Шевчук Александр Владимирович
Господи, как же давно это было. Двадцать восемь лет назад. А кажется, будто вчера. Середина августа 1985 года. Три месяца, как я нацепил золотистые командирские «дубы» на козырёк фуражки и стал командиром экипажа вертолёта МИ-6. Нет, конечно, ещё не стал, а только становлюсь, завоёвываю доверие и уважение экипажа в каждодневных полётах. Набираюсь опыта, стараюсь не делать ошибок. Пока вроде получается. Потихоньку притираемся друг к другу. Опыта я набираюсь, но его у меня пока ещё маловато. Вот из-за недостатка опыта и произошла следующая история.
Мы работали на подбазе Возей-51. В один из славных деньков начала августа, утром, перед полётами ко мне подходит диспетчер Валера, ныне, уже, к большому сожалению, покойный, и спрашивает: « Саня, а куда вы сегодня собираетесь летать?». Отвечаю, что будем целый день работать в устье Сандивея, перебрасывать с берега разные подвески на буровые, а приходить на заправку будем сюда, на Возей. Валера продолжает: « А вода там или водоёмы какие-нибудь есть?».
Отвечаю: «Валера, речка Сандивей впадает в речку Колва. Как ты думаешь, вода там есть? Скажи прямо, чего ты хочешь?». Отвечает, что у него сегодня выходной, и он хотел бы рыбку половить с лодочки или с берега. Да ради бога! Собирайся, говорю, бери свою лодочку надувную, снасти, первым рейсом я тебя высажу на берегу, а вечером, перед концом работы, завершающим рейсом я тебя заберу и привезу обратно на Возей.
Сказано, сделано. Валера быстро собрался, забросил свою лодку и снасти в вертолёт и мы его отвезли. Целый день таскали подвески, а вечером, в конце дня, Валера дожидался нас на берегу Сандивея. Приткнулись на минуту колёсами на берег, забрали Валеру и помчались на подбазу. Пока летели, Валера, сидя на стуле возле моего правого плеча, орал, сдвинув на моей голове наушники, что денёк славный удался, правда, поймал рыбки не много, но отдохнул чудесно.
Прилетели, работа закончена, пока сдавали машину, заправляли вертолёт, Валера поблагодарил экипаж и ушёл на отдых, по пути рассказывая всем встречным и поперечным, как он отдохнул и хвастался своим уловом.
Среди встречных и поперечных ему попался начальник вертодрома Возей-51 Николай Иванович Г. Это был человек в возрасте. Когда-то он летал у нас на МИ-6 вторым пилотом, но потом вышел на пенсию и, чтобы не сидеть дома, согласился стать начальником вертодрома Возей-51. Хоть начальник небольшой, но всё же начальник. Характер у Николая Ивановича и так был, скажем, сложный, а почувствовав хоть маленькую, но власть «карахтер» изменился не в лучшую сторону. Появилась тенденция поучать всех и вся, причём в довольно неприятной форме. И вот, выслушав рассказ диспетчера Валеры о его успехах на рыбалке, а Валера, как все рыбаки, рассказал, что поймал чуть ли не акулу посреди бурного моря, Николай Иванович дождался мой экипаж, возвращающийся от вертолёта в жилой комплекс на отдых. Начальник начал с места в карьер: « Не для того тебе, командир, партия и народ доверили вертолёт, чтобы ты, без году неделя зелёный пилот, уже начал рыбаков на рыбалку возить и т.д. и т. п.!».
Я не люблю, когда на меня наезжают, а тем более, вот так. Но при экипаже сдержался, да и человек передо мной много старше по возрасту, почти на тридцать лет с гаком, поэтому ответил дипломатично: « Николай Иванович, вы начальник вертодрома, вот за него и отвечайте. А всё, что происходит далеко от него, вас не касается!».
Николай Иванович пригрозил, мол, я тебе устрою. Ладно, поговорили и забыли. По крайней мере, я. А начальничек то не забыл.
