Царь Давид стоял на крыше своего дома и обозревал Иерусалим. На сердце было неспокойно. Обуревала печаль. После того, как он со своим войском перешел Иордан и усмирил, и поставил охранные войска в Идумее, надеясь, что будет некий мир, зашевелился Анон, царь Аммонитский. Не понял он и не принял мирных гонцов Давида. Послушав князей своих, которые сказали ему: неужели ты думаешь что Давид из уважения к отцу твоему прислал тебе утешителей? Анон сделал ошибку , поверив навету. Не слушал он сердца своего, хотя оно ему подсказывало иную мысль. И опозорил он слуг царя Израиля, обрив им до половины бороды и отрезав одежду до самых чресел, оголив детородные органы – и отпустил. И собрал войско и послал гонцов к Сирийцам, чтобы сообща противостоять, и вышли в поле для войны против израильтян и стали. Вот и отправил Давид Иоава и Авессу против непокорных аммонитян и сирийцев, напутствуя: будьте мужественны, и стойте твердо за народ наш и за города Бога нашего, а Господь сделает то, что угодно Ему.
Стоя на кровле, вглядывался вдаль, ждал возвращения гонцов от Иоава. Вот показалось серое облачко на горизонте, приближаясь, густело. Через некоторое время можно было различить – мчались его колесницы. Они гнали перед собой пленников. Печальная радость согрела сердце. Аммонитяне, значит, были разбиты…
И вдруг скользящий взгляд его зорких глаз разглядел чудесную картину. В одном из дворов купалась женщина. Шифра! Как хороша! Кажется, судя по тонкой талии и высокой груди – совсем юная . Лица Давид разглядеть не мог. Длинные тяжелые волосы черной рекой скрывали его от него. Хо-ро-ша!
Часть войска Авесы возвратилась с победой, расположившись у царских ворот для отдыха. Сирийцы бежали, аммовитяне были разбиты и заперлись в Равве. Иоав осадил её. Иоав – хороший воин. Умный, хитрый, сильный, надёжный. Равва падет. Ведь царь поставил его во главе самых лучших воинов своего войска. Он был спокоен.
В один из вечеров Давид вышел снова на кровлю дома своего и сразу увидел купающуюся женщину. Ту, которая пленила его взор. Но она уже закончила купание и ушла в дом. Давид кликнул слуг. Чей это дом? Показал он рукой на дворик, где только несколько минут тому назад была женщина. Это дом Урии Хеттеянина. А женщина? Его жена – Вирсавия, дочь Елиама. Она хороша собой? Она – красавица. Мало на земле женщин такой красоты. Приведите её ко мне.
Её привели поздно вечером, когда весь Иерусалим уже затушил свои огни. И всё живое подчинилось законам ночи... Давид возлежал на своем широком ложе и, затенив глаза ресницами, разглядывал стоящую перед ним совсем юную женщину. Она стояла, потупив глаза, теребя слегка дрожащими руками свой широкий пояс, который туго стягивал её осиную талию. Серповидные бедра мягко ретушировались шелковой струящейся тканью.
- У тебя дети есть?
- НЕТ, господин. Я замужем недавно.
- Тебя зовут Вирсавия?
- Да, мой царь. Давид не знал, как продолжить разговор, односложные ответы девушки и её потупленный взгляд его слегка смущали. И отпустить её он уже не мог. Его крепкое, мускулистое тело воина, напряглось, внутри всё кипело. Он желал её. И не когда-нибудь, а прямо сейчас. Будто раскаленная лава вливалась в него и настойчиво искала выхода. Давид подчинился ей. Он встал, молча подошел к девушке, положил свои крупные сильные руки на её хрупкие плечики, сжал их. Вирсавия вздрогнула и подняла на него свои - О, Эли! – чистые, невинные глаза. Свет их тихим лучиком пробился к сердцу Давида, что-то шевельнулось, слегка осветилось в его душе, но тут же был загашен и затоплен горячей похотью. И он захлопнул, раздавил наглухо зашевелившуюся было совесть... Малка шели... Некева шели... Ловко схватив девушку, бросил её на царское ложе...
Целых три дня и три ночи не выпускал Давид Вирсавию из своих объятий. Он не мог оторваться от неё. Ни одна женщина не волновала так Давида. Что-то было в ней такое тихое, потаённое... Вирсавия... Он ловил взгляд её глаз. Огромных, глубоких, после близости с ним, словно умытых жемчужной росой, они блистали ему невысказанной негой, теплом и, казалось ему, любовью. Я полюбил тебя, женщина. Она низко опустила голову и чуть слышно произнесла: я замужем, царь мой. То, что ты сделал со мной – грех. Ты, царь, должен отпустить меня . Скоро вернется мой муж Урия. Давид, опустив голову, долго молчал. Уходи! Резко оттолкнул её от себя. Уходи! И она ушла и унесла с собой его сердце, его зачавшуюся нежность к ней. Вирсавия... Ему же осталось непреодолимое желание, которое жгло его и день и ночь.
