9 декабря (27 ноября по старому стилю) 1836 года в Петербурге на сцене Большого (Каменного) театра состоялась премьера оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя».
«Великое событие в области русского художества — совершилось. Русский театр был свидетелем восторга неописанного… Миша (Глинка — Т.М.) болен от избытка счастья», — вспоминал поэт Н. В. Кукольник. Один из современников писал: «Я сейчас из Большого театра, зрителей тысячи, все, что есть лучшего в Петербурге. Давали “Смерть за царя” Глинки».
Редкая русская опера так часто меняла свое название. Первоначально она называлась по имени главного героя — «Иван Сусанин», затем — «Смерть за царя». Второе название не было одобрено императором, и слово «смерть» заменили словом «жизнь». Одной из причин изменения названия было и желание избежать путаницы с сочинением композитора К. А. Кавоса. Его опера «Иван Сусанин», посвященная императору Александру I, с успехом шла в Петербурге с 1815 года. И именно Кавосу, дирижеру Большого театра, была поручена к постановке опера Глинки. По мнению академика Б. В. Асафьева: «Чтобы Кавос не интриговал, необходимо было, чтобы ему было известно, что музыкой Глинки интересуются люди весьма высокие...». Сам композитор в «Воспоминаниях» называл Кавоса «благородным человеком» и отмечал, что он «вел репетиции усердно и честно» (на полях рукописи Глинки написал: «сколько мог»).
Известно, что на премьере присутствовал Пушкин. Драматург Н. И. Куликов вспоминал: «Здесь я видел в последний раз Александра Сергеевича, его кресло было крайним у прохода в 11 ряду, мое — за ним в 12-м. В антрактах все интеллигентное общество из первых рядов подходило к нему с похвалами Глинке, и вообще опера имела блестящий успех».
В начале 1836 года (март-апрель) Жуковский, подсказавший Глинке сюжет для задуманного большого музыкального произведения, писал А. С. Пушкину: «У меня будут нынче, часов в 10, Глинка, Одоевский и Розен для некоторого совещания. Ты тут необходим. Приходи, прошу тебя. Приходи непременно». Можно предположить, что Пушкин был в курсе проблем, связанных с работой над оперой и его мнение было важным, а, возможно, и решающим.
В записке Жуковского упоминается имя Г.Ф. Розена. Глинка вспоминал, как отказавшись от работы над либретто, Жуковский «сдал меня в этом деле на руки барона Розена, усердного литератора из немцев». Об авторе либретто сохранилось множество противоречивых отзывов. Резко высказался о нем В. П. Энгельгард: «К несчастью, глупый либреттист слишком постарался и испортил текст слишком частыми выходками ложного, квасного патриотизма». Но существовало и иное мнение. Известен отзыв Пушкина о поэтических способностях Розена: «Кукольник пишет Ляпунова, Хомяков — то же. Ни тот, ни другой не напишут хорошей трагедии. Барон Розен имеет более таланта». После премьеры Розен, посылая Пушкину либретто оперы, с горечью признавался: «Никто не замечает огромных усилий, которых мне стоило это произведение; я этим горжусь».
Успеху премьеры, как отмечал А. И. Тургенев, «способствовал и великолепный подбор исполнителей: за пультом — Катерино Кавос, декоратор — Андрей Роллер, Ваня — Петрова-Воробьева, Антонина — Мария Степанова, Собинин — Лев Леонов и признанный лидер русской оперы — Осип Афанасьевич Петров, непревзойденный Иван Сусанин».
А. Я. Петрова-Воробьева, блестяще исполнившая партию Вани, вспоминала: «Все мы взволнованы, все робеем и за себя и за оперу, все как в тумане… слышим, что кому-то и за что-то аплодируют, кого-то публика вызывает и по окончании спектакля все как во сне...».
После окончания спектакля композитор был приглашен в императорскую ложу. «Государь первый поблагодарил меня за мою оперу, заметив, что нехорошо, что Сусанина убивают на сцене, — вспоминал позднее Глинка, — я объяснил Его Величеству ... что по моей программе во время нападения поляков на Сусанина занавес должно сейчас опустить». И далее: «В скором времени я получил за оперу императорский подарок: перстень в 4000 рублей асс., он состоял из топаза, окруженного тремя рядами превосходнейших бриллиантов; я тогда же подарил его жене моей».
Заметим, что Глинка дал письменное обязательство не требовать за оперу никакого вознаграждения, хотя материальное положение его семьи было крайне тяжелым. Зимой 1836 года он писал С. А. Соболевскому: «Барятинский мучит меня своими беспрерывными требованиями платы за квартиру. Ежели можешь, пришли мне или вручи ему самому хоть за месяц следующие деньги».
Несмотря на многочисленные восторженные отзывы и высочайшие милости, публика оценивала происходящее на сцене далеко не однозначно. «Главнокомандующий российского репертуара» А. И. Храповицкий высказался весьма резко: «Скажу про оперу всю правду-матку, как я понимаю <...> Глинка от русского отстал, а к иностранному не пристал, и вышла чепуха». «Многие арии прелестны, — писала Софья Карамзина, - но все в целом показалось мне написанным в жалобном тоне, несколько однообразным и недостаточно блестящим».
Подобные отзывы — а их было немало — огорчали композитора и в этой ситуации для него очень важна была дружеская поддержка. И эта поддержка прозвучала в форме шутливого «Канона», сочиненного М. Ю. Виельгорским, П. А. Вяземским, В. А. Жуковским и А. С. Пушкиным на чествование Глинки 13 декабря в доме А. В. Всеволожского. Музыка к «Канону» была написана В. Ф. Одоевским. Первым начал Виельгорский:
Пой в восторге, русский хор,
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! Наш Глинка —
Уж не Глинка, а фарфор!
И как бы отвечая тем, кто назвал оперу «музыкой для кучеров», написал свое четверостишье Пушкин:
Слушая сию новинку,
Зависть, злобой омрачась,
Пусть скрежещет, но уж Глинку
Затоптать не может в грязь.
Получил Глинка поддержку и от В. Ф. Одоевского. В газете: «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» от 30 января 1837 года появилась публикация Одоевского, где он с горечью писал: «Есть еще другие, самые жалкие остатки высшего круга, которые чувствуя всю прелесть творения г. Глинки, не смеют сказать громко своего мнения … Сердиться на них не стоит, - и, кажется, подобных нигде, кроме Петербурга, нельзя найти».
В этом же номере газеты появилось еще одно сочинение Одоевского — некролог, в котором сообщалось о кончине Пушкина…
Автор текста — Татьяна Риксовна Мазур, ведущий хранитель экспозиции Мемориального музея-квартиры А.С. Пушкина.