Начало - Глава 1
Год, в который Серега заканчивал десятилетку, Таня запомнила, как сплошной кошмар. На ее собственную учебу никто не обращал внимания — все душевные и физические силы родителей были посвящены тому, чтобы брат хорошо сдал выпускные экзамены и поступил в институт. Таня даже научилась подделывать автограф родителей — учительница ругалась, что дневник не подписывается месяцами. И, полностью предоставленная самой себе, девочка становилась всё ответственнее — в журнале были одни пятерки, очень редко четверки.
Что касалось Сереги, скандалы, репетиторы, слезы мамы и крики отца — все это дало свои результаты. После десятого брат поступил — хоть и не в престижный ВУЗ, но на хороший факультет — машиностроительный. И в семье сразу же все устаканилось.
Паша учился там же, где и друг, только курсом младше. Вова не учился вообще. Родители сделали ему «психическую» справку, и он устроился автослесарем. А вот Костик неожиданно легко поступил в Бауманский, чем привел в шок школьную учительницу физики, никогда не ставившую ему выше тройки.
В Сережином институте существовала военная кафедра, и родители успокоились — армия сыну не грозила. Правда, на третьем курсе он заявил, что собирается жениться, разумеется, на Кате — других девушек для него до сих пор не существовало. Собственно, против его выбора никто не возражал — Катя всем нравилась. Она с отличием училась в педагогическом и вообще, была надежной и порядочной. Сына бы ей доверили со спокойной душой, но — двадцать лет! Рановато…
Темы разговоров были одинаковы: «На что вы собираетесь жить? Вы учитесь — а вдруг ребенок?» Потом Звягинцевы вели долгие переговоры с родителями Кати. И в конце концов сдались. Таня слышала, как мама говорила отцу: «Уж больно хорошая семья. А вдруг потом приведет неизвестно кого? Пусть лучше так». Сергей собирался перевестись на вечерний, чтобы работать и содержать семью, но родители боялись армии и решили: «Ничего, пусть учатся, поможем».
Свадьбу сделали скромную, позвали только самых близких родственников, Катину подружку Маринку и Пашку. Костю, которого так надеялась увидеть на свадьбе Таня, не пригласили. И домой к Сереге он практически не забегал.
Костик у них в семье последнее время считался персоной «нон грата». Мама, папа и Катерина мощной стеной объединились против Лебедева и его влияния. Родители качали головой — куда смотрит Костина мать? Ведь парень занимается чем-то незаконным. То ли красит джинсы, то ли перешивает, а может, продает что-то импортное. Лишь бы не втянул в это Сережу!
Таня боязливо прислушивалась к разговорам на кухне. А вдруг Костю посадят? Непонятно только, за что? Подумаешь, что-то продает! А вот взять последнее школьное нововведение — «производительный труд»… Ввели его после восьмого класса и сразу сделали обязательным предметом, с годовой и четвертными оценками. В половину седьмого вечера девятиклассники снова приходили в школу, в кабинет труда. Мальчики, кажется, что-то пилили. А девочкам в их классе малоприятная тетка вручала заготовки для меховых игрушек. Материал был препротивный — от него у девочек чесался нос, появлялись раздражения на руках. Выкройки надо было очень плотно набить какой-то серой, грязной ватой, а потом огромной иголкой пришить к туловищу голову, да так крепко, чтобы не оставалось никакого зазора. Тетка проверяла это так — засовывала свой толстый палец между деталями, и, если палец проваливался, изделие надо было перешивать. В результате всех этих манипуляций должны были получаться то ли медвежата, то ли поросята. Иногда везло, и привозили колобков — их следовало только набить и зашить. А вот поросятам еще пришивался пятачок!
Таня точно знала, что никогда бы не купила ни себе, ни своему ребенку такую игрушку, а производительный труд ненавидела. Но обязана была сшить определенное количество этих уродцев в месяц. За прогулы или невыполнение плана следовало порицание — плохие оценки по поведению. За хорошую работу — обещали грамоту и даже какие-то копейки. Так вот, интересно, куда и кому шли деньги от этого детского рабского труда?
