Было это, «когда не было ещё Маркса и Энгельса, не было не только Колумба, а так же египетского царя Тутанхамона»
С самого начала вру. Хотя всё остальное – чистая правда, ну где то процентов на 90.
На самом деле было это в конце 80-х. В этот самый период я учился заочно в сельхозтехникуме «Куйбышевский». Два раза в год приходили по почте вызовы на сессию, каждая по двадцать дней. Эти вызовы надо было отнести на работу, и в отделе кадров предоставляли оплачиваемый отпуск. Как - то раз я получил такой вызов на начало июня, оформил отпуск, собрал походную сумку, и отправился на сессию «грызть гранит науки», а так же отдохнуть от работы и разнообразных домашних дел.
Проучились неделю. Дальше были выходные – половинка субботы и воскресение. На выходные обычно все заочники разъезжались – общежитие пустело. Мне же ехать домой было никак не с руки – 6 часов на поезде, потом 3 на электричке, да ещё 2 часа электричку в Новосибирске ждать. Пока доберёшься – пора назад собираться. И мой сосед по комнате, он же однокурсник, и по совместительству друг Саша Мурашкин пригласил меня в гости к себе домой, так как он жил поближе – всего 2 часа езды на автобусе.
Надо сказать, что у Саши была потрясающая харизма, в хорошем смысле этого слова. Он мог убедить кого угодно в чём угодно. Хороший рассказчик, он знал множество шуток, прибауток, анекдотов, историй – смешных и не очень. И хотя, в его рассказах правды было не 90 процентов, как в моих, а примерно 30 – 40, но, тем не менее, собеседник он был отличный, с ним было легко и просто. По его словам выходило, что его село – это такая маленькая Швейцария посреди альпийских лугов, где каждый житель друг другу – товарищ, брат и соратник.
Дома у него никого не было, так как у жены был отпуск, и она с детьми уехала в соседнее село к тётке. Впоследствии оказалось, что в доме нас ожидает его тёща, про которую он скромно умолчал. Обещал познакомить меня со своей соседкой, одинокой женщиной чуть постарше меня – на 2 года. Один раз она была замужем, а сейчас в разводе.
На самом деле, старше меня она была на 8 лет, а замужем была 4 раза. Впрочем, это значения не имело. В то время я был молод, холост, с предыдущей подругой в родном городе мы расстались навсегда и безвозвратно, следующая «на горизонте ещё не нарисовалась», так что никаких моральных обязательств я ни перед кем не имел. Да и почему бы не познакомиться с приятной женщиной молодому симпатичному студенту, с гладко выбритым лицом и в отутюженных брюках с такими стрелками, что если шальная муха в полёте задевала краешек стрелки, то тут же падала на пол, разрезанная пополам. (Ну, это уже мои 10 процентов)
Женщину звали Татьяна. Миловидная, с хорошей фигуркой, работала дояркой на ферме, проживала в доме у родителей. Правда, семья у них была со странностями. В чём заключались эти странности, Саша рассказывал по дороге на автовокзал.
В общем, кроме Тани в семье было ещё 7 её братьев, в возрасте где – то от 20 до 36 лет. Таня и ещё один брат проучились в школе несколько лет, потом бросили. Остальные не учились в школе ни одного дня – по причине каких то психическо – умственно отклонений. То есть все шестеро ни одной буквы из алфавита не знали. Один брат, который учился, обзавёлся семьей и жил отдельно от родителей. Остальные, вместе с Таней жили у родителей. Понимали разговорную речь они хорошо, а вот сами говорили плохо – некоторые отдельные слова, включаю нецензурные, произносили отчётливо, остальное – «тыг – мыг, мыг - тыг». Тем не менее, все они работали в колхозе скотниками, пастухами, разнорабочими. А один из них, средний по возрасту, который говорил лучше всех и был у них за переводчика и считался главным из братьев, даже сделал карьеру – работал на конюшне помощником конюха. Звали его Серёга. Зарплату им на руки не выдавали, а получала за них мать или Таня, потому что в деньгах они разбирались также как в буквах. А буквы, как известно, они не знали ни одной. За высокие производственные показатели, в виде поощрения, Серёге купили с общей зарплаты мотоцикл «Минск» и часы «Слава». Часы он надел на руку сразу, и иногда подолгу глядел на них, по видимому, замкнутый цикл секундной стрелки успокаивал его нервную систему. С мотоциклом было сложнее. За месяц он научился заводить его и трогаться с места. Выжать сцепление и одновременно переключиться на вторую передачу оказалось для него непосильной задачей. Но он не оставлял попыток научиться и вечерами газовал за огородами на первой скорости, пугая гусей и бродячих собак. Остальные пятеро братьев тоже использовали мотоцикл для гонок, но по своему. Они по очереди садились на него, крутили рукоять газа, при этом языком, губами, и ещё чем то издавали звуки типа: «Ван – ван –ван, тыдыр -тыдыр». Потом мысленно трогались с места, при этом звук менялся на «дрын – дрын – ди – ди –ди, др - др». Далее всё зависело от обстоятельств – если мчались по скоростной магистрали со скоростью 120 км/ч, то звук был –«Вууу - вууу», если объезжали препятствия или поворачивали – «Тык – дык -др –р дыл – др – р, тын – дын – др-р». Примерно как то так. Ну что с них взять. Все мужики – в душе мальчишки, просто некоторые это умело скрывают.
