Электричка - это сложный период в жизни любого человека. И благо тому, у кого период этот вынужденный не безграничен, ибо хвост моего "зелёного динозавра" протянулся далеко за пределы 90-х. Долгое путешествие в этом поезде можно сравнить с катарсисом - своеобразной перезагрузкой: если есть электричка, то есть жизнь до поездки на ней и жизнь после окончания поездки.
В любую погоду двери нашего вокзала была всегда заперты, однако, на удивление, в одной точке его теплилась жизнь в виде кассира, который был заперт в этом же здании и билеты никому не продавал. Перед прибытием электрического поезда кассир вовремя открывал вокзал и тут же запирался в нем от всех. После того, как последний вагон закатывался за поворот - отпирался, заботливо вешал за собой амбарный замок на дверь и уходил домой, следуя, видать, какой-то своей внутренней инструкции.
Но я запомнил то время, когда двери зала ожидания были нараспашку для всех. Тогда еще было кому ожидать. Вокзальный потолок в ту пору был усеян прилепившимися сгоревшими спичками, а скамьи ожидания, ещё фанерные, изрезанные непристойными символами и выражениями, ломились от прильнувших друг к другу мерзнувших душ.
А в подземелье этого здания кочегарил кочегар. В отдельной комнате диспетчер на пуленепробиваемом пульте переводил стрелки, подрабатывая между делом парикмахером. Позже их всех вымели новой метлой, а само здание вокзала было приведено в надлежащий вид и закрыто на замок. Ибо нечего тут.
Теперь в стенах вокзала только индевели дверные ручки.
Но это будет потом, а сейчас меня увлёк поток людских тел, устремившийся к подкравшемуся по-тихому электрону. В открывшиеся двери начали забрасывать сумки добры молодцы, хвататься за поручни, сверху подхватывать за шкварник нерасторопных пассажиров и подталкивать их вверх по лестнице снизу. Следовало не отставать от шебутной толпы и занимать места в самом тёплом вагоне, желательно на скамье с печкой под ней. В первый вагон сгонялись персоналом беспризорные безбилетники и асоциальные личности. Почему именно в первый? Потому что в нем не было отопления. Такой себе своеобразный лепрозорий.
Вагон-ресторан в электричке имел вид барной стойки, на которой перекатывались сосиски и ход-доги из стороны в сторону и подпрыгивали вместе с вагоном (когда электрон еще не ходил по бесстыковому пути). Пирожки не подпрыгивали, потому что прилипли к подносу ещё до наступления нового года. Зато барная стойка в своих недрах скрывала бездонный холодильник, откуда стремительно шла продажа пенных напитков. В вагонах присутствовала в основном студенция, сидя кое-где друг на друге и не отрывая глаз от личных сотовых телефонов. Это было время начала нулевых, и сотовая индустрия ещё только набирала обороты, каждый месяц радуя новинками потребительский карман и взор.
В руках все держали обыкновенные чёрно-белые кнопочные телефоны без камер и доступа во Всемирную паутину. И хорошо, если там были установленные игры, а так времяпровождение складывалось только из благоговейного созерцания сменяемых цветов подсветки экрана. Но и этих впечатлений хватало, чтобы ими потом делится.
В отдельных случаях особо ушлые студенты надевали белую рубашку и шли по вагонам рубить бабло из первых рук, прикидываясь проводницами. Все, кто не купил билет, исправно отстегивали им свои кровные за проезд. А когда афера раскрывалась, служба безопасности состава утаскивала обреченных дельцов в глубины электрички, зажав шаловливые их ладошки в своих цепких клешнях правосудия. И никто их больше никогда не видел.
Чем дальше электричка уезжала, тем мелодичнее становился перезвон пустой стеклотары под лавками.
Отдельно следует уделить внимание перронным продавцам, налетавшим на остановках на вагоны и предлагавшие свой товар. Хорошо шли трижды прожаренные в масле пирожки с картошкой или капустой. Пирожковый дух наполнял вагон и желудки пассажиров, а карманы торговцев - звонкою монетою и мятыми купюрами. Набрав по пять пирожков и аппетитно жуя, все пассажиры, счастливые, ехали дальше. Но попадались и несознательные продавцы варёной алычи под видом мёда или перевязанного ниткой сала, сваренного в луковой шелухе, под видом копченостей. Купить в привокзальном ларьке минералку за 15 и продать её жаждущей питья руке, тянущейся из приоткрытого окна электрички, за 25, - ума много не требовалось.
Поистине самым ужасным местом в электричке был толчок, запираемый перед крупными станциями, чтоб забравшиеся в них хмыри не загадили его ещё больше. Слов таких не существует, чтобы описать его беспросветное состояние. Особо много требовалось сноровки, чтобы одновременно снимать штаны, держать дверную ручку, ибо сортир изнутри не запирался, и удерживать равновесие на ходу поезда. А в конце обязательно нажать педаль, открывающую, с шипением намотанной на колесо змеи, колодец, в который улетало всё, биясь о шпалы и расплёскиваясь по накатанным рельсам. Навык этот вырабатывался с годами. Нельзя было его не продать, ни купить, ни подарить.
В темное время суток, пока вагон успел не переполниться народом, можно было растянуться на лавке и вздремнуть, сокращая тем самым путь-дорогу.
А когда электричка приходила на конечную станцию - наступало утро, которое гнало прочь все ночные ужасы и запахи. Начинался новый день.
Читать рассказ от #инженерслова "Мемори Ростов-на-Дону 1996"