Вступили
Я проснулся в девять часов вечера и, ничего не успев сделать, решил написать хотя бы это.
Наверное,
Это то, что я хотел — работать кабельщиком в Нью Йорке — во внутреннем одиночестве или покое смотреть на кучу богом произведённых тел и их судьбы, делать вещи слегка важнее, чем кормить их аллергии в ресторанах.
Мне нравится,
А может, мне и не должно ничего из этого нравится. На фоне Гринписа и массовых протестов, что раскинулись здесь от штата к штату, я и не сильно в обществе возвысился. Даже скорее так, что я уже парю над обществом и ничего с этим не делаю. Но и случается по воле неволе (каждый день) окунать свои щупальца в болото мировой сети. Эх, все вокруг такое смешное и нелепое, когда забываешь, что это происходит с тобой, что можно на километры отдалиться от реальности и продолжать ужинать прошлым. И нелепым.
А телефон — вот это настоящее зло. И как же было бы занимательно, как некий самому себе протест, запереться в ванной, перерезать однажды все провода и отключиться навсегда от мировой паутины, ага, и этих ярких букв… но страшно, пока страшно стать по-настоящему никем.
Гхм-гхм, так, о чем это я,
А, да, я заварил чай с временем на ночь и сижу сейчас его попиваю. Японская обжаренная Ходжича с мёдом, ммм. И, пока на дне ещё что-то плещется, я думаю рассказать про несколько заказов: куда я выезжал кабельщиком и кому я помогал за последние две недели.
Я не уверен, что все эти работы произошли со мной в один день, но и не могу быть уверенным в обратном; все так смешалось. Наверное, это просто самые запоминающиеся случаи, что начались с момента, как я закончил две недели трейнинга и был выброшен работать, уже сам по себе, в океан из хуево-натянутых кабелей( и сук) в домах главного мегаполиса Америки.
Ну и тут хуйня, в то время меня благо не отправили сразу ехать, начинать распутывать этот клубок из уже давно отключённых грязных проводов, еще действующих огрызков и кусочков сброшенной змеиной кожи от человеческой халтуры, что как сопля свисает с домов Бензонхерста и Браунсвиля. Все случаи имели место произойти на Лонг-Айленде. Знали бы вы, как заебался я стоять в утренних пробках на Белт-Парквее или 278ом, чтобы к восьми быть на крыльце какого-нибудь очередного пресловутого домишки в неогороженных нейберхудах. Но работать там легче — там хоть и проведено все в прошлом веке, но иногда может повезти так, что линия может оказаться еще живенькой. А тогда тебе не нужно лезть на громадный столб в океанский дождь и тянуть новый «драп» на ржавые крюки дома; мне нравится работать в Лонг Айленде. А иногда бабуля из книжной Америки испытывает трудности с работой пульта и тут ты, ханни, заменяешь ей пульт на точно такой же, а иногда и нет, и получаешь за секунды работы двадцать баксов чаевыми.
Что ты еще можешь для нее сделать? Есть пульт и нет глаз. А внутри, по дороге домой, пидарасом сами знаете кто оказывается. Все твои внутренние желания помочь им всем быстро выгорают об их к самим себе неуважении и пару нелепо выброшенных высказываний. «Хочу, лайк, чтобы все, лайк сегодня, лайк тудей, работало. Нет, нет, лайк не завтра, ты меня правильно понял — лайк сейчас.» В общем и целом — красота. Правда если бы из раза в раз и каждый раз не случались вот такие, ниже мною расписанные случаи.
Первый
Началось все в восемь утра на чердаке у похожего на Лари Кинга старого американского еврея и не с кофе. Но с этим носатым я управился быстро. Правда, он хотел заставить меня провести ему новую отдельную линию от столба, для его будущего телевизора, хотя такая работа стоит мне никаких не 15 баксов, а все 50, и возможно в первые дни с выпученными глазами и неопытностью я бы и согласился. Провёл бы и проебал бы кучу своего драгоценного времени. Но тут мы с ним договорились не творить дичь и сразу после договорённости я наступил в его накрытый пластиковым тентом бассейн и ушёл по колено под воду.
—Не самый лучший день, чтобы лезть купаться.
— Сам знаю.
Работу делать пришлось, а точнее мне пришлось с мокрыми ногами и обидой лезть на чердак и на карачках бродить по его стекловате и пуху, тащить кабель из одной части чердака в другую, как перебегающие по окопам армейцы . Вышел я весь конечно бархатный, а он мне только:
—Жена попросила, чтобы ты протирал ноги перед тем как заходишь.
Да, сука, я тупой, что наступил в твой бассейн, спасибо за оповещение. Ладно, я натянул ему все провода и быстро уехал, пока все хоть как то работает и светиться синими огоньками жизни, а еврейская морда горит в удовлетворении.
Мой следующий заказ: вот он оказался чем-то с чем-то. Два шестиэтажных убогих и темных кирпичных подъездных здания с отдельной огороженной парковкой и кучей маленьких, как прыщи, квартир. Вблизи стояла огромная водохранительная башня —Hempstead Water Tower — которая, хоть и хранила воду на «бедные» мировые времена, но своей тенью блокировала любое поступление солнечного света в угрюмые окна зданий-близнецов и на не менее угрюмых их обитателей. Не знаю, если на них лежит тень только в это время дня или вообще всегда , не знаю, может и висит над ними вечная тень прогресса. Светофоры все ебали в рот и бродили по проезжей части, медленно и пригублено. Всё, даже в разгар рабочего дня, казалось забыто и закончено. Вокруг мельтешили одни латиносы, десяток чёрных раскуривали блант напротив входа в один из подъездов, а дверь отварилась по сильному рывку; кнопки стояли только для общего вида и, возможно, для жилищной инспекции, что однажды все-таки посетит с проверкой. Внутри квартиры я домофона не обнаружу.
Женщина Мелиса по английски не знала ни слова, на телефон не отвечала и до нужной квартиры меня проводил сначала чёрный бугай-охранник, что все это время сидел у себя в каморке, обставившись ароматическими свечами, и пялил в телевизоры. Проводил он меня до лестницы, дальше которой идти категорически отказался, ссылался на брошенный пост и поэтому передал меня усатому старикану, рандомно проходящему мимо. Тот хоть и бурчал себе что-то под ус, но до квартиры довёл и дверь в свою вселенную мне отворила пухловатая мексиканка Мелисса с новорождённым ребёнком на руках.
—Ола, так, что у нас?
—Оптима?
— Ес, ес, Оптимум, проводим интернет?
— Си!
—Модем?
— Си, си!
— Где хотите модем?
—А?
На первый осмотр, кабелей внутри не оказалось, вообще никаких. Я все-таки отрыл в квартирном хламе один, чёрный, родненький, что проходил однако не в ее квартиру, а сквозь, в отдельную и запертую комнату.
—Что там?
—Феликс.
—Что за Феликс? Можно мне поговорить с Феликсом?
Мы яро стучались и звонили, но Феликс вышел только тогда, когда сам посчитал нужным. Хрен его поймёшь, что за Феликс, и почему он живет в отдельной комнате в квартире, как у себя в замке. Вышел он через час, но мы до этого дойдём еще, а пока…
А пока мне нужно было понять, откуда эти бедолаги, что живут между коричневых и холодных кирпичей, получают интернет. Я оставил Мелиссу в широких непонятках одну, а сам пошёл метаться по этажам в поисках интернета. На лестничных проемах меня, как обиженный призрак, преследовал острый запах мочи; между этажами лежали, без прикрас, кучи дерьма, об которые приятели тушили сигареты, а на самих этажах, в проходах, на полу в машинки игрались одинокие, предоставленные только себе и холлу дети, катая свои игрушки от одной покрытой сухим слоем ржавчины батареи к другой. Один пустил свою машинку мне прямо под ноги, девочка, а потом подбежала улыбнулась, дернула меня за штанину и скрылась в детском и мало что значащем смехе, в одной из квартир . Вещи милее, в этом здании, уже не предначертано произойти, а чем дальше я углублялся в недры этого дома-монстра, тем больше мне казалось, что девочка либо мне примерещилась, либо знаком пробежала, как подсказка, что нужно поскорее сваливать из этих пустотных, ни к чему целому не ведущих лабиринтов. Я злился и вместе со мной злилась духота.