Автобус высадил нас на окраине села, а сам поехал дальше – в центр. В центре я не был, а окраина мне понравилась. Местечко действительно живописное. Сашин дом находился на последней улице, где дома были только на одной стороне, а через дорогу – пологий спуск к довольно широкой реке с небольшим течением. Неподалёку был деревянный мост через реку. Сразу за мостом начинался берёзовый лесок. В речке купались ребятишки, с моста и под мостом рыбачили рыбаки. Красота. И был бы я поэтом средней руки, то тут же, не заходя в дом, на скамейке у Сашиных ворот начал бы писать свой очередной шедевр примерно такими строками:
Тихо берёзы склонились к воде
Солнце стоит над рекой
Эти места не забуду нигде
Волю свою и покой.
И дальше – «любовь», то – сё, «Незабудки» или «ромашки», что, в принципе, всё равно.
Но «увы и ах» - поэтом я никогда не был и теперь уже точно не буду.
Поэтому мы поспешили в дом, перекусили с дороги, отдохнули немного и пошли топить баню. После этого сели на скамейку у ворот и стали ждать Татьяну – примерно в это время она была должна возвращаться с работы.
Две старушки прошли мимо, поздоровались. Потом ватага мальчишек пронеслась на велосипедах. Две девчушки тащили куда то здоровенный японский двухкассетник, из динамиков которого надрывался неутомимый Юра Шатунов: «Не прогоняй меня мороз, хочу побыть немного я….». Когда он допел про январь и начал припев заново, Саня толкнул меня в бок: «Вон она!».
От моста по дороге шла женщина в спортивном костюме, кедах, и в белом платочке на голове. Среднего роста, хорошенькая, чуть полноватая, но не толстая. Поздоровалась издалека, Саша тут же «включил крейсерскую скорость» и «погнал»: «Татьяна, хочешь, с женихом познакомлю? Подходи, присаживайся!».
- Хочу – засмеялась она и присела на краешек скамьи.
- Познакомься – мой друг Владимир. – Я кивнул головой.
- Это Таня. – Сообщил он мне радостную весть.
Дальше крейсерская скорость стала неумолимо стремиться к критической отметке.
- Владимир – выпускник. – «Заливался» Саня. – Скоро получит диплом. Места ему наши понравились, хочет у нас остаться.
То, что места их мне понравились – была чистая правда. Остальное – нечистая. Во первых, до диплома впереди были ещё два курса и защита, во вторых – оставаться здесь я не собирался даже во сне.
- У нас в колхозе ему предлагают должность главного инженера, служебную квартиру и машину, и оклад 280 рублей. – Саня не «сбавлял оборотов».
Насчет квартиры, машины и оклада я как то не очень удивился – всё в соответствии с должностью.
Но вот сама должность меня сильно удивила. Колхоз здесь не маленький – одних тракторов штук пятьдесят, автомашин – где то тридцать, да ещё комбайновый парк, сеялки, бороны, элеватор – и всё это на мои плечи?
Но Саша не давал задумываться – его, как Остапа Бендера «несло»:
- Но он думает пока. Всё дело в том, что он холостой – вот и думает. А нашлась бы хорошая женщина, хозяйка, остался бы сто процентов. Так что ты смотри, Татьяна, не упускай жениха!
