Заметка первая.
Засверкали в сумерках вспышки. Повернул голову и увидел на мониторах смартфонов себя, держащего экран, размером метр на метр с пятью уклейками. Весь день не ловились. Перед тем, как катер рыбоохраны боевым абордажным приемом прижал мою надувную лодчонку к берегу, погнув весло у слабослышащего (проклятый кортиев орган!) и плохо видящего пенсионера (отслоение сетчатки), бросились уклейки впятером на экран, пожалуйста – смотрите все.
Показывал полицейским загноившиеся пальцы в лейкопластырях от червяков, на которых ловил живцов до покупки экрана. Не разжалобил. Два часа в темноте оформляли протокол. На 2000 рублей штрафа. На помощь коллегам прикатил еще катер с полицейскими. С него мне сказали, что баклажку мою щука утащила.
Поздновато. Так я ее и не нашел потом. Жалко, что рыбоохрана только на меня бросала все свои наличные силы. Браконьеры с хорошим слухом и зоркими глазами все лето окружали мои баклажки сетями метров по триста в диаметре и громкими шлепками по воде отгоняли щук от моих живцов. Разве тут поймаешь чего.
Остров, на котором я жил все лето в обществе парнишки, работающего на прибрежную базу , похудев на пятнадцать килограмм (со ста до восьмидесяти пяти) идеальное место для кроликов. Паренек, живущий в храме частично не протекающей крыши, спрашивал, моя палатка для детей, что ли? Отвечал ему, что да, для умственно отсталых. За день в эту палатку приходилось залезать раз сто, сгибаясь и разгибаясь. В этом и заключалась разгадка моего похудения (видео «Храм частично не протекающей крыши», видна палатка, храм, тополь с дуплом для будущего кролика). Брошу всю эту разорительную рыбалку, стану кроликов разводить подумалось мне. Так запретят. Скажут, что кролики съели весь камыш, загадили всю экологически чистую реку. Решил одного кролика завести. Парнишку скоро уволили за потерю лодочного насоса. Запомнил его устойчивые повторяющиеся слова. «Я не такой. Спасибо. И воды мне не надо». Дипломированным поваром был.
Сам я человек красивый, похож на дедушку кентавренка Нади Рушевой. Она меня не видела, а то бы обязательно нарисовала этого дедушку.
О клычках читать ниже. Сразу после увольнения повара на птичьем рынке купил за 700 рублей трехмесячную крольчиху шиншиллу у доброго дядечки. Самую несчастную на вид выбрал. Горбатенькую, рахитичную. Назвал Косточкой, как Кобзон Гурченко.
Хотя у читателей воображение богаче любой фотографии. Сначала жили с Косточкой на острове с 23 сентября по 20 ноября 2019 года. И не был я в одиночестве на острове ни одного дня.
В дупле огромного тополя, одного из десяти, который виден рядом с храмом частично не протекающей крыши (видео храма и тополя смотрите выше)я устроил ей уютную норку. Гулять выводил в жилетке на цепи (фото «Жилетка» смотрите в начале заметки). Двух дней не прошло, как она из норы выскользнула. На острове буйное разнотравье, вплоть до ежевики. Кушать Косточка не просит, меня избегает, я переживаю (классическая стенокардия напряжения), как поймать не знаю. На остров собаки заплывают, съесть могут. Через неделю подплываю к островному причалу, иду к фабрике кухне. А Косточка тропинку перегородила, меня ждет.
Предводительствует на три шага вперед. Ближе не подпускает. Снимаю куртку, швыряю на шесть шагов вперед. Вот она под курточку и рванула. Заколотил в дупле все выходы. Сбежала опять через вырытые запасные выходы. Пришлось до ноября жить с ней в напряженном беспокойстве. Ловить рыбу то я не бросил. Рыбачу, а собаки по островам рыщут, волнуют меня.
За это время она похорошела. Горбик исчез, на вид счастливая. Расцвела, как серебристая роза в оранжерее.
Пришлось переименовать ее в Розочку. Ночью при луне мы с ней гуляли. Что я кушал, то и она ела. Ласковая. Давалась руками гладить. Носиком их искала. Ушки аккуратные, на одном коросточка появилась. Отнес домой к жене на излечение. Неделю жила в ванне, каждый день ей свежей травки рвал (видео «Розочка кушает свежую травку»). На левом ушке виден след от лечения йодом. Жена привязалась к ней, как к доченьке. Розочка отвечала взаимностью.