С трейнинга в похожих зданиях в Бруклине я помнил, что обычно в такие дома всё идёт с крыши. Лифта не оказалось, но даже если бы он и был, я бы скорее всего не решился на экстремальную экскурсию. В здании было шесть этажей и, когда я уже заворачивал с последнего на крышу и видел закрытую перед собой дверь наружу, в голову ударил адский и сверлящий уши насквозь визг. Я в панике схватился за ракушки и, не до конца понимая что вообще происходит, стал дальше подниматься наверх. В начале мне показалось, что где-то так громко, что слышно сквозь каменные стены, кричит младенец — вопль очень напоминал человека, но чем дальше я ступал, тем меньше сил у меня оставалось шагать по ступеням, и тревожная, дрожащая реальность просто давила меня обратно вниз. Словно бесы щекотали мне голые пятки, а что-то тем временем с удовольствием посасывало душу, дементоры или хуй знает, как в итоге я резко сдался и ,словно школьник выбежавший на большую перемену, побежал вниз; вопль еще преследовал меня до самого первого этажа, пока окончательно не замолк, и я не был оставлен в покое.
—Фак, боже, блять, что это такое было?
Я поинтересовался у охранника, комната которого со всеми этими разноцветными ароматными индийскими свечами уже не выглядела так смехотворно, а поддавалась строгой и ровной логике, да и вообще спасла меня, ведь повсеместный запах мочи уже в виноградные грозди собирался у меня в ноздрях.
—Как мне попасть на крышу? Мне нужно провести интернет.
—Так иди, вот там лестница.
—Там сигнализация, мужик, я чуть не сдох сейчас.
— Уже нету. Я убрал. Иди.
Возвращаясь к лестнице, злой и потерянный, я прошёл мимо одного очень занимательного явления. Даже двух. Двух квартир. Одна была выполнена под продуктовый магазин, с кучей мне с Калифорнии знакомых мексиканских снэков: острых конфет, острых чипсов и банок с острым и холодным пивом. Также лежали жирные, имею ввиду их габариты, пачки с тортильями и самодельные кульки с засушенными перцами. Никаких налогов — за стойкой стояла старенькая мексиканка и активно обмахивалась от стекающей по всему жары женским журналом про моду на английском. Удивительно однако, подумал я, сдали квартиру под продуктовый магазин, укрылись одеялом с заплатками из счастливых улыбок соседей и вонью их же выделений с лестничной клетки и торгуют. Чтобы уже никуда и никогда не выходить из проклятого здания. Комната напротив же служила прачечной. И, если в некоторых домах и делают домашние прачечные — ставят несколько машинок и сушилок, а рядом станок для покупки жетонов, и все это кажется нормальным и цивильным, то тут, в комнате два на два, одиноко стояла одна машинка, без сушилок, а рядом выстроилась очередь из очень грустных латиносов с корзинами грязной одежды от всей семьи. Сушилки я найду потом, точнее отдельный предбанник с паутиной из натянутых веревок. А пока эта машинка, наверное, работает уже целую вечность и без малейших перерывов. Как белая рабыня, по кругу гоняет все их шмотки, подпрыгивает на колесиках от перегрева и после каждого завершающего круга взывает прохожих о помощи, сквозь песенки из четырех простых нот. И, сквозь рык усталой Матери Всего дома, я слышу один лишь «хелп». А прохожим похуй, как и похуй мне. Что же будет, когда она умрет?
Нужен интернет.
Я поднялся по лестнице, и сигнализация, ну конечно, выключена изначально не была, поэтому пробрала меня насквозь, пока я ногами толкал хрустящую запертую дверь на крышу; потом визг по чей-то команде сверху все-таки отключился. Та-дам. Так, стоп, а где интернет? Сука, какие еще нахуй тарелки! А так и оказалось: все кабели, что как немытые хипарьские пряди свисали с крыши и сквозь стены и окна шли людям в дома, были никакие не интернетные провода , а обычные кабельные тарелки, которых почему-то на крыше оказалось огромное количество, словно к каждой квартире шла личная тарелка. Охуеть! И ничегошеньки, ни грамма знакомых интернетных кабелей Оптимум, никаких и нихуя — вся крыша была покрыта этими дешманскими тарелками.