- Я постараюсь, - опять засмеялась она и сняла с головы платок. Копна рыжих волос в сочетании с голубыми глазами на загорелом лице делали её похожей на колдунью, или на роковую женщину, или даже на женщину моей мечты, но только не на деревенскую дурочку.
Я протянул руку и погладил рыжую шевелюру – «Рыженькая, люблю рыженьких». Она умела смеяться, ей это «шло», она знала про это и поэтому снова засмеялась и сказала: «Приходи к восьми к нашим воротам». Резко встала со скамейки и заторопилась домой.
Мы помылись в бане, поужинали. Потом я прошёлся на всякий случай утюгом по своим и так отглаженным брюкам, надел модную тогда рубашку на кнопочках и серый пиджак – вроде не броско и не скромно. Но всё равно за километр было видно, что я здесь чужой, потому что пиджаки здесь не носил никто. Местные парни даже на танцы ходили в спортивных костюмах, а если было прохладно – одевали фуфайки прямо на «олимпийки».
Сходили с Саней в летнюю кухню, соорудили мне постель, на случай, если я вернусь поздно, чтоб не тревожил в ночном доме старенькую тёщу, у которой и без меня был плохой сон. Подмели там пол, постелили матрац прямо на пол, бросили одеяло и две подушки – на всякий случай.
У Сашки были ещё какие то дела в деревне, и он ушёл по делам. Тёща в «спокойствии чинном» смотрела телевизор, а я без пяти минут восемь отправился к воротам Таниного дома.
Самих ворот, как таковых, не было – просто вкопано два столба, с внутренней стороны к ним были прибиты металлические проушины, в эти проушины были заложены жерди – шесть штук. Ровно по одной на каждого брата – ни больше, ни меньше.
Сами братья находились тут же – возле жердей. Одетые кто во что – в старые брюки с заплатами, растянутые «треники» с пузырями на коленях, один из них был в спецовке на голое тело, остальные в майках или с голым торсом. Наверное, они договорились с местными комарами, и комары их облетали мимо. Облокотившись на верхнюю жердь, братья пристально, угрюмо и враждебно смотрели на меня, не опуская глаз. Некоторые курили, другие прикуривали, кто то доставал сигарету из пачки «Примы», которая ходила по кругу. Не дошёл до них метра три, остановился, поздоровался: «Здорово, мужики»! В ответ никто из них не произнёс ни слова, только один из них оторвался от жердей и подпёр плечом столб – передвинулся поближе ко мне.
Я закурил свою сигарету, постояли. Молчание затягивалось и становилось несколько угрожающим. Надо было как то начинать разговор. Я увидел на руке у одного из них часы, понял, что это главный, Серёга, и спросил у него: «Сколько время»? Он отдёрнул руку и спрятал за спину, как будто от моего взгляда часы могли сломаться. «А когда Таня выйдет»? – Спросил я. Он пустил мне в лицо струйку дыма и почесал одной ногой другую, давая понять, что вопрос был риторический и ответа на него не последует.
Да, дела мои были не важны. Мало того, что я был для них чужак, они ещё приняли меня за какого то мелкого жулика, решившего посягнуть на их имущество. А сестру свою они наверняка считали своим имуществом. И раз они от моего взгляда спрятали часы, то сестру, на которую я собирался не только смотреть, они вряд ли со мной отпустят. Им легче мне ноги переломать, что бы уже наверняка получилось. Я ещё раз взглянул на них – самый щуплый из них был в полтора раза здоровей меня. И если каждый из них возьмёт по жердине и махнёт по разу – этого будет вполне достаточно, чтобы вместо сдачи экзаменов попасть на больничную койку. А справки от психиатра у них наверняка имеются у каждого, так что за последствия они не отвечают. Я ещё раз искоса взглянул на них. Когда меня били в последний раз в общежитии педучилища на танцах, то лица у тех танцоров были намного дружелюбнее, чем у этих Сашкиных односельчан – товарищей, братьев, и соратников. Надо было уходить, пока не поздно. Я решил подождать Таню на скамейке у Саниных ворот. Выйдет на дорогу, а там видно будет.
Повернулся, чтобы уйти, но тут заметил стоящий у палисадника мотоцикл «Минск» - тот самый, Серёгин. И в голову тут же пришла мысль, которая любого бы нормального человека обошла бы стороной, но я то был не нормальный, а творческий.
