Серега вернулся из командировки и сразу уволился.
А какого... его на целых два месяца в глухомань непролазную законопатили? Он — всего лишь инженер по технике безопасности. А там, в новом филиале, могли бы припахать и кого-то из местных. Или не могли? Ну да, там рука руку моет и все друг другу свои. Но… надоело!
Отрабатывать не заставили. И впереди был еще целый август. С подрасчетными плюс отпускными за два года, получалось, что до октября он легко дотянет и без работы. А там найдет новую. Да вообще начнет все сначала. Сколько можно жить с мамой и слушать ее бесконечное: «Ну, когда же ты женишься, сынок, ну, когда же я стану бабушкой…» Когда, когда… «В старинные года, когда лягушки были господа...»
В свои тридцать с небольшим, но довольно увесистым хвостиком, Серый был все еще в поиске. Но мимолетных интрижек себе не то чтобы не позволял, а просто не цепляли его знакомые девушки. А незнакомые и будоражили, порой, воображение, но дальше фантазий дело у Сереги не шло, ибо холостяцкая броня его с годами становилась все толще, а желающих пробить ее — все меньше. Сам же он, пересидев в «девках», стал пуглив и недоверчив до крайности. Но душа его жаждала хоть каких-то перемен.
И вот достало!
Матери про уход с работы Серега ничего говорить не стал. Да, может, она об этом и вовсе не узнает, если к осени он найдет новую. А пока надо просто по утрам уматывать из дому: на речку или в парк, или даже в санаторий закатиться на месяц. Есть один неподалеку, недорогой — там всё, как при совке: и распорядок, и еда, и цены. Правда, контингент — бабки да деды, но зато свобода.
Мать еще не на пенсии, но прикидывается старушкой — на жалость бьет и сама себе век заедает дачей. Да к лешему эту дачу с ее вечными каторжными работами, к лешему!
И завтра же в санаторий, а мамке скажет, что опять в командировку упекли. Пусть еще поживет одна, глядишь, и на себя у нее время появится — может, с кем и познакомится и свою личную жизнь устроит вместо того, чтобы сына изводить чрезмерной опекой.
Возвращаясь с велосипедной прогулки, Серый увидел, как управдомша, остервенело скобля дверным ключом доску объявлений, причитала:
— Стоит только уехать на пару месяцев, и всё, всё загадят!
К ногам Сереги упал клочок бумаги, на котором от руки было написано: «Ищу опекуна аксолотлю...» И адрес. Не телефон, не мыло, как сейчас принято, а именно адрес: номер дома, квартиры, и подпись «баба Груня».
«Что за бредятина», — подумал Серега, но в Интернет за разъяснением не полез. Наклевывалось хоть какое-то приключение.
Он отыскал нужный дом, и хотел было позвонить в домофон, но в объявлении был указан лишь номер квартиры, без всяких там решеточек и колокольчиков. Благо, из подъезда вышли люди, и Серый успел протиснуться в обшарпанную дверь. Поднялся на два пролета и позвонил в указанную квартиру.
Тишина. Он позвонил еще и еще раз, и собрался уже уходить, но тут заметил, что шнурок на его левой кроссовке развязан. Сергей наклонился, для равновесия уперся локтем в дверь, и она... открылась.
Хозяева однокомнатной хрущевки отсутствовали, но на подзеркальнике в тесной прихожей лежала записка, накорябанная простым карандашом на листке отрывного настенного календарика все той же рукой: «Надеюсь, что вы не опоздали!» И дата двухмесячной давности.
Вот уж опоздали, так опоздали… Сергей принюхался и огляделся. Ни трупного смрада, ни усопшего в обозримом пространстве не наблюдалось, но стало вдруг так жутко, что захотелось немедля уносить ноги, ибо неведомый аксолотль уже мысленно виделся древним индейским воином, жаждущим кровавых жертвоприношений.
И в ту же секунду из комнаты донесся то ли на всхлип, то ли бульк. Любопытство оказалось сильнее страха, и Серега пошел на звук.
В помещении царил беспорядок, как будто бы та самая баба Груня поспешно встала с постели, перемерив все, что имела, и ушла, так и не прибрав за собой. На прикроватной тумбочке стояла старинная жестянка с вполне современными лекарствами, бусами и простенькими серебряными побрякушками. На полу валялся толстый махровый халат и один довольно изящный шлепанец. Второй пытался укрыться за портьерой, но его выдавал большущий меховой помпон. Судя по интерьеру, выходило, что бабке чуть больше ста, но из приоткрытой дверцы дореволюционного шифоньера выглядывали довольно современные девичьи одежки, и даже парочка ядовито-розовых лабутенов на умопомрачительно высоких шпильках.