Но самое неприятное было даже не это. Всякий раз, протискивая иголку сквозь упругую, жесткую вату, Таня со страхом поглядывала в окно. Темнело осенью рано, снега в октябре еще не было. А ей предстоял одинокий путь домой. Ее подружка, Светка, на зависть ловко справившись с колобками, всегда убегала на час раньше. Когда же Таня, несколько раз переделав поросенка и с трудом получив зачет, выходила из школы, на улице было уже около девяти. А в школьном дворе постоянно тусовалась шпана. Сюда приходили не только ровесники или старшеклассники, но и студенты близлежащего ПТУ — те самые ребята, которые покинули школу после восьмого класса. Бывал тут по вечерам и злополучный Филин — один раз, по слухам, он даже напал на учительницу. Выйти и пройти мимо них незамеченной — вот что составляло нелегкую задачу каждой юной швеи. Несколько раз Тане только чудом удалось избежать неприятностей.
Маме о своих приключениях она не рассказывала — чтобы не волновалась. А вот с Катей поделилась. Вообще, женитьба брата принесла Тане огромную пользу — дружбу с Катей. С невесткой можно было обсудить то, о чем никогда не расскажешь родителям. Конечно, это не касалось Костика — тема Лебедева оставалась закрытой.
Ужаснувшись рассказу девочки, Катя теперь регулярно заставляла Сережу встречать «ребенка» после производительного труда. Таня не задумывалась, что и ему самому могло быть страшновато — ей казалось, что в двадцать-то лет бояться ПТУ-шников уже невозможно, и с удивлением замечала, что брат нервничает и озирается по сторонам.
Вот и сейчас Серега уже поджидал Таню на крыльце. На этот раз он выглядел спокойным и уверенным — рядом стояли Пашка и Вовка.
Павел, как всегда, приветливо улыбнулся, увидев ее, а Вовка даже не повернул головы.
— Слушай, Танюх, я тебя доведу до подъезда, а нам тут еще прогуляться надо, — заявил брат.
— Ну, ладно, — кивнула девочка. — А ты куда?
— На кудыкину гору! Не кудахтай, — нахмурился он.
— А что Кате сказать? Что ты прогуляться пошел? — ехидно поинтересовалась Татьяна.
Серега задумался.
— Ладно. Идем с нами. Только Катьке скажешь, что задержалась, а я тебя долго ждал — поняла? И родичам — ни гу-гу, ясно?
— Ага! — обрадовалась Таня.
Они отправились в противоположную сторону — к булочной-кондитерской. Подошли к девятиэтажному дому. Вовка свистнул, глядя в чье-то окошко, и через пять минут из подъезда вышел Костя Лебедев, а с ним — незнакомая девушка: высокая, очень привлекательная, с полными, ярко накрашенными губами.
Увидев их, Таня замерла на месте. Лицо ее залилось краской, пульс участился. В страхе, что остальные заметят ее реакцию, Таня отступила в тень, за Пашкину спину. Впрочем, Костик и так не обратил на девочку никакого внимания. Таня как будто увидела себя его глазами: худой, бледный подросток, не тянущий внешне даже на свои пятнадцать, прическа — «конский хвост», курточка, перешитая из Катиного пальто. Горечь и яд наполнили Танино сердце. Девицу, которую обнимал за талию Лебедев, она уже ненавидела всей душой.
Однако эмоции не помешали понять сути происходящего: вся компания продолжает встречаться, более того, у брата с Лебедевым — общие дела. Ребята коротко переговорили между собой. Костя достал деньги, пересчитал и разделил между Вовкой, Серегой и Пашей. Потом сказал что-то девушке, и та, нежно поцеловав его при всех прямо в губы, куда-то ушла. Вовка проводил ее завистливым взглядом:
— Хороша телка! Я бы такую тоже… — Вовка произнес грубое слово. — Лебедев, ну скажи, почему они на тебя вешаются?
Костя равнодушно пожал плечами. Вовка сказал что-то еще, Таня не расслышала, но остальные заржали. И тут Серега вспомнил про нее и оглянулся:
— Ладно, мужики, мне пора — Катьке сказал, что за сеструхой пошел.
Костик перевел взгляд и только сейчас увидел девочку:
— Привет, Танюха, чего прячешься?
— Я не прячусь, — стараясь говорить как можно спокойнее, Таня подошла поближе. — Привет.
— Давно тебя не видел. Ты сейчас в каком?
— В девятом.
— Уже? А чего не растешь?
— Специально! — буркнула Таня. — Все дылды — дуры!
Лебедев рассмеялся.
— Не понимает ничего, — подмигнул Костику Вова.
— Тань, а парень у тебя есть? — улыбнулся Павлик.
Ну вот, и он туда же! Как будто не приходит к ним каждый день и не знает. Правда, Таня целый год переписывалась с одним мальчиком, с которым познакомилась в Анапе, но ведь это не то, абсолютно не то…
— Она у нас еще ребенок совсем, — посерьезнев, ответил за нее Сергей. — И дай Бог, подольше бы. А то попадется такой, как ты, Костян — вот тогда вешайся!