После выздоровления, с наступлением заморозков, стал делать Розочке гигиенические полы в холодильнике со свалки, где ей предстояло жить зимой. Заготавливал камыш, сушил траву на пропитание в морозные дни. Холодильник поставил боком на прибрежной базе у знакомых ребят (о них читать «Пробный камень»). Вместо дверцы поставил два слоя прозрачного пластика со свалки и железную решетку. После переселения ездил туда каждый день на велосипеде. Надевал на Розочку жилетку и часа по два мы с ней гуляли на поводке из цепи. Таскала она меня по всем буеракам, репейникам и горкам до полной усталости.
Велосипед мне ребята-свидетели моего чудесного спасения (о чудесном спасении читать здесь) обещали купить после того, как они раздавили мой бульдозером. Ждать пришлось долго. Для памяти стал отпускать бороду и усы. Из седой бороденки скрутил клычки, как у африканской свиньи бородавочника, при оголенном подбородке. Эт, чтобы совесть по возмещению ущерба заела их. На старушек нападала болезнь столбняк, как они видели мои клычки. Молодые девушки рукой откидывали воображаемые волосы. Приставал к жене с просьбой сходить с этими клычками в оперный театр на балет, чтобы в антракте ловить восхищенные взгляды, предварительно подкрасив кончики йодом, а не стрептоцидом, как Манька Облигация, но почему-то она наотрез отказывалась. Сбривать не мог долговой макияж. Слово себе дал. (фото клычков смотрите выше ).
Не удавалось ребятам накопить на весь велосипед сразу 7000 рублей. Стали отдавать по частям. Для памяти стал сбривать растительность пропорционально возврату. Сначала один ус сбрил. Сразу стал знаменитостью и сделал ребят знаменитыми всей округе. Рыбак один ждал меня на берегу поговорить о делах наших рыболовных скорбных. Увидел у меня один ус и передумал. Кончилось все тем, что стала моя борода величиной и формой, как у Ивана Константиновича Айвазовского. Тем не менее, пришлось ее сбрить. Зуб заболел. Мешала борода врачу. Деньги мне вернули. Не все, правда.
На Новый 2020 год Розочку взял домой. Ее могли ребята по пьяни скушать в праздники. Розочка сидела за новогодним столом, кушала райские яблочки, слушала речь президента. В январе Розочке исполнилось шесть месяцев. Она стала в холодильнике поилку перевертывать. Мужского общества захотела.
Я взял, да и потрепал ее по заду на прогулке. Что тут началось! Передние лапки вытянула, задние отбросила, все косточки и жилочки задрожали, хвостик подняла и выкатила мне свою не сверленую жемчужину. На, пользуйся! А у меня от наклона спину прихватило (многолетняя болячка), я и разогнулся. Когда она поняла, что я ее поматросил и бросил, вскочила, накинулась на сапоги из этилвинилацетата, стала бросаться на них, как на стену, царапать и кусать. Делать нечего. Поехали на птичий рынок смотреть на будущего жениха. Розочка сидела в передней корзинке велосипеда в жилетке на цепи.
Пока мы с продавцом кроликов обсуждали строительство маточника (потом построенного), она из корзинки маханула на клетку с матерым серым кроликом землистова цвета. Тот и ухом не повел. У него таких принцесс избыток. Уехали ни с чем.
Сугробы намело сантиметров на восемьдесят. Розочка наделала в них ходы. Всегда гуляла неизменным образом. Сделала отхожие места, лежанки, тропки для беготни. Меня считала своим мужчиной. Приставала с однозначными требованиями, проходу не давала. Приходилось раз пятнадцать за прогулку швырять ее метров на пять в глубокий снег для охлаждения. Добился я этим только того, что она свои чувства перенесла на сильнейшую платоническую любовь ко мне, навсегда лишив себя счастья плотской любви. Розочка стала фригидной. Как я пытался вернуть ей вкус к простому кроличьему счастью об этом можно прочитать во второй заметке «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Розочке и Альберте».
Читайте также: