Сегодня я должна была прыгнуть с парашютом.
Но, как видно, мои ноги все еще на земле, но не потому, что оторвались от нее и утонули в снегу, гудя от восторга, а потому, что прыжка не случилось. Никаких причин с моей стороны — просто не летная погода. Не зависящие от нас обстоятельства. Но такие обстоятельства — тема для отдельного разговора. Сейчас же я хочу просто написать эстетику того, что видела.
Вообще-то, эстетики даже и нет, как таковой. Никакой красоты, в смысле.
Мы шли по дороге, впереди меня другой человек, тоже шедший на аэродром, а вокруг — глушь и тишина, а с неба падал снег большими нехолодными пушистыми сцепками по множество снежинок. Просто дорога вперед, несколько поворотов и ржавые замшелые заборы по бокам, покосившиеся где-то и как будто обрушенные. Я еще думала, глядя на них и на смятый знак на столбе, и на зашедшую за свои границы проволоку забора — может это было сломано одним из приземлившихся парашютистов? Может, люди, которые здесь живут, регулярно слышат гул самолета или ушли, потому что слышали, ведь за все время нашего пути мы так никого и не увидели — только петух кукарекнул один раз еще в самом начале.
Там повсюду было что-то пшеницеподобное, полумертвые пучки колосьев, торчащие попеременно со снегом, как будто они инверсированные клетки шахматного поля. Снег окружают колосья. Колосья окружают одинокий сугроб.
Там все было таким некрасивым вообще-то. И когда мы зашли в здание — оно было таким же тяжелым, как больницы и подъезды четырехэтажек. Какая-то холодная краска, покрашенные в коричневую вездесущую глазурь перила. Единственное, что говорило о том, что это аэродром — полусъеденные временем плакаты снаружи, торчавшее внутри сооружение, имитирующее самолет, наверное — самолетоподобный каркас, внутри которого были такие знакомые из светлой древесины щепок и покрашенных в красный металлических трубок стулья, как будто прямиком из школы, да манекен около входа в учебный класс, статный, с такой летной шапкой на голове, названия которой я не знаю, я пугалась его каждый раз, как выходила за дверь. В туалет, например.
Туалет был еще более полуразрушенным. Дерево, которому слишком много времени, ощущение пустоты под досками, по которым идешь, темнота и незакрывающаяся наружняя дверь. Внутренних вовсе не было.
Учебный класс выглядел как совершенно обычный, только немного поменьше. Я помню кожу, может, она была на стульях, холод, несмотря на батареи и учебные плакаты по всей стене перед нами.
Единственное, что там было живым — люди. Люди хорошие. Люди всегда будут везде, где кажется, что их давно нет и заметены следы.
Вы найдете людей среди осколков, осколки — их новые драгоценности. Люди будут собирать из частей, не пытаться сделать лучше и пытаться тоже, ругаться и дружить, любить и уничтожать везде. Приносить с собой смерть и разруху, эволюционное благо и личностное несчастье.
Потому что это люди.
А это — мое странное завершение эстетики, которую я запомнила.
Ставьте лайки и подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить мое описание того, как ощущается прыжок с парашютом. Потому что я все еще планирую прыгнуть.
Были ли вы на каких-нибудь аэродромах, и как они выглядели? Интересно сравнить.
