Рассказ из трёх частей, начало здесь:
Армения встретила нереально ярким палящим солнцем, жарой и смуглыми людьми, которые говорили на непонятном языке. И если Виктор, учась в университете, привык к разнообразию наций и народностей, населяющих страну, то Люся, выехавшая за пределы своего небольшого городка впервые, была ошарашена и раздавлена морально. Она сидела на чемоданах возле здания Ереванского аэропорта и крепко прижимала к себе Алёшку, затравленно озираясь по сторонам, как перепуганный зверёк, пока её муж пошёл разузнать дорогу к главному управлению геологией. Сейчас в Люськиной голове не было ни одной мысли, кроме: «Скорей бы он пришёл». К тому же у Люськи от природы были светло-русые волосы, и сама она, в сравнении с местным населением, казалась очень «беленькой», что не могло не притягивать взоры южных мужчин, которые все, как один, проходя мимо, озирались и широко ей улыбались.
Впервые за свою жизнь Люська, которая в юности бесстрашно ходила вместе с шахтёрскими пацанами драться «стенкой на стенку» с городскими «оторвами», вдруг испугалась. А когда к ней подошли двое местных мужчин (таксисты) и начали говорить на ломаном русском языке:
- Куда надо такой красивый белый женщина, говори, сейчас быстро поедем… - Люська сдавила сынишку так, что мальчик расплакался.
Люська и сама уже готова была расплакаться, когда наконец-то увидела приближающегося Виктора. Схватив на руки Алёшку, она буквально «снесла» таксистов и с разгону с силой прижалась всем телом к оторопевшему мужу, который с этого момента стал для неё самым родным, самым близким и самым желанным человеком в этой чужой стороне.
Из управления в Ереване их направили в Мегринский район, а точнее в село Шванидзор, что расположено на границе с Ираном. Потом они почти весь день тряслись в геологической вахтовке. Сначала Люся с интересом и любопытством смотрела в окно, наблюдая за совершенно невиданными пейзажами, которые так разительно отличались от родных русских деревень и посёлков. Но последнюю часть пути женщина предпочитала ехать с закрытыми глазами, лишь изредка поглядывая на Виктора, который буквально «прикипел» взором к геологическим обнажениям горных пород за окном.
Под вечер они наконец-то выползли из вахтовки уставшие, мокрые от жары и разбитые. Широко улыбающийся средних лет армянин с пузиком снял замок с двери постройки ни то дома, ни то сарая, широким жестом предлагая войти:
- Вот, живите, сейчас матрасы принесут, - и тут же исчез.
В помещении, состоящем из двух небольших комнат, стояли две панцирные кровати, старый стол, два стула и больше ничего. Люся в изнеможении села на голые пружины кровати, Алёшка присел возле её ног на корточки и с любопытством что-то рассматривал. Люся проследила взгляд сына: в противоположной стене возле самого пола зияла приличная дыра, в которую хорошо просматривалась зелёная растительность улицы. Нервы женщины не выдержали, и она громко разрыдалась. Виктор стоял посреди комнаты и, молча, почёсывал затылок.
- Здравствуйте, это вы молодые специалисты? – раздался громкий весёлый голос.
В помещение вошёл высокий мужчина лет тридцати пяти и женщина, оба славянской наружности, оба улыбались и излучали доброжелательность.
- Здравствуйте, - ответил растерянно Виктор, - мы.
- Юра, ты посмотри! – Вскрикнула женщина и всплеснула руками. – Нет, ты только посмотри! Вот, жук, Касьян, всё же вынес! Юра, что ты стоишь?!
Юра быстро выбежал из дома.
- Касьян, - окликнул он пузатенького армянина, - подожди, ты, куда это собрался?
- Юра, - обернулся армянин, сияя улыбкой, - домой спешу, рабочий день окончен, жена ждёт. А ты что-то хотел, дорогой?
- Касьян, к нам тут молодой специалист прибыл с семьёй, ребёнок малый.
- Ай, знаю. Знаю, Юра, жена беленький красавица, мальчик беленький совсем маленький, ай-ай. Ты, Юра не волнуйся, я их поселил, ключи отдал, всё сделал, как надо. Ну, я пошёл, сам понимаешь, жена ждёт.
