Это книга моих мемуаров. Я уже написал одну на листах приглашений на выборы и выбросил. Вторую на листах альбома, может быть он сохранится. Это третья книга, начинаю ее со школьных годов. Навечно в памяти Чаплыгин Сергей Владимирович (МАДИ).
Школьные годы с 4 по 10 класс я провел в городе Ржев. Мы переехали в конце августа 1947 года из села Кривцово что 10 километрах от станции Ржава, что на Курской дуге вот ей — дуге 70 лет (2013) На «дугу» мы переехали в 1944 году из гор. Обоянь, где с 1941 по 1943 год жили в оккупации (см. очерк в газете «Братский Университет» №38 от 16.12.2011г. В Обоянь мы переехали в 1939 году, там 18 августа родилась сестра Оля) из села Шершни (совр. Украина) станция Гнивань, река юж. Буг. Там я родился 6 мая 1937 года. Сестра Муся родилась в 1935 году в селе Переславль. Так что нашим родителям Александру Васильевичу и Анне Николавне, которые поженились в Москве в 1934 году пришлось помотаться по стране чтобы не угодить под «колесо истории».Моя сестра Оля родилась 18.08.1939 в городе Обоянь, т. е. Каждые два года семья с малыми детьми переезжала, это было спасение от НКВД. Затем поиски ведьм прекратились. В Обояни мы благополучно прожили до 1944 года. Пережили оккупацию с ноября1941 по апрель 1943 года и потеряли там отца. В село Кривцово мы переехали к сентябрю 1944 года, так как не могли сами прокормится и корову прокормить в городе. Мама весной 1943 года выкопала на пустыре огород и посадила картошку. Из Москвы приехала сестра мамы помогла ее выкопать, привезла подарки письменные принадлежности и коньки «Снегурки». И тут же ей предложили работу в деревне в школе. Так как в предложении сулились льготы мы решились на переезд. Маме дали работу в школе в райцентре село Бобрышева (там при «дуге» была ставка Жукова Г. К. В его воспоминаниях есть это село) это в 4,5 км, от нашего села. Там одно время летом, стояла редакция военной газеты и нас подкармливали с их полевой кухни. Мы в троем попали на фото в их газету когда на фоне кухни на палке несли бидончик с едой. Жаль что газета потерялась. На горизонте полей еще дымили подбитые танки. Дымились потому что было лето, а внутри танков разбросаны остатки погибших экипажей и боеприпасы, поэтому саперы забрасывали внутрь горючую смесь и все горело и взрывалось. Корову мы продали к осени 1943 года, та к как при немцах и при наших мы меняли молоко на тюки с сеном или соломой. Войска уходили на запад и с ними корм ушел. В селе мы купили двух коз. Для учителей сельской местности были льготы корм для скота, дрова стоимость аренды квартиры и все это не облагалось налогом. Когда все сельчане в счет налогов сдавали молоко, яйца, мясо (300 литров молока в год или 8,5 кг мяса.) Поэтому колхозники ничего не держали, а даже вырубали сады, так как ягоды тоже облагались налогом. Даже была такая песенка:
«Привели меня на суд. Я стою, трясуся. Присудили сто яиц а я не несуся!» Нищета была жуткая. Дома и у нас и в райцентре не пострадали но, но у нас в селе не было электричества, радио и во многих домах были земляные полы их смазывали жидким коровьим навозом. Село было на двух берегах ручья «Гостемирец» - воробью по колено. Деревянный мостик весной заливало водой и в школу не ходили пока было половодье. Первый учебный год мы жили на правом берегу ручья. Зимой половина учеников дальше печи не могла ходить так как не было одежды, обуви. При оккупации школы не работали и в нашем первом классе в 1944 году сидели переростки — невесты, а парни в этом возрасте уже работали в колхозе в основном на лошадях и быках «Цоб-цобе» - командовали быкам, а лошадям «Но!».