В комнате пахло увядшими цветами и то ли речкой, то ли болотом... Да тот самый запах из детства, когда идешь купаться и места никак не найдешь подходящего — то дно илистое, то подход неудобный и мягко чавкает под ногами.
Из-за портьеры раздался все тот же бульк...
На подоконнике стоял аквариум, вода в котором испарилась на две трети и зацвела. Полусгнившие растения да камешки… и больше ничего, или… Серегу не покидало странное ощущение, что на него кто-то пристально смотрит. В комнате было довольно темно — инженер по технике безопасности включил свет и чуть не закричал в голос.
Маленький бледный человечек, похожий на фантастическую мультяшку, глядел на гостя через мутное стекло и ласково улыбался...
— Слышь, ты кто тут, в натуре? — полупьяный бесполый голосок вернул Сергея к действительности.
Он обернулся и увидел щуплого седого плюгаша.
— Я по объявлению, — ответил Серый.
— Слава тебе яйца, опекун пожаловал! Мне Грунька ключи оставила — приглядывать за этой скотиной. А я боюсь ее до жути. Смотрит, сволочь, прямо в душу. Тварь живучая — не жрет уже два месяца, и все ей чики-пуки. Не, ну я кормил. Че сам ел, то и тритону ее кидал. Вода протухла, а ему нормуль. У тебя, слышь, сиделец, бабки есть? За труды мне заплатить.
— А что с бабой Груней?
— Да в больничку уконтрапупили — двусторонняя пневмония с этим, как его, пневмоторексом. Но вроде как живая, по слухам. Я не навещал. А на что? Всё бабло ее пошло на жрачку этому проглоту!
— Так это и есть акцолотль?
— Вот попрошу при мне не выражаться! Хрен его знает, кто он такой, но, сволочь, смотрит так, что плакать хочется. Вот клянусь тебе — я честно хотел почистить там у него, и даже пытался вытащить из аквариума. Так у жабенка чето там оторвалось — то ли хвост, то ли лапа. Да как назло Зинка — маруха моя, зашла на зоопарк этот позырить. Так со страху-то сбежала и с концами. Я и сам струхнул и, к лешему, за шторку этого и запхал.
— Так на свету да на жаре вода и зацвела, и высохла. Ее вообще-то еще и менять-доливать бы надо было!
— Вот ты и поменяй! Но сперва расплатись с честным человеком, который два месяца от себя последний кусок отрывал, чтобы бабкиного упыреныша ублажать.
Сергей, лишь бы избавиться от соседа, протянул ему пятисотку, и тот, кинув связку ключей на подоконник, мгновенно испарился. Минутами позже хлопнула подъездная дверь. Благо, продуктовый был за углом и, судя по всему, лицензия на алкоголь у него имелась.
Так называемую Бабу Груню опекун и подопечный навестили вместе. «Старая» была под капельницей, но явно шла уже на поправку — вид ей можно было дать ну никак не больше тридцатника. И оказалась очень даже симпатичным ученым зоологом, специализирующемся на мелких экзотах — Светланой Николаевной Груниной или «можно просто Светой».
Хотя в родном микрорайоне, с легкой руки одноклассников, Светка была известна как «баба Груня». Типичная представительница скромных и сострадательных очкастых умниц, с младых ногтей рассуждающих, и держащих себя, как много повидавшие старухи. И точно знающих — в чем их призвание. Спасибо теперь уж покойному деду-ветеринару, вырастившему сироту Светку и вложившему в нее то, что уже не умещалось в его собственной мудрой голове и щедром сердце.
Но сейчас на больничной койке, вольно разметав по подушке пшеничную гриву и близоруко щуря васильковые глаза, лежала явно не безнадежная старая дева-«синий чулок» а очаровательно-смущенная молодая женщина. Очки, как назло, куда-то запропастились, и потому не сразу опытный зоолог признала в доходяжной саламандре с едва начавшим восстанавливаться хвостом своего «дорогого мальчика». Но как только поняла, что и кто перед ней, кинулась благодарить и обнимать Сергея, чудом не пропоров себе вену. И тут же сконфузилась, покраснела и… и разнюнилась-запричитала, переключившись на зверюшку-задрипыша:
— Ах, если бы не болезнь моя дурацкая, да не одиночество, жить бы тебе и жить еще! Сколько ж осталось-то… после метаморфозы, всего пять? Всего пять, вместо пятнадцати… Счастье мое, Васятка, зато теперь тебе и без воды комфортно. Вот какой уютный домик сделал тебе наш благодетель Сережа.
Польщенный и очарованный Серега внимал ученому с нескрываемым восторгом, ибо настолько живого и естественного представителя женской половины человечества последний раз он встречал разве что в детском саду. Да и похвала была совершенно заслуженной. Прочитав об аксолотлях все, что только возможно, инженер по технике безопасности и впрямь расстарался, присыпав дно переносного аквариума камешками с песком и свернув из мха некое подобие норки. Откормил, чем положено и голыми руками не трогал. Известное же дело, у этих амбистом в минуты тревоги и опасности ядовитая слизь на коже выделяется.
Что до самого Васятки… Так Алкаш Анатолий, сам не зная, создал «упыренышу» такие условия, при которых в том запустился дремлющий в щитовидной железе ребенка-личинки, гормон*, отвечающий за выход аксолотля из воды на сушу.
Из-за недостатка кислорода и слишком высокой температуры воды, вернее практически полного ее отсутствия, бедняга аксолотль вынужден был пережить метаморфозу, которая завершилась уже при Сереге. Стоило ему выудить сачком земноводного «человечка» из болотца, как тот стал превращаться в сухопутную амбистому: усохшие жабры отпали, но заработали резервные легкие. Чувачок отрастил веки, язык и зубы, начал менять окраску.
К слову, шансов выжить у него практически не было, ибо метод, примененный Толяном, крайне опасен и редко завершается успехом. Малому просто повезло.
А вообще, аксолотли или вечные дети занятны тем, что способны к продолжению рода и в стадии личинки. Да-да, они могут, до седых жабр оставаясь младенцами, воспроизводить таких же младенцев, пока какой-нибудь случайный сосед не вмешается в божий промысел.
Но Серый узнал об этом позже, а сначала пережил минуты настоящего не киношного ужаса, сумел преодолеть отвращение, наполниться состраданием и даже любовью к реальному, пусть и маленькому, чуду света. Едва не погибшему, но спасенному благодаря запискам бабы Груни, которые Анатолий-таки развесил по домам, когда пропил все деньги, что она ему оставляла. Нет, вещей он не трогал, этого за ним не водилось. Баб водил, грешен, а вот таскать из дому — ни-ни. Скорее в дом: да взять хоть те же «лабутены»! Бабка Груня, то есть Светка, такие бы сроду не напялила. Так они и не ее, а Толькиной зазнобы — клеенчатые из «Смешных цен».
Свадьба бабы Груни и Сереги состоялась в конце октября. К тому времени он уже работал по специальности… в зоопарке.
А мамка его так и не узнала, что он увольнялся да в бирюльки игрался. И не до того ей было. Работа — дача, дача — работа. Да в самый сезон, да без помощника.
Дети-дети… Метаморфозы ваши весьма условны. И хоть сто раз преобразуйтесь из акцолотлей в саламанды, для мам вы навсегда — личинки неразумные, плодящие таких же личинок.
Чистая неотения…
17.07.2020
_____________________________________
— Неотени́я (др.-греч. νέος — юный, др.-греч. τείνειν — растягиваю) — явление, наблюдаемое у некоторых членистоногих, червей, земноводных, а также у многих растений, при котором достижение половозрелости и окончание онтогенеза происходит на ранних стадиях развития, например, на личиночной стадии. При этом особь может достигать взрослой стадии или не достигать её. В широком смысле под неотенией (ювенилизацией) также понимается проявление у взрослых особей черт, в иных условиях (ранее у того же вида, у родственных видов, в других популяциях) свойственных детским особям.
** — Аксоло́тль (Axolotl) — неотеническая личинка некоторых видов амбистом, земноводных из семейства амбистомовых (Ambystomidae) отряда хвостатых (Caudata).дословном переводе с классического нуатля аксолотль (axolotl) — «водяная собака (монстр)» (на яз. науатль, atl — вода, xolotl — собака, что вместе даёт axolotl, то есть ашалотль в правильной транслитерации), что вполне соответствует его внешнему виду (аксолотль похож на крупного головастого тритона с торчащими в стороны тремя парами наружных жабр). Голова у аксолотля очень большая и широкая, несоразмерная с телом, рот тоже широкий, а глазки маленькие — создаётся впечатление, что личинка всё время улыбается. Помимо прочего, эти животные обладают способностью регенерировать утраченную часть тела.