- Жена ждёт, это я понимаю, - улыбался на все тридцать три зуба Юра, - спросить вот только хотел: а куда это вся мебель и прочая утварь из домика подевались?
- А я почём знаю? – сердито буркнул Касьян. – И вообще, слушай, что ты ко мне пристал? Слушай, я дверь открыл? Открыл. Ключи дал? Дал. Всё, как полагается. А теперь, слушай, Юра, день рабочий кончился, меня жена ждёт, прости, дорогой.
Касьян быстро развернулся и хотел уже бежать, но Юра схватил его за плечо.
- Подожди, дорогой, не хорошо ты делаешь, мы ж ещё с тобой не договорили, - не переставая улыбаться, развернул к себе армянина.
- А что тут ещё говорить?
- Я про мебель спросил.
- А что мебель? Кровать есть? Есть, два кровать. Стол есть? Есть. Стул есть? Есть, два стул. Что ты хочешь? Не понимаю.
Юра обнял Касьяна за плечи и очень тихо и ласково заговорил:
- Не понимаешь? Я постараюсь доходчиво тебе объяснить. Если в течение часа в гостинке не будет всего того, что мы с Линой там оставили, переселяясь в новый дом, то завтра с утра я пойду к начальнику и парторгу. И с обеспокоенным видом заявлю, что у нас как-то уж очень давно не проводилась инвентаризация по некоторым подразделениям партии, в частности, завхозной части. Улавливаешь мою мысль, Касьян? А ещё я скажу, что трудовой народ очень нервничает по этому поводу…
- Юра, не надо. Не надо дальше говорить, я всё понял. Всё понял. Хочу, чтобы и ты меня правильно понял. Я просто некоторые вещи перенёс, так надёжней. А то дом совсем пустой стоит, а вдруг кто залезет, обворует? А отвечать, кто будет? Касьян. А так у меня всё цело. Сейчас всё принесу. Надеюсь, ты меня правильно понял, Юра? – Заулыбался горе-завхоз.
- Конечно, дорогой, конечно, я абсолютно правильно тебя понял. Ты спас государственное имущество. Всё, дорогой, поторопись.
Завхоз быстро побежал в сторону своего дома.
Пока между мужчинами происходил вышеописанный разговор, Лина, кое-как успокоив Люсю, повела к себе в дом.
- Да ты не переживай так, - обнимала она всхлипывающую Люсю, всё будет хорошо. Я когда с Украины сюда попала, тоже поначалу всё дико было, а теперь привыкла. Они хорошие, эти армяне, гостеприимные, отзывчивые, очень любезные, особенно с женщинами, так что ты смотри, повода не давай, как поставишь себя, так и будут к тебе относиться.
И пока Лина кормила на своей кухне Люсю с сынишкой, в гостинке под руководством Юрия и Касьяна кипела бурная мужская деятельность: дыра в стене была заделана, появилась мебель, холодильник, электроплитка, посуда, в общем, всё то, что за несколько лет отсутствия новых жильцов успел прибрать к рукам хозяйственный Касьян. Под конец он даже принёс кастрюлю с дымящимся варевом и со словами:
- Вот, жена наварила, сказала, что нехорошо пустую возвращать, кушайте на здоровье.
Так закончился первый день семейной жизни Виктора и Люси на новом месте, который они не раз будут потом вспоминать со смехом и какой-то ностальгией. Наверное, потому, что именно в этот день окончательно и безвозвратно ушло из их жизни детство.
***
Жизнь листала свои страницы очень быстро.
Не успели молодые ещё толком обустроиться на новом месте, как Виктор вместе с Юрой и Линой уехали в горы на полевые работы, и Люся осталась с Алёшкой одна среди другого народа с непонятным языком и обычаями. Правда, скучать ей совсем не пришлось. Начальник, пожилой армянин, очень сожалея, что она никакого отношения к геологии не имеет, быстро уговорил Люсю пройти ускоренные курсы машинописи в Мегри.
- Люся, пока твой муж вернётся, ты уже будешь работать у меня машинисткой. Вот он обрадуется. А мне очень нужна машинистка, чтобы русская была, язык хорошо знала. Сына в садик отведёшь, я уже и за место договорился, правда, садик армянский, но дети быстро учатся языку. Свою служебную машину тебе с Гагиком дам. Соглашайся, Люся.
