Самокрутка семнадцатая
Слезоточивый дым
Знаешь, иногда случается Настроение.
Оно приходит всегда неожиданно. Подкрадывается сзади, тихо-тихо кладет холодные пальцы на спину, и ты понимаешь, что ничего уже сделать не можешь. Ты, конечно, волен закричать, но что толку? Ну, прибегут люди, спросят, что случилось, а ты им: Настроение. Странно.
А оно сначала погладит тебя так тихонько, ласково, успокоит, и испуг вроде бы пройдет. Вот тут-то, в самый неожиданный момент, Настроение быстро опускает левую руку тебе в карман и начинает торопливо в нем шарить. Достает оттуда все, что ты забыл убрать на место, спрятать подальше от чужих глаз. Теперь только успевай закрывать лицо руками, когда прямо в глаза полетят твои обиды страшные сны недописанные стихи раз твое одиночество ударило по щеке два несказанное слово влетело в висок три…
Ты открываешь глаза и понимаешь, что все уже кончилось. Опустошенный и раздавленный, медленно встаешь, выходишь из комнаты, бредешь, никому не говоря ни слова, по коридору. Одеваешься и закрываешь дверь на четыре оборота.
***
Когда меня выписали, почему-то не хотелось идти домой. Лучше прогуляться по Москве, решила я. После долгого одиночества сложно так сразу погрузиться в неразбериху переезда. Странно, но я, оказывается, любила бывать одной.
Вещей с собой было немного, я шла налегке, немного кружилась голова от свежего воздуха. Конечно, ведь я две недели просидела взаперти.
Хотя кому я вру? Нет, одиночество было мне в тягость. Просто я сознательно оттягивала свое последнее возвращение в Квартиру, которая два года была мне домом.
Я знала, что встречаться мы будем редко, что не будет больше никаких сейшенов, никаких домашних репетиций. Что кофе для Кирилла я больше никогда не сварю. И вообще никогда больше его не увижу.
Мне стало до того грустно, что ноги начали заплетаться, и я поняла, что не могу идти. Я села посреди улицы и заплакала. Было такое чувство, что кончилась юность, что такого никогда больше не будет. Да, будет другое, лучше и хуже, но такого – никогда. Никогда больше я не залезу купаться в фонтан и не пожарю сосиску на костре в центре Москвы. Никогда не достану колпак с красной кисточкой из круглого Хельгиного рюкзака. Не разложу по столбикам мелочь – столбики с рублями, с двушками, с пятаками. Не расскажу Рыжему о своих делах. Не повздорю с Шибаловым. Не разозлю Недотрашку так, что она будет колотить молотком в дверь среди ночи. Не заставлю корову махать крыльями под потолком, повернув ключик на ее животе. Никогда не увижу Кира.
Но последняя мысль казалась мне до того дикой, что я вскочила, оглушенная ею, и вперилась глазами в небо.
- Ну, пожалуйста, пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы я еще раз увидела его.
И пошла вперед, ничего впереди не видя.
***
Очнулась я на Арбате. Здесь все было как всегда, и от этой отчаянной беззаботности щипало в носу.
Музыканты по-прежнему играли и пели все те же старые песни. Художники рисовали. Молодежь у цоевской стены пила пиво и жевала бутерброды. Жизнь шла своим чередом. Меня возмущало это до глубины души: неужели никто не заметил, что Арбат изменился? Ничего уже не может быть, как прежде. Все фонтаны заколотили досками, нас в шею гонят из Квартиры, Фредди повесился, а Кирилл…
Я застыла на месте, не веря своим глазам: прямо предо мной стоял Василиск.
Точнее, сидел, скрестив ноги, в компании молодежи, обнимаясь с какой-то школьницей. Теперь я видела точно: да, его лицо изменилось, и дело было даже не в красных, ничего не выражающих глазах, - оно было похоже на бумагу. Что случилось? Как это произошло? Когда ты умер?
Я стояла и смотрела на него. Он меня не замечал. И это ты? Я подошла ближе. Что стало с твоим прекрасным лицом?
- О, Полинка, привет! Иди к нам. Хочешь «дунуть»?
«Дунуть» мне не хотелось. Может быть потому, что стало сильно тошнить и крутило желудок. Где твое лицо?
- У тебя пятно на рубашке, - сказала я.
- Чего? – спросил Кирилл. – Где? Ахх-хаа, и правда, хрень какая-то прилипла. Бывает!
Я отвернулась и быстро пошла прочь.
За спиной кто-то начал петь пьяными голосами:
Рок-н-ролл мёртв. Танцуем у трупа.
Мы – укуренная рок-группа.
Мы – укуренная рок-группа.
Нулевые года. Напрягаться глупо.
Мы – укуренная рок-группа.
Мы – укуренная рок-группа.
Унеси стадион, хватит этого клуба!
Мы – укуренная рок-группа.
Мы – укуренная рок-группа[1].
- Ну, вот и повидались. Вот и ладненько, - я была в бешенстве. – Пора домой. Счастливого вам бессмертия.
[1] Песня из репертуара группы «Интеллигенты»