Вас ни разу не брали в плен?
Ну, значит всё ещё впереди. Всех берут, рано или поздно. Другое дело – не все сдаются. Или держат на такой случай гранату., последний патрон.
Но граната, случается, не взрывается, а патрон даёт осечку. Потому заранее желательно все же прикинуть, как в плену будешь себя вести.
Художественная литература, а она у нас нынче всякая, говорит: тут есть нюансы. Одно дело, хочешь выжить во что бы то ни стало. И совсем другое, когда твой главный бой проигран и твоё дело в последнюю минуту лицом в грязь не ударить.
С первым случаем – ясно. Хочешь выжить, выживай. Как именно, решай сам - в книжках примеров немало. Бог тебе судья. А ещё - все, кто вокруг. И трибунал, само собой, если выживешь. И каким он будет, жизнь покажет.
Во втором случае – умри героем. Без всякой патетики. Не получилось пустить пулю в лоб, реши про себя, что всё же пустил и держить независимо. Чтобы врагам пусть не физический, так моральный урон нанести.
Ну, да ладно, что об этом! Об этом на досуге можно подумать. И это все же теория, в жизни всё равно по-другому все будет. Потому к ней, сермяжной, мы и вернёмся...
К месту нашей схватки уже подбегали. На выстрелы прибыло подкрепление. Затворными рамами клацают, «руки вверх» репетуют.
- Так, хватит! Берём санинструктора, тащим в лагерь! - пришлось остановить войну. - Не видите, старший матрос ранен? Надо как-то осторожно его подхватить...
Раненого Любимского, в спущенных штанах, бережно посадили на автомат, понесли. В его же лазарет.
В общем, некогда было уже рассуждать о вещах отстраненных. Предстояли большие неприятности..
В полевом лазарете, сдав «подранка» на попечение начальника полевой санчасти, я выкурил последнюю сигарету. Это только в кино показывают, что на допросе вам сигарету предложат. С Поповым – это вам не в кино.
– Через мондельштуцер на канифас-блок! Ты что мне тут учинил, лейтенант?! – неистовствовал Попов в тесном объёме штабной машины, когда я предстал пред его ясные очи. – Что вы, вообще, мне тут вытворяете?! На хрена мне этот Пёрл-Харбор?! Мало того, что проболтались невесть где двое суток, так ещё и безумную свистопляску со стрельбой учинили! Дорвались! Решили покуражиться напоследок? У двух моряков фингалы на рожах. Ещё у одного зуб выбит. Санинструктора, понимаешь, чуть не пристрелил! Ты хоть понимаешь, лейтенант, что натворил? Это огнестрел! Знаешь, чем это для тебя пахнет?
– Так получилось, тащ капитан…
– Да мне пох!.. - захлебнулся от негодования третьего ранга. - Получилось у него! Ты бы ещё к его башке ствол приставил и на гашетку нажал!..
– Виноват, так капитан третьего ранга...
Военная служба научила: навстречу слишком бурным эмоциям начальства всегда выставляй слово «виноват». Это вроде динамической противокумулятивной защиты на танке. Никому нет дела, чувствуешь виноват ты или не чувствуешь. И что ты там, вообще, чувствуешь. Но само слово как бы обезоруживает.
Только не капитана 3 ранга Попова сейчас. Для него это было наоборот, как банка бензина в костёр. Никак не димедрол...
- Что вы мне своё «виноват» суёте! Хамите мне ещё тут!..
Далее, как в «Бриллиантовой руке» следовала еще порция непереводимой игры слов с использованием идиоматических выражений. Перевожу на общепонятный:
Задание провалено с треском. Выданная вместо мин тушёнка беззастенчиво сожрана. Рейд обернулся самоволкой в ближайшую деревню. Где наверняка устроена пьянка - не исключено, с участием передовиц соцсоревнования имени Клары Цеткин. Кроме самовольной отлучки, группе вменялся наглый налёт на посты, а не диверсионная операция. Бездарно израсходованные сотни патронов. И три патрона сверх того – по живому человеку. В общем, по мнению военачальника, налицо было военное преступление, позор для части, «двойка» от проверяющих, и такое кровью не смыть!
– И ни одного подрыва! – закончил Попов. – В силу непроходимой дремучести командира группы. Зато благодаря грамотно организованному охранению! Правильно, товарищ полковник?..