И Люся согласилась, а чего ж без работы сидеть, тут зарплаты не шахтёрские много не насидишь.
Гагик был молодым и очень разговорчивым, всё время улыбался, они все здесь ей улыбались, успела заметить Люся и, памятуя Линины слова: не давать повода, всё время была настороже.
- Ну, что ты всегда такой сердитый, - говорил на плохом русском языке Гагик, - посмотри кругом, красиво как, а ты сердитый. Нехорошо.
Люся молчала.
И вот в один из дней, возвращаясь в село Гагик свернул не в ту сторону, что обычно. Люся напряжённо молчала. Когда машина остановилась в безлюдной местности, Гагик вышел и открыл дверцу с Люсиной стороны:
- Выходи, сейчас я тебе что-то покажу.
Люся вышла и, не раздумывая, тут же залепила Гагику кулаком между глаз.
- Ты что? Совсем глупый женщина?! – держась за нос и вытирая руками кровь, визжал несчастный Гагик. – Я тебя красоту привёз показать, а ты драться, вон смотри!
Люська обернулась в ту сторону, куда показывал Гагик и замерла, открыв рот, потрясённая цветами гранатовых деревьев.
- Ну, что красиво? – обиженно спросил Гагик минут через десять.
- Красиво! – только и смогла выдохнуть Люська.
- А ты сразу меня бить в лицо, за что?
- Гагик, прости, я… я…
- Можешь ничего не говорить, - обиженно сопел Гагик, - я и так знаю, ты думал Гагик плохой, да, думал, Гагик обидеть хочет? А Гагик к тебе со всей душой… Совсем глупый русский женщин.
С тех пор с подачи Гагика в геологической партии все армянские мужчины говорили о Люсе не иначе, как «очень строгий русский женщина, красивый и очень строгий», и перестали на неё пялиться в открытую. А с Гагиком впоследствии Люся даже очень подружилась, и никаких недоразумений между ними больше не возникало.
Вернувшись с полевых работ, Виктор действительно обрадовался тому, что Люся теперь работает и вовсе не из-за денег, которые теперь будет и жена приносить. Он был рад тому, что Люся была при деле, ведь только от безделья и скуки людей тянет на какие-то вредные поступки и приключения, так считал молодой человек и не безосновательно. А когда на второй день, после ужина Люся, смущаясь, попросила подиктовать ему какой-либо текст и проверить на предмет ошибок, Виктор был на седьмом небе от счастья.
Очень быстро эта молодая пара заслужила уважение у сотрудников и их с радостью приняли в «геологическую семью». Виктор был «завёрнут» на геологии, они с Юрой часто беседовали о рудных проявлениях, вмещающих породах и т.д., иногда к ним подключалась и Лина, которая тоже была геологом (она с Юрой вместе учились в университете). В такие минуты Люся смотрела и слушала, как завороженная, и вовсе не потому, что ей была интересна геология (к ней она, как раз была безразлична), её притягивала сама атмосфера какой-то непонятной близости и единства между этими людьми. Глядя на взаимоотношение Юры и Лины, Люся понимала, что между ними есть что-то большее, чем просто муж и жена, и ей хотелось жить так же. Она «открыла» для себя художественную литературу и читала запоями, стараясь наверстать всё то, что пропустила в детстве и юности. Книги на многое открыли Люсе глаза, и она уже смотрела на мир совсем по-другому, не так, как раньше.
***
Через два года у Люси с Виктором родился ещё один сынишка. Виктор был безумно счастлив. За это время он нисколько не разочаровался в своём выборе, он смотрел на то, как меняется Люся, как она старается его не подвести, и в душе очень гордился своей женой.