Окей, решил я, есть другая идея. Если интернет не идёт с крыши — он же должен откуда-то идти — значит он идёт из подвала. Из бейзмента.
Туда меня конечно никто сразу пускать не хотел, чёрный хер забил на меня хуй и отправил искать деда-завхоза, которым оказался уже мне знакомый усач-проводник.
—Ола, дед, как мне попасть вниз?
Дед оказался с английским знаком не лучше Мелиссы, но на пальцах быстро понял, куда мне нужно и в гробовой тишине, уже по привычке перешагивая через ползающих по холлу карапузов, мы стали спускаться в подземелье. В руках у деда горел карманный фонарь, но при всех реалиях он больше мне напоминал факел, как в Скайриме, а сам я ,как слепой и неуклюжий бот, звенел ключами от машины и шёл, дышал деду в спину, боясь потерять его из виду.
Вау, да ну нахуй!? Не зная, что я могу ожидать от бейзмента в такого рода домах, в такого вида районах, я точно не ожидал, что там будет вполне себе оперируемый, населенный всякой живностью, от людей до тараканов и толстых крыс, спальный притон. То, что я подразумеваю под притоном — огромное почти пустое пространство с низкими потолками и трубами, из которых в одноцветной темноте шёл желтый пар и об которые я умудрился удариться головой, или два раза или пять. По центру располагался кожаный длинный диван, кофейный столик с разбитыми стеклянными внутренностями и неубранными осколками и чёрным, прозрачным, но чёрным как машинные выхлопы бонгом. Наворованные велосипеды-колеки, где, то не доставало колёса, то руля, то смысла, а также заброшенные спортивные тренажеры, коробки и ящики, детские игрушки, из которых выдавили всю радость, и одинокий пляжный зонтик были разбросаны по подвалу в хаотичной доступности. Когда я сказал, что живности было много, я не успел еще упомянуть единственное, что в темнице завхоза дарило настоящую надежду —огроменный аквариум, населённый очень странно овальными, но все же рыбами-клоунами. Перешагивая через осколки бутылок и слез чьих-то луж, дед не обращал на мою возню с кабелями (кабелей не было) никакого внимания; дед сыпал в аквариум солому и что-то им туда под воду нашептывал.
Короткое отступление,
С этим короновирусом очень удобно выходит иногда носить маски в тех помещениях, где в прошлые годы тебе пришлось бы проглатывать и работать в пыли и грязи, дышать всем этим, а так ты всего лишь обычный шизик, которому лишний раз не хочется жалко помереть от проходной болезни. Слушай, мэн, некоторые места до мраки захламлены. И это еще пол беды.
And we back
Я с унынием и ни с чем больше вернулся в квартиру к Мелиссе. Та мало что выкупала — почему я исчез на минут сорок — будет интернет или не будет —зачем я родила трёх детей в месте, где одежда стирается вместе с засохшей заразой, словно в бетономешалке.
—Феликс. Феликс.
—Чего Феликс? Открыл дверь что-ли?
—Си, Феликс.
За проведённое в этих глухих стенах время и правда свыкаешься — я стал начинать сопереживать этим закладкам в Книгу Жизни. Очень хотелось им помочь и провести все-таки этот вездесущий интернет, потому за Феликса я цеплялся, как за последнюю единицу местного смысла — зубами и клешнями. Я постучался и мне наконец-то открыл, гхм-гхм, открыл опять усатый, но уже скорее не мексиканец, а вылитый колумбиец с татуировками как у Денни Трехо и мешками под глазами полными выжитых мук.
—Чего надо?
—Я вижу сюда интернет кабель идёт — у тебя Оптимум стоит?
— Нихуя не знаю.