От возмущения, что ее назвали ребенком, Таня даже задохнулась.
— Сам ты… Взрослый сильно нашелся, тоже мне! Старичок прямо!
«Женился — и выпендривается теперь, строит из себя. Да еще унижает… при нем… Дурное дело — не хитрое», — вспомнила она поговорку своей мамы, и уже собиралась сказать это вслух, но не успела.
— Анекдот хотите? — Лебедев отвернулся от нее. — Звонок в Политбюро ЦК КПСС: «Алло, вам Генеральный Секретарь не нужен?» «Мужик, ты что, больной?» «Да, да, я очень больной и очень, очень старый».
Все расхохотались, забыв про Таню. Она тоже не выдержала и улыбнулась — уж больно похоже Костик изобразил Черненко.
— Ладно, бывай, мы пошли, — второй раз повторил Серега.
Ребята пожали друг другу руки.
— Пока, Танюха! — Лебедев протянул руку и ей.
Тон у него был нарочито серьезный, а в глазах — веселые искорки. Таня промолчала и руки не подала, сделав вид, что не заметила. Она повернулась и пошла, не оглядываясь на брата. А на глаза наворачивались слезы обиды и разочарования.
Жизнь ее испорчена теперь навсегда, и ничего хорошего в ней больше не будет… Думать так было и горько, и почему-то приятно. Ну и пусть, пусть он себе гуляет с этой дылдой с лошадиными губищами! А Таня заболеет и умрет… Или нет, не дождутся! Не достоин Костик ее любви, и зря она, дура, клялась! Она заведет себе кого-нибудь другого, вот!
Дома Таня закрылась в ванной и долго изучала свое лицо. Самой себе она казалась достаточно взрослой. Ну и ладно… Скоро она тоже будет высокой и красивой! И тогда Лебедев еще попляшет. Наверное…
***
Прошло еще два счастливых для родителей года. Сын заканчивал институт. Катя ждала ребенка. А Костя Лебедев существовал где-то в ином пространстве, ничем не омрачая спокойствия Звягинцевых. Но Тане со свойственным ей чутьем казалось, что друзья по-прежнему где-то встречаются. Сама она Костю с тех пор ни разу не видела. Интересно, узнал бы он ее сейчас?
Правда, высокой Таня так и не стала. А вот интересной — несомненно, была, и сама это знала. В десятом классе у нее появилось целых два ухажера, и с одним из них она встречалась последние несколько месяцев. Встречи заключались в совместных походах в кино с последующими торопливыми поцелуями в подъезде. Правда, Тане это довольно быстро надоело, и она начала избегать свиданий. Собственно, девушка больше недоумевала, чего приятного находят в этом люди, кроме удовольствия сообщить подружкам, что у тебя есть парень. Одна польза — теперь Таня была убеждена, что целоваться она умеет отменно. Но когда Таня думала про Костика, в душе у нее все переворачивалось. Для Лебедева она, конечно, остается малявкой…
В конце учебного года Тане исполнялось семнадцать. Десятилетку она заканчивала с отличием. Но за ее поступление и так почти не волновались — девочке в армию не ходить.
В последнее время стали популярными профессии экономиста и юриста. Таня выбрала юридический. Конкурс предвиделся высокий, а блата — никакого. Зато нашелся хороший репетитор по истории и обществоведению — приятная, мудрая женщина. Доступно и подробно Надежда Михайловна объясняла ей, почему теперь надо говорить только про «перестройку и гласность», а вот про «ускорение» упоминать больше не стоит. После освоения очередной порции «социализма» Надежда Михайловна наливала Тане чай, и они разговаривали «по правде». Репетитор знала много интересного. К примеру, что кошки видят цветные сны и могут лечить людей. Или что существует ясновидение и передача мыслей на расстоянии. Рассказывала странные случаи. Казалось, Надежда Михайловна знает все. Таня даже рискнула задать ей давно интересующий вопрос: «Есть ли все-таки Бог?» Репетитор вздохнула. «Нет, Танечка, нету, это точно. Материя первична, здесь диалектика права». Возвращаясь домой, Таня долго обдумывала слова учительницы. Надежде Михайловне она доверяла, и от этого ее ответ вызывал бесконечную тоску. Зачем питать иллюзии? Конечно, нету…
Готовясь к выпускным экзаменам, Таня закрывалась в своей комнате, раскладывала вокруг учебники, но сама все чаще и чаще подходила к открытому окну и стояла, в необъяснимой тревоге глядя на распускающиеся деревья.
