…- Вы сможете пройти по «дорожке славы» от библиотеки Пушкина к театру за шесть минут? Не трудно вам будет? – не единожды переспросили члены оргкомитета конкурса «Общественное признание», отшлифовывая церемонию награждения лауреатов.
- Надо будет – пройду, конечно! – всякий раз невозмутимо отвечала им ярко красивая женщина, инвалид с детства 3 группы, мама погибшего в Афганистане Максима Тарана и призёра нескольких Олимпиад в парусном спорте Русланы Таран.
- А на сцену подниметесь, Антонина Ивановна?
- Поможет кто – поднимусь!
И прошла. И поднялась. И одной фразой сумела выразить чувства всех лауреатов премии: «Много лет я преданно люблю Евпаторию. Сегодня Евпатория ответила мне взаимностью!»…
В городе ее называют «афганская мама».
- А у мальчишек я еще - и «атаманша», и «наш генерал»! – смеется она - человек поразительного жизнелюбия, пропорционального феноменальной жизнестойкости, - который, кажется, был неотъемлемой частью Евпатории всегда.
Но нет, характер девочки, родившейся в Краматорске за четыре месяца до начала Великой Отечественной и вскоре потерявшей на той войне отца, начал складываться в одном из сел Александрийского района Кировоградской области, куда мама, изгнанная оккупантами из дома, пришла пешком – с крохотной Тоней Тараненко на руках, с цепко держащейся за юбку старшей сестричкой малышки. А основа несгибаемого стержня духа и воли сформировалась поразительно (до озноба по коже!) рано. Вдруг, резко, жестоко закончилось детство – шустрая, веселая первоклассница попала в костно-туберкулезный санаторий под Желтыми Водами. В беспощадный мир многомесячной неподвижности, равнодушия воспитателей, неистребимых клопов, безжалостно донимавших детвору, скованную тяжелыми гипсами…
Уже в пятом классе Тоня отчетливо поняла: никто никому ничего в этой жизни не должен, рассчитывать на помощь окружающих – бессмысленно. Если хочешь чего-то добиться, самой нужно держаться за судьбу не руками даже – зубами. До сих пор помнит Антонина Ивановна, как впервые двенадцатилетней, тяжело хромающей девочке пришлось одной, без занятой на работе мамы, добираться автобусами в большой город Днепропетровск на плановый осмотр к врачу. Как трудно было преодолеть страх, робость перед хмурыми куда-то спешащими взрослыми и спросить дорогу, не растеряться, не заблудиться… Преодолела. И, наверное, представить не могла тогда, сколько еще преодолений припасло будущее. Бог ведь испытывает того, кого любит.
Но вот – позади школа. Бойкая, донельзя хорошенькая, коммуникабельная, начисто искоренившая в себе комплексы по поводу инвалидности, талантливая и трудолюбивая девушка поступает сначала в художественное училище, затем на факультет иностранных языков Ужгородского госуниверситета. В оказавшуюся на диво широкой светлую полосу жизни вместились первая любовь, замужество, поочередное рождение (уже в Евпатории!) «королевской парочки» - сына и дочки.
Однако исподволь, постепенно как-то счастье посерело, посмурнело, и первостепенный для всякой женщины семейный небосклон располосовали гром с молнией - развод. Тридцатилетняя преподавательница английского осталась одна. С двумя малышами на руках. И сердцем, обожженным предательством.
- Я не держу обиды на того человека. Он оказался ненадежным. Господь ему судья, - почти спокойно говорит она сейчас.