Забыл сказать, что всё это импровизированное подведение итогов происходило в присутствии посредника. Который слова не проронив, сидел над своей записной книжкой, внимал раскатам главного калибра и кое-какие «залпы», похоже, в ней даже фиксировал.
Наконец, ураганный артналёт кончился. Образцово-показательно разделанный под орех, я соскрёб себя с переборки и вылетел на свежий воздух. Новая сигарета мне была просто медицински показана.
Я высосал сигарету в три приёма, стрельнув её у того же Любимского, он после перевязки тоже приполз к штабу. Его тоже вызвал Попов. Старший матрос был в новых штанах, стоял самостоятельно, но на раскоряку.
– Ты как? – спросил я его, - Починили?
– Мазью смазали, прокладки поставили. Сойдёт.
– Болит?..
– Печёт...
Выглянул за дверь Попов. Увидев Любимского, махнул ему:
– Заходи!
Любимский крабом заполз по ступенькам в кунг.
– А вам что, лейтенант, отдельное приглашение? Тоже сюда! – приказал начальник.
Через час мы покидали штабную машину. Если не в приподнятом, то во вполне приемлемом настроении. Во всяком случае, я. У меня так вообще тяжесть свалилась с плеч. Старший матрос оказался приличным человеком. Ну, нормальным. На официальное предложение Попова о возможности заявить претензию или даже обратиться обратиться в военную прокуратуру по нанесению вреда здоровью он даже обиделся.
– Так война же, товарищ капитан третьего ранга! Какие могут быть претензии?
И так он мне этим понравился, что и не рассказать. Попову тоже сразу полегчало. Инцидент был исчерпан. Или исперчен, как где-то читал.
– А это ещё что такое ? – выходя из штаба, капитан третьего ранга уставился на нечто под ногами.
На нижней ступеньке кунга стояла литровая банка молока, которую он чуть не зацепил. Домашняя стеклянная банка молока, покрытая сверху белой тряпочкой.
– Тёплое молочко-то, парное ещё, – нагнулся и взял он банку в руки.
Увидев эту банку, я понял, что Степаныч Своё дело сделал. И тут я совсем ободрился. Если не обнаглел.
– А это вам, Юрий Михайлович, – радушно сказал начальству. - Подарок от нас! Пейте на здоровье. Козье молоко! От стрессов очень полезно...
Мой голос мне самому не понравился - звучал он бездарно.
Да, Степаныч оказался на высоте! Признаться, я не ожидал, такого доклада от старого партизана.
Глядя на подлую рожу лейтенанта, Попов заподозрил дело нечистое. На его лицо набежала тень.
– Надо бы еще под машинами посмотреть, товарищ капитан третьего ранга. Вдруг там тоже какие-нибудь неожиданности?
Глянув уже тревожно, Попов крикнул начкара. Ему была поставлена задача обследовать машины на предмет наличия под ними любых посторонних предметов.
Начкар со своими бойцами кинулись под машины и вскоре выложили к ботинкам Юрия Михайловича три банки тушёнки. Одна была с нашей картинкой, на две других - этикетки с чужими бурёнками.
Одну банку вынули прямо из-под штабной машины.
Так что, если разобраться, последние полчаса-час нас, так сказать, уже не было на этом свете. Ни Попова, ни меня, многогрешного, ни старшего матроса Любимского, ни даже посредника. И лагеря, вообще. И не только лагеря, но и всей этой приморской красоты на добрую сотню верст вокруг. Заложенные мины за милую душу высвободили армагедон, впрессованный в наши «изделия».
Мы сейчас все были где-то на небесах. А я так точно - на седьмом небе, поскольку все получилось.
Но только и на небесах Попов не унялся.
Всё, что происходило раньше, было жалким подобием ветерка в форточку перед настоящим штормом.
* * *
Попов проводил дознание.
Из показаний опрошенных караульных и бойцов охранения обрисовалась такая картина. Периметра охраны и обороны никто из чужих не нарушал. Только какой-то дед с козой прошёл через лагерь. Он до этого всё ходил по окрестностям, ту козу искал. Зовут козу – Манька. Беленькая такая. А как деда зовут, никто спросить не догадался. Но хороший дед такой, из местных. Он и молочка принёс. Хотел угостить командира…
Фразу, которую сказал Попов, когда свёл воедино всю картину, я приводить тут не буду. Если бы посредник занёс ее в свою записную книжку, то книжка сгорела бы от смущения. Уже второй раз, если считать, что первый раз она сгорела при ядерном взрыве...