Вернулись из командировки на базу. После выходного дня экипаж пришёл на работу, в отряд. Мне говорят, тебя вызывает замполит. Ну, вызывает и вызывает. Захожу в кабинет Ивана Петровича. Замполит монументально восседает за столом, его лицо, проникнутое отеческой заботой обо мне, не предвещает ничего хорошего. Перед ним на столе лежит какой-то листок, исписанный мелким, но знакомым мне почерком. Я в почерке ещё засомневался, тем более листок лежит для меня вверх ногами и на другом конце стола. Но зрение у меня тогда, слава богу, было как у Зоркого Сокола.
Как только Иван Петрович открыл рот и начал свою пламенную речь, сомнения сразу отпали. Замполит, ныне уже покойный, начал с патетических нот: « Саня, в то время как партия и народ доверяют сложную авиационную технику и жизнь людей молодым специалистам, ты, малушки (это его любимое словечко), позволяешь себе использовать дорогостоящую машину, как тебе вздумается, летаешь на рыбалку, возишь всяких браконьеров и т. д. и т. п. А ещё молодой коммунист, который должен быть примером для экипажа!!!». Короче, речь я выслушал, прикинулся валенком: не возил, не видел, не знаю. Замполит ещё минут десять дудел в уши, и, наконец, отпустил восвояси.
Я разозлился, и, когда через неделю мой экипаж вновь оказался в командировке на Возее-51, высказал при встрече начальнику вертодрома Николаю Ивановичу Г. Всё, что я думаю о нём, и его эпистолярном творчестве и предупредил, чтобы он мне на дороге не попадался. А через три дня всё и произошло.
Мы в тот день таскали с подбазы подвески с цементом. На деревянном поддоне 100 мешков цемента, каждый по 50 кг. Снизу под поддон пропускают стропа, сверху на мешки положены доски, чтобы стропа при натяжении не порвали мешки. Стропа цепляются на крюк вертолёта, натягиваются и груз отрывается от земли. И вот под вертолётом висит этакий кубик из цемента и досок. Вся эта прелесть весит примерно пять тонн с небольшим. Заправка вертолёта одна и та же, поскольку рейс на одну и ту же буровую, и составляет почти пять тонн. Рейс занимает примерно часа полтора, может час сорок.
Это был четвёртый рейс за день. С утра дул приличный ветерок и было намного прохладней. Я подцепил груз, оторвал его от земли и, толкнув «ручку» от себя, ждал, что вертолёт начнёт взлетать. Но подвёл недостаток опыта. Не учёл молодой командир изменившиеся условия взлёта. Хоть заправка такая же, и вес груза такой же, как был в первых трёх полётах, но взлетать надо было не так. Вывесив груз, нужно было поставить его на землю, натянуть троса, раскрутить обороты, ведь ветер стих до штиля и температура воздуха увеличилась, стало жарко, и только после этого уже плавно уходить от земли.
Из-за того, что я недооценил условия взлёта, машина посыпалась, проседая к земле. «Шаг-газ» брать вверх уже некуда, обороты несущего винта падают, земля всё ближе. В наушниках напряжённый голос бортоператора: « Высота три метра, два, метр, полметра, полметра…». Движки заходятся в надсадном вое, но мощности уже не хватает. Надо бросать груз, иначе нам не уйти. По курсу взлёта, на загрузочной площадке стоят грузы. Какие-то трубы, железки, ёмкости. Нажав кнопку СПУ (самолётно-переговорного устройства) на «ручке», кричу бортоператору: « Витя, бросаю….».
Колпачки аварийного и тактического сброса груза на «шаг-газе» открыты. Указательным пальцем левой руки нажимаю кнопку «сброс». Бортоператор Витя Таранченко успевает отскочить от люка внешней подвески и гидрозамка. Раздается лязг выскочившего из гидрозамка наконечника грузового крюка, так называемой «балды», и вся подвеска цемента за долю секунды до удара о землю отцепляется от вертолёта, а потом врезается в грунт, разваливаясь и рассыпаясь по направлению взлёта, ведь скорость мы всё-таки набрали.
Освобождённый от пятитонного груза вертолёт, воя работающими на взлётном режиме двигателями, бабочкой взмывает в небо. На том месте, где упала на землю подвеска, вырастает огромное облако цемента, высыпавшегося из лопнувших и развалившихся мешков. Это облако, ядовито-зеленоватого цвета, поднимается всё выше и выше, а взбаламученное потоком воздуха от лопастей, напоминает гриб от рукотворного ядерного взрыва, сотворённого моими шаловливыми ручонками.