А тогда, максималистка по натуре, упрямо закусила губу: «Мои дети ни в чем не узнают нужды!» - и впряглась покрепче в лямку суровой реальности. Поднажала. Потащила воз забот. Вкалывала, как каторжная. Как раб на галерах. Изо дня в день – как миллионы двужильных славянских баб, скептически усмехающихся при слове «алименты». Они достались по суду в размере 21 рубля, когда одна подушка тянула аж на 26 целковых…
Помимо присмотра за детьми на Тонины плечи вскоре лег еще и уход за состарившейся мамой. Благоустроенная квартира без сожаления была обменяна на частный дом с черешневым садом. Невыносимо ведь смотреть, как в пять минут «склевывается» детворой килограмм дорогущей первой ягоды, и знать, что на второй килограмм нет денег. Зато райской музыкой звучат голоса родных «скворцов», засевших на собственных деревьях: «Это моя зона – Африка!.. А это моя – Азия!..»… «Порой я просто переставала чувствовать себя существом «слабого пола», - четко и честно характеризует она процесс «закалки стали». – Потому что вопросы приходилось решать абсолютно мужицкие – отопление, канализация, горячая вода, ремонты, стройки…». Но подгоняло, вдохновляло, концентрировало силы – стремление максимально упорядочить, цивилизовать существование близких, желание накормить их - как можно вкуснее, приодеть - как можно краше и добротнее.
Очень недолго преподавала Антонина Таран английский в торгово-кулинарном училище. В основном Евпатория знает ее воспитателем детского клинического санатория Министерства обороны. Лучший пример для подражания питомцам – любознательной, энергичной ребятне с весьма ограниченными физическими возможностями – надо было бы еще поискать. Сама уверенно сидит за рулем, все знает, с учениками не сюсюкает и не лукавит, во всем, в первую очередь, умеет увидеть красоту. Объяснить, что в каждой вещи должен присутствовать элемент эстетики. Богатое воображение художницы, фантазия на уроках работы с деревом буквально буйствовали – и неловкие руки больных детей, старательно выпиливавшие, выжигавшие, расписывавшие замечательные полочки, рамочки, вешалки в виде зайца с длинными выразительными ушами, обретали полезные для будущего навыки.
Собственные же дети росли в редком искреннем согласии друг с другом. В личных вещах Максима, привезенных его однополчанами из Афганистана, Антонина Ивановна обнаружила газету со статьей о парусном спорте и тщательно выделенным абзацем, касающимся первых побед Русланы: среди огня парень нашел таки эту «Комсомольскую правду», бережно сохранил ее. А сестра, участница всех шалостей и проказ брата, никогда его не выдавала.
- Однажды соседи увидели, что дети мои развели за железнодорожной насыпью какой-то уж слишком большой костер. Конечно, рассказали мне, - вспоминает Антонина Ивановна. – Делать нечего, вызвала обоих на допрос, поставила пред ясные очи. Мнутся, жмутся, но сознаются. И совершенно случайно проговариваются, что спички для забавы Максимка «позаимствовал» в магазине. В те времена лежали спички эти за спиной у каждого кассира, для сдачи. Стоил коробок копейку… Пришлось мне тайком от детей отправляться в магазин, объяснять на кассе: сейчас к вам придет маленький мальчик, принесет пять копеек за спички. Так вы уж, пожалуйста, поблагодарите его и объясните, что если бы он этого не сделал, то у вас была бы недостача, неприятности… - вздыхает. – Приходилось успевать быть и Макаренко…
И Всевышний смилостивился, наблюдая неимоверные усилия женщины-инвалида. Сладостью чувства быть femina adorata, обожаемой, желанной женщиной, недоверчивую уже Антонину вновь согрел романтик и рыцарь Евгений Ясинов. Легенда Евпатории, капитан Ясинов - первый тренер и самый верный друг подросших Максима и Русланы – однажды спросил у брата с сестрой разрешения жениться на их маме, и стал им настоящим отцом.
Незаметно подошло время провожать мальчика в армию.