От него пахло долгим и изматывающим сексом, а на фоне, то ли лежала, то ли стояла, попастая малышка. Закрытые жалюзи в разгар дня и лампы, пульсирующие фиолетовым. Феликс заметил, что я перестал моргать и пялюсь, и прикрыл дверь, так что видно было его смуглый и поджаристый на сковородке Южной Америки обтатуированный торс и только.
—Мне нужно знать.
—Слыш, у нас какой интернет провайдер? *неряшливо обратился он к позади-петляющей*
—Не…не знаю, а что?
—А че? *теперь уже обращаясь ко мне*
—Провожу интернет и не могу найти кабель.
—У нас был Оптимум, отьебись.*крикнула мне девчонка и Феликс захлопнул дверь*
За дверью я потом услышал «вот зе мэта уиз я» но непонятно было, кто кому это обращал, а ещё —что по-настоящему со мной не так. Хех. А провод и правда был неактивным, оптимумовским, но неактивным. Но тогда можно будет его от чего-то активировать, вдохнуть в него ток.
Через минуту Мачете вышел, в то самое время, как я пытался обьяснить Мелиссе, что планирую свалить и оставить всю её семью без интернета (не то, чтобы он тут был) , и громко заявил, что знает, где прячется Оптимум линия. Найс!
— Камон, бой!
Мы снова спускались в подвальные катакомбы, но уже без факела, а впереди, как велосипедные отражатели, блестели во мраке только передние металические зубы бандита. В самом углу, за нездорово кипятящимся бойлером, снизу вверх, как прорастающие корни дерева из лесов Восточного Массачусетса, шёл один жирный провод. Но если приглядеться, то можно было понять, что это сотня проводов, что были связанны между собой в один клуб, в котором нужный кабель ты охуеешь от жизни искать.
—Фак, Феликс, это жесть какая-то. Как я смогу здесь что-то во что-то вдохнуть.
Я говорил это самому себе, подразумевая что Феликс знает лишь пару обыденных фраз, однако он оказался инглиш-спикин и тогда он сказал:
—Так вот этот мой, который белый *тыча в один слегка отдельно ото всех идущий кабель* Я так попросил установить, чтобы не свернуть голову, если решусь тут что-то ковырять.
—Что ковырять?
—Да ладно тебе…
—Окей. Энивей — заебись.
—Найс!
— Камон, гай!
Но найти линию — это еще половина сделанной работы, точнее даже четверть, правда уже основная. Нужно найти «здоровый» сигнал и перекинуть его на этот кабель — вот это математическая задачка! Я недолго пораскидал возможные варианты развития событий и склонился, что почему бы не попробовать и не довести всю эту суету до предначертанного ей однажды финиша и не рискнуть. Один из этих, ну често, ну кабелей пятьдесят как минимум, должен быть с каким-то сигналом, пускай не самым сильным, пускай примитивным, но хотя бы плюсовым. И если я всё быстро сделаю, так, что хозяева кабеля не успеют почувствовать разницы и не прибегут к нам вниз ругаться. Благо, я уяснил, что у латиноамериканцев так не принято — у них принято свыкаться с проблемами и к ним адаптироваться, а не слепо жаловаться и угрожать адвокатами — о, прямо как у нас. И если я его быстро перережу, а потом нацеплю сплитер, то я чуть-чуть подрежу их скорость, возможно картинку телевизора, но одарю еще одного желающего «огнём современности». Мы же должны делиться. И жертвовать. Делиться и жертвовать!
Так и получилось — я попробовал один кабель и словил сигнал +7. На двоих по три с половиной и охуеньчик, подумал я, почистил кабели, нацепил фитинги и за пять минут возродил давно уже мертвый жанр. Кабель, я имел ввиду кабель. Вернулся в квартиру и по стене и степлером провёл до нужной комнаты вездебучий кабель и распаковал модем. А потом, а потом, я презентовал ей интернет и эта бедная живущая в своём грязном мирке женщина, цирковая мать, дала мне десять долларов чаевыми. О господи, как же она вожделала подключения!
Наверное, на первой истории все не закончится, уж буйно мне понравилось все это вспоминать, но вот сама первая история тут подходит к концу — я поехал на другие работы, а по пути заехал в Сабвей и взял meatballs marinara.
to be continued