В последнюю секунду перед сбросом груза, краем глаза я заметил впереди, почти по курсу взлёта, но немного левее, какое-то тёмное пятно или тень. Это пятно копошилось среди грузов, разбросанных по загрузочной площадке. В краткий миг в голове промелькнула мысль: « Человек что ли там, или собака довольно крупная, и что «оно» там делает…?».
А пока я заваливаю машину в левый крен и облетаю подбазу Возей-51 по малому кругу, заходя на посадку, на площадку номер три, с которой и взлетел минут семь назад, чтобы подцепить подвеску. Снижаясь к земле, стараюсь не попасть в облако взрыва, который сам же по недомыслию и сотворил.
Облако цемента медленно смещается к дальнему лесу. Мы уже сели на щит, охладили двигатели, выключили их и затормозили несущий винт. Я уже объясняюсь с подъехавшим «заказчиком», как это всё получилось. Он ругается, говорит, что посчитает, сколько мешков порвалось, сколько можно собрать и сложить в новую подвеску и кто за всё это будет отвечать, и что он со мной сделает, и что сделает с ним его начальство. В общем, беседуем на повышенных тонах. К слову сказать, мы пришли к консенсусу, всё уладилось, ну работа и есть работа. В ней всякое бывает. Я не первый и не последний вертолётчик в мире, сбросивший груз на взлёте. Не хочу хвастаться, но это был единственный раз, когда я сам сбросил груз. Потом всё было в моей лётной работе. И разваливались грузы сами, и обрывались троса, но своей рукой больше грузы я не бросал.
В самый разгар наших «весёлых» препирательств с «заказчиком» беседа была прервана репликой второго пилота: «Командир, глянь туда…». Мы все, и экипаж, и техбригада, и «заказчик», как по команде повернулись в ту сторону, куда указывал второй пилот.
От загрузочной площадки, из облака оседавшей цементной пыли, к нам приближалось какое-то зеленоватое чучело. Мы замерли, оторопев, во все глаза, уставившись на это чудо. Если мельник на мельнице, весь в муке, напоминает большой пельмень, то наш зеленоватый «пельмень», в фуражке, натянутой на самые уши, оказался начальником вертодрома. Прошу любить и жаловать, сам Николай Иванович, лично! Его грузноватая фигура, одетая в форменную одежду, которая угадывалась под толстым слоем цемента, шаркающими шажками приближалась к нам всё ближе и ближе.
Он начал вопить ещё издалека. Было видно круглые от пережитого ужаса глаза и широко открывающийся рот.
-«Саня, ты охренел! Ты меня убить хотел! Ты смерти моей добиваешься, паразит!».
Отойдя от лёгкого опупения, я сказал: « Нет, Николай Иванович, не убить! А только предупредить. Если бы хотел убить, накрыл бы точно. А так, только последнее китайское предупреждение. В следующий раз все пять тонн цемента свалю точно на голову и ещё, водой потом полью. И будет у тебя, Николай Иванович, персональная гробница-пирамида, не хуже, чем у Тутанхамона. И ещё, не фиг ползать по загрузочной площадке втихаря, да ещё по курсу взлетающего с тяжёлым грузом вертолёта. Уж вы то, как начальник вертодрома, должны это знать!».
Кроя меня последними матюками, начальник, оставляя за собой густой цементный след, пошёл отстирываться и отмываться в жилой комплекс.
Когда нервное напряжение отпустило, весь экипаж, оценив комизм ситуации, начал ржать, как припадочный. Вместе с нами смеялись и техники, и «заказчик». Вытирая выступившие от смеха слёзы, я повторял: « Ну не попал! Не попал я с первого раза. Вот в следующий раз…». Не дай бог!!!
Давно это было. Прошло много-много лет. А вот вспоминается и живёт в моей памяти. И снова я вижу облако цемента, и на фоне его странную фигуру, и снова внутри появляется знобящий холодок, и ангел-хранитель мне тихо говорит: « Хорошо, что не попал, Саня».