– Дежурный! – пнул подвернувшийся окурок капитан 3 ранга. – В эпицентре ядерного взрыва бардак! Объявить по части большую приборку!..
Лейтенант, к полному его удовлетворению, был амнистирован. С обвиняемого были полностью сняты все претензии. Никаких наград он, понятно, не получил, но на флоте не наказали - значит, поощрили.
А полковни—посредник, кстати, не засчитал победы диверсионной группы. Отказался фиксировать подрыв. Ни в какую! Испил манькиного молока, крякнул, отерев щетину и сказал
– Партизанщина! К тактике действий диверсионных групп никакого отношения не имеет!..
– Как это не имеет, товарищ полковник? - изумился лейтенант. - Всё правильно, партизанская война! И мы ее организовали! Партизанская война-то похлеще диверсионной...
– Ничего не знаю, - сказал полковник. - Где вы, интересно, на территории вероятного противника нашли бы мужика с козой?
– Ну мы бы там индейского мужика нашли! Со страусом…
Полковник поморщился:
– Страусы, лейтенант, в Африке.
– И в Африке бы нашли мужика. В хижине дяди Тома. И тоже сделали партизанский отряд! Да хоть в Индонезии организуем. Миклухо-Маклай вон с папуасами друг друга поняли, хотя папуасского языка вообще не знал…
– Зато Кука те папуасы съели, – нажал на голос полковник.
– Так то Кука, товарищ полковник. Кук – он британец. А Миклуху не съели. А наоборот!..
В общем, я с легкой душой валял дурака. Хотя и обидно, понимаешь, было - такая победа не засчитана.
Полковник повернулся к Попову.
– У вас все лейтенанты такие? Слова сказать не дают…
Попов, ухмыляясь, показал мне кулак.
Ладно, что тут скажешь? Решение посредника есть решение посредника. Да и прав он, наверное, был. Ясен перец, нам одним с задачей было не справиться. Да и часть наше нападение отбила. С такими волкодавами, как Любимский, кого хочешь можно отбить.
Вплоть до «морских котиков» Пентагона. Те бы тут тоже легли, ничего не сделали. Если бы не сговорили Степаныча.
Но Степаныча они бы вовек не сговорили. Ни за какие шиши...
Дальнейшее обрисую кратко. Ближе к языку журнала боевых действий. На следующий день для приема боезапаса с морей пришла подводная лодка. Её готовились принять к развёрнутым понтонам нового пирса. Погода портилась.
– Свалился этот дождь на голову! – ворчал капитан 3 ранга Петелин, главный механик, разворачивая свою технику.
– Зато от спутников прятаться не надо, – не согласился Попов.
Сквозь сетку дождя большая океанская лодка на ощупь приближалась к пирсу. Мягко ткнулась в него, пирс подался от касания, засуетилась швартовая команда, заводя брошенные концы.
Кроша протекторами скальную плитку на угоре, к пирсу двинулись боевой кран и машины с «изделиями».
Всё шло хорошо. Всё шло, как надо...
* * *
Через несколько часов лодка, приняв боезапас, ушла в океан...
И в заключение.
Читатель вправе спросить: правда ли всё то, что он только что прочитал?
В подтверждение я не буду приводить какие-то новые сведения, документы. просто я действительно давно хотел написать об этом. И теперь перед своей памятью совесть моя чиста.
А вас я лучше познакомлю с капитаном 3 ранга Поповым. Это будет самое верное. Точней, с капитаном 1 ранга Юрий Михайловичем Поповым, который жив-здоров и проживает сейчас в небольшом, до недавних пор закрытом городке недалёко от Москвы.
Да, вы правильно поняли, в закрытом потому, что там располагается ядерный центр, и до недавнего времени Попов им командовал.
Он сам меня нашёл. Это было пару месяцев назад.
-Лейтенант! - услышал я в трубке всё тот же голос - Где вы опять болтаетесь?!..
И Михалыч приказал прибыть к нему. В такой-то день и час, Будто не было между нами ни расстояния, ни почти сорока лет с того времени, о котором рассказ.
Я ответил «есть» и поехал.
Ну, а куда вы денетесь, если приказывает ваш военачальник, вождь и учитель?..