- Я тогда уже знала, что есть такой Афганистан, - рассказывает, как можно рассказывать только тет-а-тет, Антонина Ивановна. – Однажды, года за два до Максимкиного призыва, встретила в поликлинике женщину (это была ныне покойная Светлана Александровна Подкопаева, только-только схоронившая своего Диму) и поразилась ее отрешенности, тому, как она говорила не о том, слышала не то… Я жалела ее, сопереживала ей. Но не понимала до конца. Так все не понимают, что самое страшное для мамы – пережить своего ребенка, пока сами этого не испытают… Сыночкина служба казалось такой далекой, война обещала вот-вот закончиться… Максим писал из армии часто, подробно: отдельно нам с бабушкой, отдельно Руслане, с которой был очень дружен, лично, об особом чем-то – Евгению. Сначала лихо врал, что он – в Чехословакии. Когда понял, что вокруг по-настоящему стреляют и убивают, признался мне: «Я в Афгане…». С этого момента и начался кошмар, которому не суждено закончиться… Именно с этого, а не тогда, когда мы всей семьей видели своего мальчика в последний раз, но не знали, что он – последний… Сын позвонил поздно вечером: «Нас повезут через Джанкой! Встретьте поезд!», и до утра я уже не сомкнула глаз: хлопотала на кухне, пекла печенья какие-то, готовила домашнее, вкусное, что можно дать в дорогу. Из вагона Максим выскочил возбужденный: «Мама! Командир сказал, что до полуночи может отпустить меня домой!» Я не поверила сначала, но и вправду отпустили. В Евпатории мы с Русланой сразу затеяли стирку его белья, х/б, а сын побежал по друзьям. Как назло никого не застал, вернулся расстроенный, удрученный, пошел купаться. И вдруг слышу – зовет меня: «Мам, зайди!» Захожу в ванну, а он: «Пожалуйста, помой меня!» Сказать, что я была ошеломлена, - ничего не сказать. Даже будучи совсем крохотным, он всегда принципиально мылся сам – мужчина все-таки… Я только и смогла проговорить: «Максимка, ты же совсем взрослый уже…» Вымыла, обсмотрела всего: нет ли синяков, ссадин, о дедовщине все были наслышаны. Нет, чистенький весь был, красивый такой… К возвращению мы ремонт в его комнате сделали. Ждали, часы и минуты считали… Пятнадцатого мая восемьдесят восьмого года Советский Союз начал вывод своих войск из Афганистана. И в этот день сын подорвался на мине… Успел сказать осторожно несшим его в вертолет друзьям: «У меня в бронетранспортере книга осталась, интересная… «Скажи смерти «Нет!» называется… Когда умру, положите ее со мной…» - и больше в сознание не приходил…
Последнюю книгу сына, библиографическую редкость, написанную австралийской писательницей Димфной Кьюсак, Антонина Ивановна потом нашла. Упрямо выменяла в букинистическом магазине на роскошное издание поэзии Серебряного века. И прочитала скрупулезно, дотошно, вдумчиво, пытаясь ассоциировать строки с мыслями, чаяниями, планами Максима.
- Это хорошая, светлая книга о любви. А начинается она с того, что некий молодой человек едет домой с войны. И с чувств: вот он, уцелевший, возвращается, а там – его ребята остались, а там – они погибают. Без него… Я шкурой прочувствовала, что такое воинское братство! – Антонина Ивановна примолкает. И добавляет вдруг скупо. - Больше всего на свете я боялась, чтобы моих детей никто не обидел. И поэтому старалась держать их в строгости, может быть, была даже излишне жестка… Сейчас корю себя: недолюбила, недоласкала…
Едва перегорела в пепел первая оглушающая, ослепляющая боль, едва частично восстановилась способность воспринимать опустевший без родного мальчика свет, Антонина Ивановна пришла в евпаторийский Союз ветеранов Афганистана: «Давайте-ка, ребятки, буду помогать, чем смогу!». И к ней потянулись за защитой и пониманием, в ней, физически почти беспомощной, увидели надежду и опору такие же осиротевшие родители…
Спасла маму от блуждания по нескончаемым кругам ада тогда только Руслана. Хрупкая, чуткая, изначально увлеченно занимавшаяся балетом ласковая девочка, ради которой стоило остаться жить, стоило не сломаться. Надвигались смутные времена, устремились за кордоны «империи СССР» первые «челноки». А дочка уже заявила себя талантливой, перспективной яхтсменкой, и нужно было, пока не иссякли окончательно силы, успеть дать ей все, что недополучил сын… Добрый, заботливый, порядочный Евгений Константинович практичностью не отличался. Чтобы как-то сводить концы с концами, чтобы беспроблемно могла заниматься спортом Руслана, пришлось Антонине Ивановне вспомнить въевшуюся, оказывается, в плоть и кровь привычку быть добытчицей и кормилицей, самой взяться за неподъемные «челночные» баулы. «Мадам! – изумлялись, сокрушенно качали головами сострадательные турки, глядя, как тяжко, неловко ей волочь клетчатый груз, - Неужели тащить больше некому?» «Некому!» - не позволяла себе ожесточиться на обстоятельства она. И, деловито прихрамывая, спешила дальше.