Давид почти не спал. Днем он совсем не думал о ней - осада Раввы - это главное. Но входила в его спальню ночь, шлестя шелком своих ароматов и звуков, и тело его, такое крепкое тело воина, сильное - становилось её добычей - она терзала его желанием. Царь метался по своему широкому ложу, охлаждал себя прохладной водой, освежал себя чашей душистого виноградного вина, но ничто не помогало. Позови меня, Вирсавия... Позови меня... Дай мне отведать яблок твоих...
И вдруг сегодня пришла её рабыня, с которой Вирсавия велела передать: я беременна.
Царь заметался. Я не могу допустить этого, отдать своего... сына... Урии. Он приказал слугам пойти к Равве и привести Урию. Через несколько дней небольшой отряд пришел за провиантом, и с ними пришел Урия. Давид посадил его за свой царский стол. Урия - высокий, сильный юноша- нисколько не тушуясь, дельно и толково рассказал о положении Иоава и о ходе войны. Держался он скромно, но с достоинством. У Давида заныло сердце, когда он услышал свой голос: иди домой и омой ноги свои, тебя, наверно, ждет… жена… твоя. Запинаясь, еле выговорил. Урия встал слега наклонил голову в знак - спасибо - и вышел. За ним слуги понесли в дом Урии царские кушанья. Но вернувшись, челядь доложила: Урия домой не пошел. Вернулся к своему стану, расположившемуся у ворот Иерусалима. И отдал товарищам своим все царские яства. Давид обеспокоился. Пополудни он навестил стан. Поговорив с воинами, подошел к Урии: ты пришел с дороги, отчего же не пошел в дом свой? Я не могу, - ответил юноша. Начальник мой Иоав и рабы господина моего находятся в поле, в осаде, а я пошел бы в дом свой пить-есть и спать с женой своей? Неет! Я этого не сделаю. Я буду, как все воины. У Давида заныло сердце: вот какой воин Урия ! А я…
- Хорошо, будь ещё эту ночь здесь, а утром отправляйся в войско. И приходи ужинать... ко мне. Во время ужина Давид старался напоить Урию, что в конце концов ему удалось. Когда тот стал уходить, Давид послал слугу проследить, как дойдет Урия до своего дома. Но вернувшийся слуга сказал: юноша домой не пошел. Он вернулся к воротам Иерусалима. Надо что-то делать. Иначе моя любимая погибнет. И погибнет мой... сын.
Давид написал письмо для Иоава и утром отдал его Урии: передай своему начальнику.
...Иоав готовился нанести последний удар по Равве и расставлял людей к сражению. Прочитав письмо Давида, он потер бровь. Что задумал царь, приказывая поставить Урию в самое опасное место? Почему? Урия - один из лучших его воинов. И вскоре мог бы стать во главе сотни. Но царь приказывал поставить Урию на такое место в сражении, из которого живыми не возвращаются. Чтобы не было ошибки, Иоав ещё раз перечитал письмо. Нет! Написано ясно: поставь Урию в самое опасное место, проследи, чтоб перед воротами он оказался первым. Урия не должен вернуться домой после сражения. Даааа…
Схватка была жестокой и кровавой. Равва защищалась отчаянно. Все воины Иоава, которых он поставил перед воротами, были изрублены и расстреляны лучниками, которые тесными рядами стояли на стенах Раввы. Ни один не остался в живых. Но Равва не пала. Иоав только взял воду её. Осада продолжалась.
Вирсавия же, услышав о гибели мужа, устроила в городе плач по нём. Это донесли до ушей царя. Давид стал словно одержимый. Вирсавия... Едва дождавшись конца времени плача, он послал слуг своих, которые привели всю в слезах Вирсавию в царские палаты. И он – Давид – объявил, задыхаясь: Вот... жена моя...любимая...
В один из дней в царских палатах объявился Нафан, пророк иудейский, и сказал он притчу Царю: у одного богатого человека было много овец и другого скота, а у бедного была только одна овечка, которую он купил совсем крохотным ягненком. И выкормил её, и выросла она вместе с детьми его, и ела от хлеба его и пила из чаши его, и любил он её и холил, как дочь. Пришел однажды странник к богачу, и тот пожалел своих овец и приказал забрать единственную у бедняка. И приказал взять её и приготовить. Сказал и сделал. Давид возмутился. И сказал Нафану:
- Достоин смерти тот человек! И за одну овечку должен заплатить вчетверо.
- Ты – сказал! Ты – и есть тот человек! Ты руками аммовитян убил Урию, а жену его взял себе в жену. Не ты ли сделал это зло перед очами Господа? И сделал ты это тайно. А платить за это зло , Давид, будешь явно, перед всем Израилем… Рассорится царство твоё… И перед очами твоими другой будет спать с женами твоими… А как ты этим делом подал повод врагам Господа твоего хулить, то умрет родившийся у тебя сын…
Малка шели - моя царица(некева)