Мы снимали комнату у самой зажиточной хозяйки - «Ташовки» не знаю это прозвище или её фамилия. Хозяйка дома жила со своей старой мамой и тремя дочерьми. Школа начальная была в доме, хозяин которого был раскулачен и сослан туда куда «Макар телят не гонял», а его дом сделали школой. В двух комнатах были малые классы а в кухонке была учительская. В комнатах стояли рядами столы и лавки на 6 человек. Одна учительница в одной комнате вела сразу два класса: 1 и 3а, 2-й и 4-й — вторая учительница. Моя первая учительница Александра Павловна восемнадцатилетняя чудо-девушка, Век ее буду помнить. Моя сестра Муся училась в другой комнате. А младшую сестру Олю увезла в Москву сестра моего отца. Нас троих мама не могла прокормить, потом мы переехали в дом на другой стороне ручья. Купили корову и мама перевела нас ходить в другую школу находящуюся в райцентре в 4,5 км от нас. Там каждому ученику давали 100 гр хлеба и была коммерческая столовая. Порция каши стоила 5 руб. Оклад мамы был 600 руб. Она работала на 1,5 ставки и по этому получала 900 руб. С той стороны ручья не надо было переходить мост, и ближе к райцентру. Жили в шикарном доме, у хозяев Деревяшкинных пять женщин и их сыновья, мужички в армии. Перед домом, до улицы сад со срубленными вишнями из-за налога. За домом огород, а дальше их роща, она вырублена, но хворост был. Мы жили в половине дома для прислуги. Кухня и комната с русской печью. В сенях хлев, на задворках сенник, огород. Дома на улице только на одной стороне, на другой крутой берег ручья и родники — водозабор. Моей обязанностью были вода и дрова, выпас коровы летом. Сено и солому брали где укажет бригадир колхоза. Из соломы и навоза делали кирпичи «кизяки» и топили ими. Еще с мамой взяв тачку мы ходили в лес пилить «стояки» -пни на дрова для зимы. Бывало далеко, но таскали с мамой под волчий вой, так как весь день в школе а за сеном вечером. Страшно голодали. Мама продавала молоко колхозникам (из-за налога), покупала хлеб 25 руб буханка, что-то давали по карточкам, а колхозникам ничего не давали. Ходили собирать тайно колоски, но объездчик (сторож) бил кнутом тех кто нес хворост или колоски собирал, воровали тыквы, сахарную свеклу. Её (свёклу) возили на станцию и через мостик по ухабам, мы с крючками (гвоздь в палке) на мосту втыкали у задний борта, добычу прятали под мост. Обычно шофера не гнались. Чтобы купаться перед мостом, делали запруду, до первого дождя. Вырезали на лугу из дерна печерицы (грибы, как шампиньоны). Была норма — принести столько-то печериц и давали оплату. Иногда, на запруде воды набиралось по горло, и можно было плавать. Был на берегах спуск но все равно часто срывало плотину. Зимой снега было мало, и там шли дожди, потом образовывался гололёд, так что катались на самодельных коньках, в т. ч. по льду ручья. А у меня одного были «Снегурки» - сестра мамы привезла из Москвы. Ходили в бурках, мама шила на машинке «Зингер» (чудо техники, прошивала даже толстые слои) и в галошах, склеенных мамой. Она шила «бурки» на продажу, клеила резиновые галоши на продажу по 300 рублей (хлеб стоил 25 рублей) После войны мама шила нам одежду вплоть до студенческих лет. На первом курсе института я ходил в вышитых льняных шароварах и вельветке (см. фото). На вступительных экзаменах в институт, бабушка-экзаменатор из школы больше смотрела на вышивки на моей одежде чем на формулы которые я писал, и в итоге поставила мне пять. Одевались в кожанки из овечьих шкур, которые тоже шила мама. Все белье было из конопли — сами растили и пряли кололось жутко! Мама старалась украсить наше детство как могла, она прекрасно играла в шахматы в шашки, научила нас. Свои шахматы мы делали из гальки найденной на речке и обожженной в печке. Доски шахматные вроде были фабричные. А в основном читали и книги — Гайдара, Киплинга, Сергея Михалкова, школьную программу. Шапки-кубанки тоже шила мама из шкур козьих, они были очень красивые. В школе писали на газетах, чернилами сделанными из марганцовки, перья «Рондо» присылала в письмах из Москвы бабушка и листок бумаги для ответа. Так я окончил три класса. К осени ходили в