Наша героиня приехала из глубинки, легко покорила Москву и почти сразу стала иконой молодёжной культуры. Сейчас она тоже образец для подражания, но уже в качестве любящей жены и заботливой матери. В гостях у «Жизни» Тутта Ларсен, которая когда-то была просто Таней Романенко …
- Тутта, Вы помните свой первый гонорар и на что его потратили?
- Мне было лет 14, когда я начала работать юным корреспондентом в газете «Шахтёрское слово». Это была газета, которая издавалась при шахте в Макеевке, Донецкая область. Мама была редактором, а отчим – начальником участка. Они меня и пристроили. Какой был первый мой материал, я точно уже и не помню, а гонорары мои мама всегда прибирала себе. Деньги в чистом виде мне были особо не нужны – не на что было тратить. Там, где я жила, было всего два магазина.
- А были такие косяки, из-за которых Вы не могли потом уснуть?
- Мне повезло: как пишущий журналист я не успела наделать глобальных ошибок. Позднее, когда я выходила в эфир, у меня было достаточно косяков. Запомнился совершенно жуткий случай, когда я в первый и последний раз вела ток-шоу с Владимиром Познером на Первом канале. Это был спецвыпуск, посвящённый проблеме СПИДа. Были приглашены звёзды, и я Андрея Державина назвала Андреем Разиным. Было очень стыдно. Но самые страшные косяки у меня случались на радио. Потому что на радио ты был всем: и ведущим, и звукорежиссёром, и выпускающим. Мне до сих пор снятся кошмары, что я включаю кнопку, а в эфире тишина.
- Вы окончили школу в 1991 году, когда развалился Советский Союз. Как Ваша семья справилась с этим обстоятельством?
- Я это очень хорошо помню… Я окончила школу, поступила в МГУ и вернулась домой в посёлок, сижу, ем яблоки с мёдом и смотрю… балет. Тут звонит бабушка и говорит: «Ну что, забудь про свой МГУ! Всё развалилось. Мне звонил твой дядя и сказал, что капец всему». Я в шоке. Что делать дальше? Но в итоге всё прошло безболезненно. Мне повезло, я поступала в университет как гражданка Советского Союза. То есть, когда я приехала осенью, мне спокойно дали комнату в общежитии, и я начала учиться. Позже ребята поступали уже платно, потому что стали гражданами иностранного государства. Я столкнулась с другой проблемой – мне очень долгое время не могли дать гражданство. Я же фактически оказалась иностранкой, живущей на территории другой страны. Гражданство мне в итоге дали по ходатайству тогдашнего министра культуры Швыдкого. Михаил Ефимович лично за меня просил, хотя я уже была Туттой Ларсен.
- До развала Союза по стране прокатилась волна шахтёрских недовольств… Ваш отчим участвовал в этом?
- Да! Но больше всего в этом участвовала моя мама, так как она была журналистом. Более того, она была первым журналистом в регионе, который встал на сторону шахтёров. Мама тогда сильно взлетела на журналистской ниве, сотрудничала с большими информационными агентствами. Но когда Союз распался, мой отчим потерял работу, а у него была очень хорошая зарплата и стабильная жизнь. Шахты были приватизированы, а наша шахта потихоньку начала загибаться. После этого родители переехали в Донецк. Мама стала работать редактором в очень крупном деловом издательстве, а папа (отчим) – водителем. Для него это было трагедией, так как он всегда был добытчиком в семье, а тут мама стала обеспечивать всех нас.
- В 1991 году Вы приехали в Москву из Украины. У Вас был украинский говор?
- У меня был ужасный говор, но я поступила на газетное отделение, и важно было то, как я пишу, а не как говорю. Кто же знал, что я буду работать на телевидении? К счастью, у меня очень чуткое ухо, поэтому я быстро адаптируюсь, однако все эти «ХЭ» ушли не сразу. У меня был однокурсник из Нижнего Новгорода, который страшно издевался над моим говором, буквально размазывал меня по стенке. Это было не слишком по-доброму, но сейчас я ему за это очень благодарна, потому что за первые три месяца на журфаке я это всё в себе извела. Я слушала и подражала другим людям.
- В Москве много соблазнов. Что для Вас, девочки из посёлка, стало главным соблазном?
- Сама Москва. Это ведь город больших возможностей. В МГУ были очень демократичные отношения между студентами и педагогами, а журфак тогда вообще был центром молодёжной жизни страны: там тусовались музыканты, фарцовщики, байкеры… Помимо всего прочего, журфак был отличным учебным заведением, где поощрялось то, что студенты начинали рано работать. Доверие между педагогами и студентами было удивительным.
- Вы тоже рано начали работать…
- Да. Сначала мама меня устроила по блату в московское отделение BBC, но я им не подошла. Мне указали на то, что у меня проблемы с субординацией, и отказали. Потом я работала продавцом журналов. А через какое-то время я попала на практику в промоутерскую организацию, которая занималась концертами. Нас там "юзали" как могли: подай-принеси. Но нам это было в кайф. Сидишь такая, а тут вдруг Стас Намин заходит. Потом Борис Зосимов создал BIZ-TV, маленькую игрушку для себя, которой дали два часа прямого эфира на телеканале 2Х2. И весь молодняк, который ошивался вокруг, начали пробовать на ведущих и корреспондентов канала. Меня ведущей не взяли, так как у меня очень подвижное лицо, поэтому я стала корреспондентом, ездила по клубам, концертам и брала интервью у артистов.
- У Вас были тяжёлые интервью?
- С алкоголем, конечно, были проблемы у героев, когда я на MTV работала. Бывало, что на эфир приходили звёзды в не очень адекватном состоянии. И это всегда испытание… Они засыпали, двух слов связать не могли, но я должна была делать шоу, поэтому приходилось порой отвечать за них или расшифровывать то, что они говорили. Но самая жесть была, когда к нам в студию пришла группа Bloodhound Gang. Их двухметровый басист начал меня лапать в прямом эфире, а я тогда занималась боксом, поэтому начала его в этом же прямом эфире лупить. А он ржал. Я тоже в итоге смеялась… Хватать ведь меня было не за что! Думаю, что он был разочарован…
- Тутта Ларсен где родилась?
- На BIZ-TV. Потом я стала работать на «Муз-ТВ». К нам присоединились Даша Субботина, Аврора, Пряников и другие. Параллельно я работала на радио «Максимум». - Первый свой эфир помните? - Дело было на BIZ-TV! Я монтировала сюжет, было уже поздно, до прямого эфира оставалось полчаса, а никого из ведущих не было. Стали искать, кто вообще есть, кто хоть раз был в кадре. Указали на меня. Мол, Романенко была. Я стала отнекиваться, так как была не готова к такому повороту событий, но пришлось выходить в эфир. Я кое-как прочитала новости и выдохнула. А в это время Зосимову не спалось. Он увидел эфир, позвонил и спросил: «Кто это сейчас был? Почему она не ведёт новости?» «Уже ведёт», - ответили ему. Так я начала работать в кадре.
- Вы поменяли имидж в Москве… Стали неформалкой. Образ сами придумали?
- Понимаете, мы зависели от своих музыкальных вкусов, поэтому нам хотелось походить на своих кумиров. Я увлекалась гранж-музыкой, например, слушала «Нирвану» и прочих. У них была определённая мода – фланелевые рубашки, застиранные футболки. Тогда было важно, как ты одет. Это была система кодов, которая говорила за тебя. По одежде можно было определить, что ты слушаешь.
- Серьга в носу, мне кажется, для того времени была просто вызовом…
- Серьга в носу у меня была очень недолго, и это была первая серьга в носу в Москве.
- Зачем?
- Это стало следствием просмотра MTV. Я увидела видеоклип группы «Аэросмит» с Алисией Сильверстоун. Она там нос прокалывает как протест против несчастной любви (на самом деле героиня клипа прокалывает себе по сюжету пупок, - прим. ред.). Тогда я узнала, что это называется пирсинг, пошла в институт красоты, и мне прокололи нос, но неудачно. Даже остался шрам. Самое интересное, серьга так всем запомнилась, что люди начали меня воспринимать как девушку всю в железе и наколках.
- А короткая стрижка? Тоже следствие просмотра клипов?
- Нет! В определённый момент у нас появились стилисты. Они должны были привести в порядок наш внешний вид. Мне сделали каре с чёлкой, но это была очень сложная причёска, которую нужно было постоянно укладывать. Меня это дико бесило. Как только у меня появилась возможность попасть ещё к кому-то, я попросила подстричь меня максимально коротко. Олег Шевцов меня подстриг, и у нас случился с ним творческий роман на ближайшие 15 лет.
- Когда появилась первая татушка?
- Примерно в 1994 году. Сказалось влияние моего первого мужа. Он был очень продвинутым в молодёжной музыкальной культуре. Когда мы познакомились, у него была очень красивая татушка. Мне понравилось, и он отвёл меня к своему тату-мастеру.
- Вы были весьма экстравагантны. Неадекватные реакции были?
- Женщины, бывало, крестились и плевали мне вслед. Но для меня быть неформатом – дело привычное! Я была фриком с детства, чудачкой, которая вызывала симпатию. Мальчики на меня не обращали внимания как на девочку – со мной дружили как с мальчиком. С девочками мне было трудно выстраивать отношения: меня не интересовали куклы. Лучше же на великах покататься. В общем, в Москве я снова заняла привычную для себя позицию.
- Как дома отреагировали на кольцо в носу?
- Когда мама узнала, что я сделала тату, она всю ночь проплакала: в её мечтах я была девочкой-паинькой. А отчим надо мной шутил: «Какое хорошее колечко. Давай за него потаскаем». Бабушке же было всё равно, как я выгляжу. Она тоже была неформальным человеком по жизни, была против течений, была яркой, умной, харизматичной, с молодой душой.
- Как Вы узнали о разводе родителей? Они разговаривали с Вами?
- Они не очень хорошо справились с этой задачей. Мне кажется, мама любила отца всю свою жизнь, хоть и вышла потом замуж за другого мужчину. В итоге у меня появился новый папа, и мы переехали жить в другое место.
- Вы быстро его приняли?
- Да! Я достаточно быстро начала называть его папой. Он был очень заботливым и ласковым, относился ко мне с теплотой. Я это чувствовала, хотя он был очень жёстким человеком. Для него существовали только работа, труд, алкоголь и секс. У отчима было тяжёлое детство, поэтому он был невероятно живуч, силён и трудолюбив. Если выпил, мог сказать что-то ласковое, но опять же по-своему. Мог шлёпнуть по попе и выдать: «Эх, Матрёна». Он не обнимал, не целовал, но я всегда чувствовала его любовь. Он любил меня больше своих кровных детей. Он никогда не делал мне замечания и тратил на моё обучение много денег.
- Мама и отчим – два разных мира. Как они уживались?
- Не спрашивайте почему. Наверное, мама боялась остаться без средств к существованию. И наверное, между ними что-то всё-таки было. Он маму очень любил, поэтому, наверное, он был так ласков и со мной. Мама думала, что сможет его изменить, сделать из мужлана человека, который будет цитировать Шекспира. Он, кстати, был космически эрудированным, у него был энциклопедический ум, он мог ответить на любой вопрос, интересовался историей и политикой, но у него не было возможности это проявлять. Где? На шахте? Физически он трудился от заката до рассвета. Его фантастический интеллект, можно так сказать, лежал в кэше.
- Сестра не обижалась, что отчим Вас любит больше?
- Нет! Она обижалась на то, что у меня двое пап. Мол, я тоже хочу двух пап. Она не понимала, что к чему. А реальный папа тоже был внимателен, ласков, приходил с подарками. Она тоже так хотела. Мы с Катей очень дружим, но она живёт сейчас далеко, поэтому мы редко видимся. Она – гражданка Австралии.
- Тутта Ларсен в гневе - это ледяное спокойствие или взрыв?
- Я редко бываю в гневе. Это чувство для меня очень изматывающее. Если я впадаю в ярость, я потом болею. Мне плохо…
- Как Вас укрощали в детстве, когда Вы были строптивой?
- Ремнём! Мама… Это было нечасто, но я запомнила на всю жизнь. Своих детей я не укрощаю. Я пришла к выводу, что наказание – это неэффективный способ общения с детьми.
- То есть Вы не шлёпали их вообще?
- С Лукой было пару эпизодов. Тогда казалось, что так делают все, меня так растили. Но он возвращал это бумерангом, нам было потом трудно в общении. Я не хотела потерять ребёнка, поэтому начала искать другой способ коммуникаций. И мы решили эту проблему.
- В Японии говорят, что до пяти лет детей нельзя наказывать вообще...
- Наказания не должно быть в принципе, я так считаю! Воспитание – вот нужное слово! Воспитание - это обучение ребёнка жизни, обучение отстаиванию своих границ, обучение любви. А как научить любви наказанием? Считается, что есть два варианта – вседозволенность и строгость. Ни то, ни другое не работает. Родитель должен объяснить правила поведения в жизни и в семье. Лишение чего-то или телесное наказание – это бессмысленно. Но есть вещи, которые должен ребёнок воспринимать как закон. В нашей семье не принято ругаться матом или бить младших. Если ты нарушаешь эти правила, за этим следуют последствия, но это не наказание. Кроме того, маленькие дети учатся у взрослых, берут с них пример. Мне дали хороший совет однажды. Если ты вдруг захочешь сказать ребёнку гадость, то представь на его месте значимого тебе взрослого. Мужу ведь ты такого не скажешь, а ребёнку можно – он не ответит. Как только я научилась это делать, наше общение с сыном наладилось. Я не позволяю себе унижать его, но не теряю при этом места в иерархии.
- У Вас трое детей родились с интервалом в пять лет… Случайно так получилось?
- Случайно! Но как-то так у меня получается, что у меня потребность в малыше каждые пять лет.
- Вашему младшему пять. Хотите ещё детей?
- Желание есть, но уже не такое сильное. Но если получится, мы будем рады....
- Ваш супруг младше Вас на 10 лет. Можете назвать плюсы и минусы такого брака?
- Мне кажется, здесь бессмысленно обобщать. Я не искала мужчину моложе себя на 10 лет. И я не думаю, что все браки, где между супругами такая разница в возрасте, похожи. Каждые отношения уникальны. Мне был дан этот мужчина, и все плюсы и минусы у меня просто не было возможности взвесить.
- А страхи были?
- Нет! Мыслим мы одинаково. Правда, иногда дети спрашивают: «Мама, ты старше папы! Почему тогда папа главный? Главный же тот, кто старше». Иногда мне кажется, что он старше. Он мудрее и принимает куда более взвешенные решения, чем я.
- Как Ваши с супругом родители приняли разницу в возрасте?
- Его родители приняли меня сразу – его отец, можно так сказать, благословил нас на отношения. А познакомились мы на работе – я вела программу, в которой Валера участвовал. Он увидел у меня на пальце кольцо и решил, что я замужем. А когда он вернулся домой в Саратов и стал общаться с отцом, то рассказал обо мне. Мол, самая адекватная, весёлая и хорошая в Москве девушка. А отец ему и сказал: «Она, кстати, не замужем». «Как»? – удивился Валера. – У неё ведь кольцо!». «Ничего не знаю, – сказал его отец. – Она не замужем. В интервью читал». Это был для него переломный момент. А вот моё окружение отнеслось к Валере иначе. Мама мечтала, чтобы я вышла замуж за олигарха, который будет катать её на яхте. Она никак не думала, что я выйду замуж за студента из Саратова. В её картину мира это не входило. Бабуля же приняла Валеру с распростёртыми объятиями, сестра тоже. Она была рада, что у меня наконец появился мужчина. Валере было всего 23 года, но он чётко выстроил границы и стал вести себя сразу очень по-хозяйски, по-мужски. Он знал, как всё делать. Меня это обезоружило. Он на всё смотрел с терпеливой улыбкой. Я первое время даже не знала, как с ним общаться.
- Тутта, я знаю, что Вы - верующий человек…
- В советское время меня тайно крестили, так как все мои родственники были членами КПСС. И крестили благодаря бабке-знахарке... Когда мама меня родила, в роддоме её заразили стафилококком. У неё был страшный мастит, из-за которого ей сильно порезали грудь. Она откормила меня год, и всё… А когда родилась моя сестра, выяснилось, что у мамы образовались рубцы, которые заблокировали молочные протоки. В общем, молоко пришло, а расцедить грудь возможности не было. Мама страшно мучилась. И тогда моему деду – маминому отцу - порекомендовали бабку-знахарку. Мол, поможет! Он поехал к ней, а она сказала: «Горю помочь легко. Покрести только внучек, дочку и приезжайте». Креститься пришлось в быстром режиме. И бабка маму вылечила: дала что-то выпить, походила вокруг - и.... проблема исчезла. Так я стала христианкой. Я, конечно, всегда знала, что есть сила, которая обо мне заботится, но я не знала, что это Христос. После крестин моя жизнь не изменилась, но вера однажды и мне помогла справиться с болезнью. Была такая ситуация, что врачи уже опустили руки. Не понимали, что со мной происходит. Но одна знакомая привела врача-гомеопата, и он вернул меня к жизни. Проблема была не в том, что я болела, а в том, что я не хотела жить. Врач дала мне молитвослов и попросила довериться. Когда я начала молиться, мне стало лучше. Я стала ходить в храмы и причащаться. Я не богослов и не проповедник, мне сложно это объяснить людям, кто не ищет веры. Я видела чудеса и убеждалась в том, что жизнь не ограничивается материальным миром и точно не кончается смертью. Для меня это просто логично. Бог – самый крутой, самый могущественный и самый главный. Где мне ещё быть, как не рядом с ним. Он самый крутой чувак во Вселенной, а я всегда хочу быть на стороне крутых чуваков. Для меня это единственный способ выжить и не сойти с ума. Зачем отказываться от солнца, которое греет и светит, и сидеть в подземелье?
Автор: Юлия Ягафарова (@bianzel)
Полную версию видеоинтервью можно посмотреть здесь:
