Когда гуляю по городу, всегда обращаю внимание на мамаш с детьми. Вот, к примеру, гуляет мама с ребеночком на детской площадке. Полез ребеночек на пластиковую горку, скатился, встал, штанишки отряхнул. Или присела девочка с ведерком в песочнице, пару куличиков слепила, встала, платьице отряхнула. Золотые дети! Воспитанные.
Меня приводили с улицы под конвоем. Как Гавроша. Мама традиционно всплескивала руками, причитая, где я умудрилась за рекордно короткий срок реинкарнироваться в трубочиста или новенькое платьице порвать. Суетилась, нервничала.
- Света, ты же не собираешься эти лоскуты стирать? - так же традиционно убеждала ее пра-пра. - Это - только - в мешок и выбрасывать! Нина (моя бабушка, ее дочь - прим. мои) новое сошьет. Вот отсюда и моя «тряпичная зависимость». Вернее - тряпочная.
Как сказала одна мамина хорошая знакомая:
- Светочка, а тебе не кажется, что на этом фото твоя Юлочка похожа на маленького Ленина?
Я услышала и полночи проплакала. Что я - и не девочка вовсе, а реинкарнированный Ильич.
Помню, как радовалась дням рождения в детстве. Накануне этого расчудесного дня не могла уснуть. Боялась пропустить самое важное - торжественный момент выноса подарков. Подарки начинали вносить с раннего утра.
Сначала мама - платье и куклу. Ты, сонная, выползаешь из-под одеяла, берешь куклу и подставляешь для поцелуя...нет не губы, нет, все, все лицо.
Мама расцеловывает тебя так, будто это - первый и последний день твоего рождения – в лоб, в нос, в щеки, в глаза.
- Ты - мое сокровище, - говорит она и пытается расчесать твои спутанные волосы. - Давай наряжаться, дочка, гости ждут.
За большим праздничным столом собирается вся семья.
- Да вы сдурели - ребенку такой кусок торта класть! - ругает моих родителей прабабушка. - Сейчас все слопает, и - караул! Физиономия «зацветет»!
- Пусть цветет, Серафима Михайловна, - вступается за меня дед. - Наисвежайший торт. Я сам, сам выбирал.
На диване в гостиной разложены и другие платья.
- Не надевайте на Юлочку синее, она сегодня бледненькая как стена, - говорит бабушка.
- Нина, стены - зеленые, - снова включается дед. - А на синем платье - богатый атласный воротник с брошью. Пусть наденет его.
- Мы наденем бордовое, - упирается бабушка. - И бантик повяжем. Беленький!
- Сколько их вообще, этих платьев? - грозно спрашивает входящая в гостиную пра-пра.
- Пять, - небрежно отвечает бабушка, поправляя тугие локоны. - Потому что к лету девочка из них уже вырастет.
- Израстет, - зачем-то добавляет дед.
- Хоть и взрослые уже, а - дураки, - бормочет пра-пра и возвращается со мной на кухню. Распаковывать целлулоидное детское счастье.
Наверное, это очень важно для девочки - слушаться маму. Помню, как бабушка, будучи в своем ателье легкого женского платья председателем партийной организации, собиралась на очередную партконференцию и никак не могла выбрать жакет, лацканы которого можно было бы проколоть значком с эмблемой КПСС. Жакеты были дорогие, модные, их было жалко. Вот она и крутилась перед зеркалом битый час...
- Ну, и когда ты уже наиграешься в свою партию, Нина? - одернула ее, вошедшая в комнату пра-пра, ее мать. - Положи его в сумку, свой значок, попросят - покажешь. Чай, не выгонят...Бабушке тогда было лет 50, прабабушке - далеко за 70.