лес и трясли яблоки, груши — сушили на компот. Сахара и конфет не видели семь лет, ели только сахарную свёклу. Где-то к лету 1946 к нам приехала наша няня Ганя (Анна) (см. фото.), ее судьба была классической во время оккупации она добровольно завербовалась в Германию, так как у нас было голодно. И вот приехала к нам жива и здорова. Устроилась на работу в колбасный цех в нашей деревне. Много рассказывала о жизни в Германии у помещика в домработницах все там было «по уму» вопреки нашей пропаганде. Но у нас ее стали преследовать , ей пришлось срочно уволится и завербоваться куда-то на Север без вести. Так же пришлось уехать на Север и хозяевам дома где мы снимали комнату, так как их семнадцатилетний сын в оккупации был полицаем. После его забрили в нашу армию в разведку. Он еще приезжал в отпуск из армии вся грудь в орденах, но как только демобилизовался тут же пришлось продать дом и вся семья уехала. Летом 1946 года была засуха, ничего не выросло. Зимой начался голод, люди умирали прямо в очередях за хлебом по карточкам — хотя колхозникам их не давали. Мы трое опухли пальцы были толстые как сардельки. Как только стала расти лебеда и крапива, мама сказала что мы не умрем, так же ели луковички от подснежников. В 1947г. весной после засухи 1946 года нечего было есть ни людям ни скоту. Корову мы продали, купили козу. Опухли с голоду, мама заболела. Ребята из моего класса знали коммерческую столовую и облизывали тарелки. Варили лебеду, крапиву, щавель, ели луковицы подснежников. Тут приехал к нам дядя Лёва — муж сестры отца, привез нас в Москву осенью 1947, где мама позже получила место учителя в городе Ржев. Впечатления были как на другой планете, как раз отменили карточки, а у кого деньги лежали на сберкнижке те меняли до 3000р по курсу 1 к 1рублю, а свыше 1рубль =10 коп. Мы оказались в выигрыше из-за 3000 полученных за продажу коровы и козы. С продажей козы у нас вышел такой казус. Деньги за козу мама держала в чемодане под кроватью. К началу каникул, весной приходит к моей сестре одноклассница, поиграть во дворе. Поиграли она мне говорит дай мне попить воды Я пошел за водой в дом, она за мной, Дал ей кружку воды, в это время моя сестра стучит в запертую входную дверь правую (со стороны улицы, было две двери одна в сенную в стойло коровам, а вторая в избу). Я пошел открывать дверь, впустил сестру, а ее одноклассница тут же ушла. Вечером мама не нашла денег в чемодане. Сходила к ее родителям и написала заявление в милицию, позже когда мы уехали в Москву маме пришла повестка в суд из этой деревни. Мама поехала, по решению суда ей вернули деньги а девушку посадили. Мы пожили у бабушки, как в раю и к сентябрю уехали в Ржев. За время войны Ржев был в руках немцев и был дотла разрушен, по приказу Сталина бомбили все дома, церкви. Нашей авиацией и артиллерией, кроме трех школ и деревянных изб. Нашу школу тоже бомбили с кукурузника,. Летчица потом рассказывала, что она училась в этой школе до войны и сбросила бомбу в пристроенный спортзал, там располагался госпиталь немцев. На главной улице были восстановлены четыре кирпичных дома. Все остальные дома имели только стены. Сохранился дом который занимало при оккупации гестапо, в народе его называли «ЧД — Чертов дом» Так же один дом назывался «Метро» дом рухнул а в подвале сделали пивнушки, туда спускались как в метро, отсюда и прозвище. На стенах было написано «следы немецкого зверья». Дом в которой нас потом заселили другие три дома, клуб и кинозал а так же городской мост через Волгу восстанавливали железнодорожные войска. Все служившие на железной дороге имели форму с погонами. И много их погибло под Ржевом. Сейчас рядом с памятником танком Т-34 стоит памятник — паровоз. Вся инфраструктура города была разрушена, сначала ведомством была восстановлена железная дорога, а затем продублирована из гор. Бюджета. Так и до сих пор к любому предприятию есть дублер, кроме бани, так как баня сначала была в паровозном депо. Так что во Ржеве мы были при деньгах и жизнь после деревни была более сказочной. Тем более что в 1947 году отменили карточки,и мы так сказать прибарахлились» так