Виктор не понимал, почему после рождения второго сына, его жена начала украдкой плакать по ночам. На все его расспросы Люся только сердилась и отвечала, что сон плохой приснился. На самом же деле молодую женщину сжигал стыд и вина перед Алёшкой. Сейчас, воркуя с новым малышом, радуясь его первой улыбке, тому, что он уже сам переворачивается на животик, отводя в сторону и резко закидывая на бок одну ножку, Люся с ужасом осознала, что ничего этого в отношении Алёшки она не помнит. Не помнит, как её первый сын начал сидеть, не помнит, как появился первый зуб, не помнит первого шага, не знает какое первое слово сказал её Алёшка. Она вообще НЕ ПОМНИТ его до того времени, пока не появился Виктор и не начал планомерно выносить ей мозг своим постоянным: «так жить нельзя, Люся». И ничего уже с этим нельзя было поделать.
Игорьку (так назвали второго сына) исполнилось полгода, когда Люсе пришла телеграмма от сестры, что бабушке уже совсем плохо. Виктор только недавно уехал на полевые работы и вернётся не раньше, чем через неделю. Люся не раздумывала ни секунды. Схватив детей в охапку, она горячо просила начальника дать ей машину, хотя бы до Мегри. Гагик на свой страх и риск довёз женщину с детьми аж до Еревана, и посадил на ближайший самолёт до Москвы.
Потом Люся сама себе будет удивляться, как одна сорвалась с двумя маленькими детьми в такой дальний путь, но это будет потом. А сейчас Люська, не обращая ни на что внимание, уже ехала в поезде и твердила, как мантру: «Я должна застать её живой, я должна застать её живой».
Она успела. Бабушка лежала в постели. Сейчас она казалась Люсе какой-то очень маленькой, как ребёнок с лицом старика.
- Люсенька, ты приехала, я вижу, что у тебя всё хорошо, - улыбалась старушка. – Это всё, что я хотела знать перед смертью.
- Бабушка, дорогая моя, бабушка, - плакала Люська. – Я так боялась, что не успею. Скажи мне: какое первое слово сказал Алёшка.
- Как какое? Конечно же, МАМА.
А потом старушка долго и подробно рассказывала Люсе о том, как подрастал её Алёшка.
- Там, в моей шкатулочке, завёрнутые в газетку, лежат волосики Лёшеньки, когда я его в годик первый раз обстригла. Устала я, Люсенька, ты иди к детям, а я посплю.
Бабушка уснула и больше не проснулась.
Самолёт набрал высоту, Люся отстегнула ремень безопасности и облегчённо вздохнула, откинув голову на спинку кресла, задремала. Теперь, первые два года жизни старшего сына картинками мелькали в её голове, под звуки бабушкиного голоса. Люся возвращалась в Армению и была счастлива.
***
А жизнь всё продолжала листать свои страницы.
Вот Виктор уже пишет по вечерам и выходным свою кандидатскую диссертацию, а Люся старательно её печатает, подправляя неудачные обороты речи.
Алёшка пошёл в первый класс, как он похож на Виктора. Не внешне, а поведением, манерой говорить, повадками и так же сердито сопит, когда буквы не хотят помещаться на строчке. Он ещё такой маленький, но свободно говорит на армянском (садик сделал своё дело), в отличии от Виктора и Люси. Мальчик может сидеть часами и рассматривать с отцом камешки (геологические образцы).
Вот они получили свою первую в жизни квартиру в новом двухэтажном доме на восемь семей, в которой родилась их дочь Анечка, названная в честь бабушки.
А потом после написания отчёта о проведенных работах и защиты запасов одного из полезных ископаемых (не будем уточнять какого, в то время все геологи подписывали бумаги о неразглашении) в Москве Юру и Витю перевели работать в Ереван и выделили там квартиры.
Люся помнит, как все тогда радовались, она тоже радовалась, но вместе с тем ей было немного грустно и жалко расставаться с Шванидзором, с их геологической партией, с гранатовыми садами, с их с Виктором молодостью.
Именно здесь, в этом маленьком армянском селе, она совершила, казалось бы, невозможное, во что, кроме Виктора, никто не верил, она стала совсем другим человеком. Лишь только раз за все эти годы Люся «сорвалась». Тогда её поступок долго обсуждали и осуждали все жители села, все, кроме Виктора, которого, как бы ни парадоксально это звучало, данное происшествие сделало окончательно счастливым, да и саму Люсю, пожалуй, тоже.
