся и объяснил: « Вот этот кран перекроете, и ничего, никуда не польётся!». То есть драгоценной жидкости не пропадёт ни грамма.
Не знаю, правда это или нет, но история появления спиртовой системы на вертолёте МИ-26 такова. Дело в том, что и в Советском Союзе, и в России, основным и единственным заказчиком на проектирование вертолётов были военные. И вот высокая приёмная комиссия, изучая проект будущего МИ-26, задала вопрос: « А где спирт?!». Ей объяснили, а зачем вам спирт, если всё обогревается электричеством, горячим маслом, и никакой спирт ни для какого хвостового винта не нужен. Вояки упёрлись рогом, мол, что хотите делайте, но чтобы спирт на борту был. И тогда придумали омывание спиртом лобовых стёкол кабины от налипших мошек и комаров, которые плющатся о лобовое стекло в полёте. А почему именно спирт? Да потому, что спирт-это единственная жидкость, которая не замерзает, даже при минус сорок. И ни одна зараза, не задалась вопросом: « А какие такие мошки и комары летают над землёй при такой бодрящей температуре?».
Правда, симпатичная история? Очень хочется, чтобы это было сказкой, которую люди сделали былью. И, как говорил один знакомый техник-бригадир: « Настоящий воздушный корабль, это если на нём есть спирт и чего-нибудь спиртосодержащее, а иначе, это просто воздушное судно». Именно так, в слове «судно» ударение на букву О.
Я горжусь, что мне доводилось работать на настоящем воздушном корабле. Хоть, как я говорил, от «шила», кроме пользы, и хлопот достаточно. Сколько раз «шило» выручало нас во всяких ситуациях по работе, во времена горбачевских экспериментов с сухим законом, во времена пустых прилавков ельцинско-гайдаровских реформаторов. И написал я об этой жидкости СГС в память о хороших людях, которых я люблю и уважаю, часть из них ещё живы, а кто-то уже ушёл далеко-далеко. Но я помню, как менялись их лица, и появлялась на этих лицах лёгкая улыбка при упоминании простого и короткого слова – «шило». Нет, они не были алкашами, не подумайте. Они были отличными воздушными работягами, высокими профессионалами, делавшими сложную работу в непростых условиях северного неба. Ну, пожалуй, и хватит о «шиле», все песни когда-нибудь кончаются. Здоровья вам, летающим и читающим.