Кстати, у нее ведь была теперь своя комната! Точнее, комната Сереги. Молодоженам оказалось тесным и в ней, и в небольшой квартирке Катиных родителей, особенно теперь, когда предвиделось пополнение. И старшие Звягинцевы приняли интересное решение — поселились в бывшей бабушкиной квартире, а двушку оставили детям.
Брат с женой перебрались в большую комнату, сделали в ней ремонт, а Таня обустроилась в маленькой. Можно было, конечно, отделить в бабушкину квартиру «молодых», но Кате не захотелось уезжать из района — ее родители оставались под боком, в соседнем подъезде. Да и Тане нравилась новая жизнь: самостоятельная, но «под присмотром» брата. С Катей она сдружилась еще крепче, они постоянно находились дома вдвоем, и Таня оберегала беременную невестку, как могла.
И вдруг, как гром среди ясного неба: Сережу выгнали из института, с последнего курса, прямо перед дипломом! А вместе с ним и такого порядочного, благоразумного Павлика. Мама сразу слегла, отец кричал, выходил из себя. Конечно, во всем виноват Костя Лебедев — ввязал их в подпольный бизнес! Кажется, ребята что-то продавали в институте. Вот обидно — Таня знала, сколько народу занимается настоящей фарцовкой4, и никто никогда не попадается. А тут… Хорошо, хоть обошлось без милиции. Все члены семьи ходили зелеными от страха — вдруг Сережу посадят!
Все еще можно было исправить, подключить кого-то из родственников, например, дядю Юру, но… Сразу же пришли повестки в армию. Сереже как раз исполнилось двадцать два, Паше — на год меньше. А идти должны будут с восемнадцатилетними…
Пашкины родители теперь не выходили от Звягинцевых — решали, что делать. «Может, это и к лучшему, — успокаивал себя отец. — Выбьют из них дурь, да и здесь подзабудется. Все служат, и ничего… Времена теперь другие, придут, восстановятся в институте». Катя, конечно, ревела — через три месяца ей рожать. Мама тоже плакала. Шепотом произносилось: «А вдруг в Афганистан?», и тайком от отца женщины снова и снова названивали дяде Юре. Пашкины родители тоже искали знакомства, но у них не было никаких реальных завязок в этой области.
А выручила, в итоге, Костина мама. Между прочим, Лебедева из его института не исключали, но он ушел сам, из солидарности. Чувствуя вину, его мать позвонила Серегиным родителям, и, безропотно выслушав все, что ей высказали про сына, предложила помощь. Покойный отец Кости был военным, и у него остались друзья, один из них в чине полковника служил в Казахстане. Вопрос решился быстро. Пришлось, конечно, скинуться, но размеры «благодарности» были относительно скромными. Зато теперь родители знали, что все трое попадут в одну часть и в случае чего будет, к кому обратиться за помощью.
Поэтому и проводы получились общими — на троих. «Предки» сидели в квартире, а молодежь тусовалась во дворе. Кстати, в этот день Таня впервые увидела Костину маму — неожиданно маленькую женщину с простым, усталым лицом. Видимо, она давно и катастрофически не справлялась с задачами воспитания.
Таня очень волновалась. Во-первых, ей было страшно за брата — впервые в жизни они расстаются так надолго. Во-вторых, она не знала, идет ли ей новая белая юбка — настоящая «мини», а Катю спросить не могла — та лежала на сохранении. А в-третьих, пыталась понять, провожает ли Костю какая-нибудь девушка. Девушек, прямо скажем, пришло немало, но, кажется, ни на одну из них, кажется, Лебедев не возложил ответственности ждать его целых два года. Интересно, как будет выглядеть Костя без своих шикарных волос? Да все равно… наверняка лучше всякого.
— Сеструха, иди сюда, — позвал Сережа.
Все уже сидели за импровизированным столом, сооруженным из двух досок и нескольких табуреток. Таня постаралась подойти как можно непринужденней, слегка улыбнулась.
— Танюша! Какая ты красивая сегодня, — обрадовался Павлик. — Садись к нам.
Он усиленно отряхивал для нее заржавевший бочонок.
— Это что, Танька? — удивился Костя. — Как дети-то растут! Танюха — это ты или не ты?
И взгляд, и интонации его теперь были совсем другими, не то, что в прошлую встречу — Костик выглядел заинтригованным.