Я подошёл к мотоциклу, наклонил его на себя, несколько раз пнул по «заводилке», при этом рыча: «Дрын-ды-дын, дрын-ды дын». Мотоцикл виртуально завёлся. Я сел на него, погазовал для порядка, прогревая двигатель, и также виртуально стронулся с места, разогнался и поехал вперёд – в туманные дали. Я мчался по шоссе на огромной скорости, обгоняя тихоходные машины, трактора, и другую технику, включая «дальнобойные фуры» и автоцистерны. Я круто уходил в вираж, выворачивая руль влево и наклоняя мотоцикл на левый бок, потом уходил в правый вираж. При этом я иногда не успевал «переключать» звуки – иногда у меня вместо «Ву-у –у» выходило «др-дыр-др», а вместо «дрын-ды-ды-ды» выходило «ва-а-а». Но, по моему, никто этого не заметил. «Накатавшись», я поставил мотоцикл на место. Повернулся к братьям, и в первые секунды не узнал их. Пока я «катался по ночному шоссе», они почему то сильно изменились. Угрюмые маски исчезли с их лиц, в глазах появился блеск, но не враждебный, а скорее дружеский. Они улыбались, один толкнул другого локтем в бок, тот его хлопнул по плечу, двое других что то рассказывали друг другу, при этом жестикулируя руками и головами одновременно.
По их виду я понял, что «клеймо» чужака слетело с меня, прокатилось по земле и исчезло в траве. Я снова подошёл к Серёге и опять спросил: «Сколько время»? Он взглянул на часы, потом вытянул руку вперёд: «На ка, сам посмотри, чего то я вечером плохо вижу». Я понял, что в цифрах он разбирается так же как в буквах и деньгах. Вообще то часы показывали половину третьего. Может, стояли, а может, у их хозяина был какой то свой, одному ему известный и проверенный отсчёт. В это время остальные заспорили о чём то на своём, зашифрованном языке. Сквозь «гыд –магыд» и «гугу не гугу» я отчётливо услышал три слова: «Нада»!, «А то»! и «канешн». Потом тот, что в спецовке вопросительно взглянул на Серёгу, тот кивнул головой, два брата отделились от толпы и рванули в дом как два танка на вражескую полевую кухню. Ровно через две минуты они уже неслись обратно, почти вприпрыжку. Один нёс в руке какой то бумажный кулёк, в карманах куртки было по бутылке самогона. Белые бумажные кляпы вместо пробок ярко выделялись на фоне синей рабочей куртки. Другой нёс стопки в обеих руках. Подкатили берёзовую чурку прямо к жердям, из кулька высыпали конфеты, поставили одну бутылку и стопки. Первую стопку Серёга протянул мне – за знакомство, как я понял – самогонка градусов 60, настоянная на клюкве. Пьётся как коньяк. Закусил конфеткой, закурил.
В это время, с опозданием где – то минут на сорок, из дома вышла Таня. В белом платье в цветочек, с кожаным ремешком на талии, в голубенькой короткой кофточке, рельефно обтягивающей довольно таки выпуклую грудь, накрашенная, причёсанная, она выглядела если не сногосшибательно, то умопомрачительно.
Я подошёл к ней, взял под руку, и мы направились с ней было в сторону реки, но братья «загыгыкали» вслед, кто то из них даже свистнул. Я оглянулся. Они призывно махали мне руками, при этом издавая какие то странные гортанные звуки. Глядя со стороны можно было подумать, что это цыгане всем табором пытаются подманить отставшую колхозную лошадь. Увидел в руках у Серёги налитую до краёв стопку, «на посошок» - догадался я, подошёл, выпил, взял две конфеты, и кивнул головой: «Спасибо», мол «за угощение». Они тоже кивнули мне молча. А чего там было говорить – теперь я вроде как свой, а свой своего без слов понимать должен. Таня спросила меня: «А как это ты с моими братьями подружился»? Они обычно моих знакомых не очень любят, некоторых даже бьют.
- И многих побили? – спросил я.
- Я не считала – ответила Таня и рассмеялась.
Вот тут мой мозг в который раз в жизни споткнулся о женскую логику – зачем тогда надо было назначать свидание у ворот дома, не проще было бы встретиться на берегу реки или на мосту? Или это была своего рода проверка «на выживаемость»? Если братья не побили – то пойдём погуляем, если братьям не понравился – тамбовская волчица тебе подруга. Выходило так.