На то время Люся с Виктором прожили в Шванидзоре четыре года. Всё было нормально, пока в один из дней рабочий Карен не подстрелил Полкана - большую неизвестной породы лохматую собаку, которую три года назад крошечным беспомощным щенком притащил откуда-то маленький Алёшка. У Карена, который работал недобросовестно и часто халтурил, не сложились отношения с Виктором. Однажды они крупно поругались, и с тех пор Полкан постоянно скалил зубы и лаял на Карена, который был трусливым и подловатым по натуре. Он не раз грозился пристрелить собаку, и сделал это, когда Виктор уехал в очередной раз в поле.
Окровавленный Полкан из последних сил добежал до дома и упал на пороге, с болью глядя Люсе в глаза. На её отчаянный крик и плач сбежались люди. Они качали головами, осуждая Карена, разводили руками, а Люся держала на коленях голову пса и кричала: «Помогите!». Гагик не выдержал, подогнал машину начальника:
- Садись, Люся, поедем, тут не далеко…
Они погрузили ещё живого Полкана и поехали к какому-то старому доктору, Люся так и не поняла, кем этот человек работал раньше.
- Он сделал всё что мог, - сказал через час Гагик, - дальше всё зависит от того, хватит ли у собаки сил выжить. Пошли, Люся, джан. Завтра придёшь, завтра ясно будет.
Когда Люся пришла домой, то, не обращая внимания на плач проснувшегося Игорька, молча, сняла цепь с велосипеда, разъединила, обмотала один конец вокруг кисти правой руки, остальное сложила змейкой и сунула руку в карман.
Карен стоял возле керносклада, курил и о чём-то говорил ещё с двумя рабочими. Увидев стремительно приближающуюся Люсю, он криво усмехнулся.
- Прежде, чем моя собака умрёт, ты издохнешь, - выплюнула ему в лицо Люська и вытащила руку из кармана.
Она не забила Карена до смерти только потому, что рядом были другие люди, которые ей помешали довести дело до конца.
Было много шума и разговоров, изувеченный Карен хотел подать заявление в милицию, но участковый милиционер сказал:
- Забери, не позорься.
Лина с Юрой долго усовещали, рисуя все возможные «перспективы» после содеянного, но все слова отскакивали от Люськиного сознания, как мячик от стенки, в конце концов, по рации вызвали Виктора.
Когда Виктор переступил порог дома, она ожидала услышать длинные и нудные нравоучения, которыми пичкали её Юра и Лина. В её перевозбуждённом сознании едва наладившаяся жизнь, рушилась стремительно и безвозвратно, как карточный домик, она очень старалась, но у неё не получилось, к чёрту, пусть всё горит огнём!
- Люся, то, что ты сделала с Кареном, мысленно хотел сделать каждый нормальный человек, но реально это сделать смогла только ты. Наверное, именно поэтому я и люблю тебя, - сказал Виктор и обнял свою растерянную жену.
Её рассыпавшийся домик, быстро становился на место. Люся со всей силой прижалась к мужу и выдохнула:
- Я тоже люблю тебя, Витя!
Она сказала это впервые за все четыре года их совместной жизни, Виктор был счастлив!
Полкан выжил.
***
Они хотели прожить в Ереване всю свою жизнь, но случилась перестройка. Русские, украинцы, белорусы, все те, кто, по сути, поднимал эту маленькую республику, стали не нужны потому, что они были именно русскими, украинцами и белорусами, а не армянами. Хотя, очень многие пожилые армяне грустно качали головами, тяжело вздыхали и говорили:
- Очень жаль, какие специалисты, кто вас заменит? Не представляю, что будет с отраслью. Но лучше сейчас уезжайте, пока не поздно, всё равно уже жить вам тут не дадут.
Юра с Линой уехали на Украину, Виктор и Люся – в Россию. За бурные годы перестройки они как-то потеряли друг друга. И только в 2010 году вновь случайно «нашлись» в одноклассниках.
- Люся, как ты?! – писала Лина с кучей восклицательных знаков.
- Всё хорошо, дети выросли, работают, обзавелись семьями, я дома сижу, за внуками приглядываю, - отвечала Люся.
- А Витя как, жив ещё?
- Живой мой профессор, вон сидит за столом, всё камешки свои перебирает…
Истории о жизни и такой разной любви вы можете прочесть здесь
Ботиночки
Слово мужчины