А дома, едва отдышавшись, тут же торопилась по делам общественным – их у экс-председателя совета семей погибших, экс-члена правления Крымской республиканской организации УСВА было немеряно.
По сей день во время митингов возле памятника в «афганском» сквере, возле сердца, разорванного зубцами Кремлевской стены, присутствующие не могут сдержать слез, когда слово предоставляется маме Таран:
- Если вам кто-нибудь скажет, что любая боль с годами проходит, - не верьте этому! Двадцать, тридцать лет миновало, а предсмертная боль сына так же рвет сердце матери, и уйдет она только вместе с нами…. Если вам кто-нибудь скажет, что наши дети участвовали в «грязной» войне, - не верьте этому! Не они ее начинали. Наши дети, мальчишки, присягнули на верность Родине и остались верны своей клятве. И если вам кто-нибудь скажет, что наши дети ушли от нас навсегда, - не верьте этому! Они живы, пока жива память о них. И нам так хочется, чтобы она жила вечно.
На церемонии вручения премии «Общественное признание» видеоролик о номинанте Антонине Ивановне Таран, несомненно, был лучшим. Потому что предельно точно отразил суть человека и главное дело его жизни. Давно ли, кажется, сидели мы вместе в огромном гулком помещении и мечтали: вот здесь будет «родительская светелка» - собраться вместе, то повспоминать-поплакать, то праздник отметить. Вон там разместится экспозиция. Здесь будет актовый зал. Дальше – тренажерный… И вот уже открыт первый в Крыму музей боевой славы воинов-интернационалистов. Всякий входящий ежится под испытующим взглядом афганской и советской женщин, собственноручно изображенных Антониной Ивановной. И сразу без слов становится ясно: это страшно – войны, на которых ни за что погибают сыновья… Мама - убежденный пацифист.
Разбито, изношено сердце, но продолжаются изматывающие ее душу, изнуряющие экскурсии-беседы, после которых становятся тревожно-просветленными лица даже самых «безбашенных», «отмороженных», равнодушных подростков… Только что услышавших от сразу вызывающей невольное уважение пожилой женщины: «Есть такое прекрасное понятие «дипломатия». Это когда любая, самая сложная проблема разрешается мирным путем, методом убеждения. Проще всего схватить противника за шкирку, затащить за угол и надавать ему там по шее. Но поймите: если вы все вырастете дипломатами – на земле никогда больше не будет войн!»
- Антонина Ивановна, вы таким образом сказали и продолжаете говорить «Нет!» гибели своего сына?..
- Надеюсь, что да.
Жизнь идет своим чередом. Совсем недавно «афганская мама» овдовела. Но неизменно чувствует поддержку повзрослевшей дочери, хоть и носят Руслану по свету её яхты - то в Греции она, а то и в Австралии. Внук Никита – уже взрослый. Успешной, преуспевающей Антонине Ивановне даже завидуют некоторые. А она недоуменно пожимает плечами: «Мой жизненный успех – это мои дети. Смело и гордо воевал Максим: ходил на переговоры в банду душманов, был представлен за это к ордену Красной Звезды. Стояла на олимпийском пьедестале почета Руслана. Впрок пошел мамин характер».