Но я, как вышло, понравился. Про трюк с мотоциклом рассказывать не стал, а просто ответил – «Видишь ли, Таня, я же тут буду главным инженером, а главный инженер должен уметь находить общий язык с людьми». Мы остановились у реки. Выбора было два – в колхозный клуб на танцы, либо гулять по берегу, наслаждаясь свежим воздухом. И хотя две стопки самогона загнали все мои страхи в тёмные глубины подсознания, я отчётливо помнил, что в колхозных клубах чужаков любят ещё меньше, чем у ворот Таниного дома. И когда выходишь с колхозной дискотеки – первым делом надо задрать голову вверх и долго - долго смотреть на звёзды, тогда кровь из разбитого носа перестаёт капать. Поэтому ограничились вторым вариантом. Погуляли по берегу, поднялись на мостик, постояли. Пошли дальше, к берёзам. Я расстелил свой пиджак, и мы сели под дерево – обниматься. После самогонки целоваться было как то не совсем удобно, а вот обниматься – в самый раз, поскольку руки перегаром не пахнут.
Одновременно мы пытались беседовать. Шестидесятиградусная самогонка развязала мой и без того непривязанный язык и я вслух начал строить планы о том, что когда я буду работать главным инженером, неплохо было бы «выбить» квартиру для её родителей и братьев. Тане я предложение не делал, но подразумевалось, что она будет жить со мной в служебной квартире. Таня тоже задавала мне вопросы: «А кроме служебной машины у тебя будет своя личная?»
- Конечно – Ответил я и расстегнул очередную пуговку на её голубенькой кофточке. После очередного ответа я расстегивал следующую пуговицу. После третьего ответа между кофточкой и платьем образовалась уютная щель, в которую легко проскользнула рука. Больше вопросов она не задавала.
Остаток ночи мы провели в Сашиной летней кухне.
К шести часам ей надо было идти на утреннюю дойку, и в пять она бесшумно исчезла, оставив после себя запах духов «Красная Москва» и приятные воспоминания.
Я проспал до обеда. Потом Сашина тёща заставила нас перетаскивать доски с места на место, якобы на прежнем месте их заливало дождевой водой с крыши. Потом нужно было поправить забор и прополоть картошку. Но до картошки дело не дошло, так как надо уже было собираться на автобус.
Проходя мимо Таниного дома, мы одновременно повернули головы налево. Соседи находились в той же позиции, что и вчера. Некоторые, правда, поменялись местами. Саня махнул им рукой, они ответили вяло – кто – то поднял руку на уровень плеча, кто – то чуть выше, кто – то ниже. Когда же я поднял правую руку вверх, они замахали руками так, как будто к ним внезапно приехал из Америки двоюродный дядя - миллиардер. Кто – то махал одной рукой, кто – то двумя, а у некоторых получалось двумя руками и головой одновременно. Я подошёл и попрощался с каждым за руку. Какие – никакие, а свои. А свой своему – поневоле брат. Серёга сделал жест рукой, как бы пытаясь обнять меня, я тоже сделал такой жест, приобнял его за плечо и сказал: «ничего, братан, всё будет хорошо, а может, даже лучше». Он кивнул головой и ответил:
- Дык… ну ты это… того…
Чего «того» я не успел уяснить – меня окликнул Сашка – «пора», мол «пора»! И Серёга свою мысль не продолжил. А я, хоть и человек творческий, но «объять необъятное» и мне было не по силам: может быть «того» означало «приезжай ещё», а может – «береги себя», а может – всё вместе.
А может, вообще это было зашифрованное послание и имело тайный смысл. Вот только какой – никому не известно.
До Саши было шагов двадцать, я прошёл пятнадцать и оглянулся – братья стояли как вкопанные, намертво, как скала. А Таня из дома так и не вышла.
На душе было почему то пусто, как будто меня в самом деле сняли с должности главного инженера, квартиру забрали, жена бросила меня и ушла назад – к матери, и я, как побитая собака, возвращаюсь домой.
Вроде бы и братья были на месте, и солнце такое же, и лес, и речка, и мост, и рыбаки на мосту. Вот только мы шли в обратную сторону, и ветер в верхушках деревьев пел свою песню о том, что ничто не вернуть назад.
Владимир Яковлев.
Спасибо, если дочитали до конца. Подписывайтесь на канал, ставьте лайки, комментируйте.
Всем удачи и хорошего настроения!