посвящается К., моему ребячьему сердцу
Школьный класс переходил дорогу.
Я шла навстречу этой обезумевшей толпе выпущенных на свободу четвероклассников, возглавляемой суровой на вид женщиной внушительных размеров, закутанной в толстый серый шерстяной шарф и окутавшей меня таким невероятно добродушным прищуренным взглядом, что мои ноги посторонились сами.
Эти маленькие черти так громко пищали и настолько резво врезались в меня, что, глядя на них, я думала:
«Какое счастье, что мне 21»
При чем ни один из них не только не извинился, а даже просто не поднял вверх голову.
Пробившись сквозь лес детей, затруднявших мой путь крепко сцепившими друг друга лапками, я почти дошла до противоположной стороны улицы, как мое внимание привлекла пара мальчишек, только собирающихся переходить дорогу. Я замедлила шаг. Они явно были одноклассниками тех чертей. Но почему они так отстали от других ребят?
Внимательно приглядевшись, я застыла на месте.
Один из них, в ярко-красном пуховике, ухоженный, абсолютно здоровый на вид, аккуратно подавал руку второму, очень худому, который слегка извивался ломаными движениями, серое лицо его было чуть сморщено чем-то наподобие улыбки, а на носу виднелись толстенные круглые очки, шириной, наверное, как третий том «ВиМ». Красный пуховик твердо сжал протянутую, чуть дернувшуюся тонкую руку и, нисколько не торопясь к своим более бойким товарищам, он, не суетясь, подождал столько, сколько потребуется для того, чтобы его друг спокойно сошел с поребрика на дорогу, и, не разжав ладоней, мальчишки вместе медленно, но уверенно пошли вперёд.
Я еще несколько секунд завороженно смотрела им вслед.
Они о чем-то непринужденно болтали.
Чтобы продолжить путь, мне пришлось с головой нырнуть в шарф.
Ледяные руки спрятали карманы.
Мне 21.
