А как начать жить в селе? Вернее, с чего? Общение, в смысле, наладить? Черт его знает, прям вот беда, хоть плачь.
Вероника Владимировна мечтала о спокойной пасторали сельской жизни всегда. Задрюченная донельзя поганой работой бухгалтером на фабрике, которая хоть и приносила деньги, но вызывала стойкое, почти параноинальное отвращение, Вероника мечтала о том, как выйдет на пенсию, наверное со студенческих лет. В её мечтах проносились прекрасные картины - добротная изба, идеально выкрашенный зелёной краской курятник, где отборные, матерые куры во главе с мохноногим, бордовомордым петухом чинно сидят на насестах, белоснежная коза певуче блеет в конце огорода, потрясая тяжёлым розовым выменем, а откормленная свинья, почему-то цвета сёмги, изящно лежит на боку, подставив наливные сиськи чистеньким поросятам. А она, прекрасная хозяюшка Вероника, управляется со всем шутя - складывает в фартук огромные, белоснежные яйца, процеживает через стерильную марлю густое козье молоко, ловко заквашивает сыр, красиво поливает синей лейкой ухоженные грядки с морковью. А из-за ровного штакетника новенького забора приветливо машут яркими головками огромные подсолнухи.
И вот... мечта сбылась. Пенсия нагрянула, с трудом накопленные на мечту деньги переведены лукавому продавцу, мамой клявшемуся, что лучше дома нет во всем селе, что в каждом сарае можно устраивать модный приём, а для неё, Вероники Владимировны все готово к идеальной деревенской жизни. И даже земля для будущей рассады уже заготовлена, вон она, в корыте, замешана на отборном навозе, помидоры будут с голову пионера.
Вероника Владимировна осматривала свои новые владения перед покупкой, как во сне. Вон - сарай. Вон ещё один, клетки в нем какие-то, все завалено красивыми янтарными бревнами и досками по самые уши. Вон - абрикос, вон - яблоня. А вон калитка, ведущая на просторы огорода, края которому нет. И вот семена - тех самых тыкв, арбузов и дынь, которые заколосятся здесь буйным цветом, и одарят потрясающими плодами отличного агронома Веронику.
... Утро того дня, когда ошалевшая хозяйка проснулась в новом доме, было солнечным и морозным. С холодной в доме она справилась быстро, покрутив регулятор газового котла и, напялив лучшую норковую шубу, сапоги на каблуке и меховую шляпку, свою гордость, Вероника вышла в люди. В смысле, в сельпо. За хлебом и молоком.
Продефилировав по деревенской улице, с удовольствием наблюдая за реакцией, выглядывающих из окон и калиток соседей, она, пару раз подскользнувшись, все таки гробанулась в какое - то месиво на дороге, вызвав довольное ржание двоих мужичков в лохматых треухах. Они возились у трактора, и в великом труде им помогала поллитра, аккуратно пристроенная на ступеньке брутальной машины.
-Ты б, милка, валенки, чтоль надела, куда ж ты по колдобинам на каблуках - то?
Бабуська в платке нахлобучила Веронике шляпку на голову и помогла подняться, потому что ноги у той ехали в разные стороны и слушаться не желали.
-Спасибо.
Вероника хотела было ещё что-то сказать бабуле, но та проворно засеменила прочь и скрылась в своём дворе.
Когда Вероника Владимировна открыла дверь сельпо, то настала немая сцена. Три тётки, продавщица и совершенно пьяный мужичок замерли в разных позах и молча, разинув рты, смотрели, как Вероника движется к прилавку, хромая на сломанном каблуке.
-Ты чья ж будешь, чуда?
Спросил мужичок и хихикнул, причём довольно противно
Продолжение следует