как до этого все наше имущество погибло, включая посуду и мы ели и пили из полулитровых банок, а тут посуду купили. В школе у меня появились прекрасные друзья из привилегированных семей. Почему из таких семей? Потому что школа была новее и все классы «а» были привилегированные т. к. школа была железнодорожного ведомства с большими привилегиями для учителей. Классы «а» комплектовали детьми городской элиты. Жаль что скоро железнодорожное управление перевели в Смоленск и несколько друзей уехало. Мы переписывались обменивались фотографиями. У меня было два фотоаппарата, да еще у моей тети (маминой сестры), был чудо фотоаппарат. Так что фото тех лет у нас было много в том числе довоенных. Каждую осень мы работали на уборке урожая -картошки, льна. Всем классом ходили далеко за город три стороны. Видели жесткие картины полей сражений, наши в основном наступали, так как Г. К. Жуков солдат не жалел, погибало до 10 тыс человек в каждом наступлений, а всего 2 миллиона солдат, т. е. Больше чем под Сталинградом (1,1 млн). Позиции нашей армии были изрыты воронками от немецких бомб. Никаких осколков не было, только ямки пригорки, шли по открытой местности на немецкие пулемёты. Было разбросано много неразорвавшихся снарядов и мин от миномета, а так же маскировочных сеток из металла, под ними прятались от самолётов. Чтобы мы меньше шлялись по полям сражений и не собирали боеприпасов, нас собирали на экскурсии в кружки ДОСААФ, даже доверяли ходить с винтовкой ТОЗ (мелкашка) в немецких добротных блиндажах на крутых откосах берегов Волги были лодочные станции с лодками на двух гребцов рулевого и мы далеко плавали вверх по течению, научились прекрасно грести, в лад т. е. синхронно, это пригодилось в жизни не раз и в Москве и в Братске и в туристических путевках в тирах и на воде. Ну и конечно лыжи, коньки. Сначала катались по улицам на коньках прикрученных к бркам веревками, потом уже в 9 классе коньки на ботинках и стадион «Локомотив» где танцевали, вальс , ездили задом, по часовой и против стрелке. На лыжах ходили в дальние походы вниз по Волге, и катались с крутых берегов с большим форсом, да еще с трамплинов летали. В спорт залах любой школы были все спорт снаряды которых сейчас нет не в какой школе. Я классно выполнял программу на брусьях, коне, козле, кольцах с плаваньем у меня были не лады, так как я два раза тонул и боюсь воды до сих пор. В жизни мне все это пригодилось как на охоте, на сель хоз работах, сенокосе в воскресенье на дачах. Нас сначала поселили в подвал школы, там где уголь, потом в пед. Кабинет на два дивана, и только в нерабочее время, затем перевели в комнату уборщицы. К Новому году, дали комнату 8м2
с печью на втором этаже дома напротив гостиницы, где мы счастливо прожили 27 лет. Я там прожил 7 лет пока учился и 20 лет в отпусках, на каникулах. Затем дом надстроили до 3-х этажей и все получили отдельные квартиры. Об этом времени и о городе у меня остались лучшие воспоминания. Забегая вперед скажу что все что мы имели в жизни это дала нам мама. Она осталась вдовой в 34 года с тремя детьми на руках, без высшего образования. Но природный ум (наследственный) прекрасное домашнее воспитание, знание трех иностранных языков, врожденное чувство справедливости, гуманности, интеллигентности всегда отличало ее от других людей. Она помогала людям и они всегда ей помогали. И она всегда нам говорила: «Есть проблема обращайтесь к людям, но имейте совесть». Сразу после замужества она потеряла отца ( был репрессирован) и оказалась дочерью врага народа (см. очерк о нем в газете «На страже Родины» от 30.01.1990 г. (мой архив). Её маме и всем четырем детям их семьи пришлось добровольно выехать из Москвы по совету добрых людей. Добрые же люди помогли сохранить две комнаты в их шикарной московской квартире в центре Москвы. После 1937 года охота на «врагов народа прекратилась» и в Москве всю жизнь прожили бабушка и её младшая дочь. Все разбросанные по стране дети зажили хорошо, с детьми и женами гостили в Москве. Нас навещали в г. Обоянь и Ржев (см. фото) Мы их навещали в Ленинграде, Красноярске, после войны тоже.