Таня втайне на это и рассчитывала. Она и сама знала, что изменилась. «Конский хвостик» девушка давно сменила на модное градуированное каре. Она уже привыкла слышать комплименты своей складной фигурке, а с парнями чувствовала себя более, чем уверенно. Но сейчас внутри у нее все дрожало.
Таня изящно приземлилась на бочку, с ужасом думая, как будет выглядеть белая юбка после того, как она встанет. Выдержала небольшую паузу, а потом, словно вспомнив, что забыла ответить, повернулась к нему и произнесла рассеянно:
— Не знаю. Наверное, я.
Костя замолчал, и она больше не смотрела на него, но чувствовала, что он поглядывает в ее сторону.
— Эх, Танюша, — Паша явно уделял ей внимание, — на два года из жизни выпадаем. Уведут тебя, как пить дать, уведут,
Это очень хорошо, пускай. Пусть он видит!
— Что-то ты, Паха, запамятовал, — вдруг прищурился Костик. — Помнится, лет шесть тому назад Татьяна Михайловна обещала руку и сердце мне. Я даже помню, когда — как Серому шестнадцать исполнилось. А теперь сидит, делает вид, что забыла. Ну, конечно, два года-то ждать…
Таня насмешливо посмотрела на него:
— Почему же, я помню. Только ничего я тебе не обещала. Я сказала: «Подумаю». Чуешь разницу?
— Ну и как? Подумала? Время-то было! — не унимался Лебедев.
— Э-э-э, притормози-ка на поворотах! — вмешался Серега. — Чтобы я — свою родную сестру — да такому оболтусу отдал? Не для того растили. Вон там, выбирай, этих можно!
Брат кивнул в сторону девушек. Ира, кстати, тоже была здесь. Она успела побывать замужем и развестись, но Костю явно не забыла.
— Этих — можно, но не нужно, — вздохнул Костя. — Не разрешаешь, значит? А жаль…
Он продолжал задумчиво смотреть на Таню.
— Что-то ты быстро отказался, — усмехнулась она.
— А я еще не отказался, — снова прищурился Костик.
— Танька, хорош, — Сережа погрозил ей пальцем. — Только через мой труп. И не заигрывай с ним, это опасно. Вот Павел — другое дело. Это я одобряю.
— Ладно, прекрати, Серый, совсем человека в краску ввел. Какое замужество, ей учиться надо, — вмешался Павлик.
Таня, между прочим, вовсе не собиралась краснеть, но с удивлением заметила, что Паша сам изрядно смущен. Ей вдруг стало легко-легко. Она поняла, что может сказать и сделать всё, что угодно.
— А знаешь, я, пожалуй, буду тебя ждать, — и она с вызовом посмотрела на Костю. — Если ты не передумал, конечно.
— Че-го? — вздыбился Сережа. — Да ты хоть знаешь, какая по очереди «ждать будешь»? Дурында!
— Ловлю на слове, — с таким же вызовом ответил Костя. — А очередь мы раскидаем.
На улице появился отец Павлика.
— Ребята, хватит, сворачивайтесь! В пять утра вставать, вещи не собраны. Павел, давай, дуй домой, пока я добрый.
Остальные «предки» тоже вышли во двор. Мама Костика стояла за спиной у сына, не решаясь ничего сказать, только поглаживая его по голове. А он все смотрел Тане в глаза и не собирался первым отводить взгляд.
— Завтра уедем рано. Прощаться будем?
— Я выйду, — тихо произнесла она, и соскользнула с бочонка.
Ничего, если и испачкалась, в темноте уже не видно. Серега, подозрительно глядя на сестру, подхватил ее под руку:
— Пошли.
Пока они поднимались по лестнице, быстрым шепотом говорил:
— Тань, прошу, Катюху не оставляй. Я на тебя надеюсь, ты мой самый верный друг. С малышом помогай, ну и все такое… За меня, ладно?
— Конечно, — серьезно кивнула Татьяна.
Она вдруг представила, что завтра Сережки уже не будет, он уедет неизвестно куда, и заревела, прижавшись к его плечу.
— Ну, что ты, маленькая, не надо, — брат погладил ее по спине.
Уже перед самой дверью он обернулся:
— Танька, блин, предупреждаю, на полном серьезе. Чтобы ни про какого Лебедева я больше не слышал. Друг он классный, но что касается девок… Короче, всю жизнь тебе поломает.
— Да чего ты? — огрызнулась она, притворяясь удивленной. — Так, перебросились словом, не будь маньяком.
— Знаю я тебя, ты, если что в голову вобьешь…
— Ну где вы там — целый час поднимаетесь! — выглянула мама. — Сереженька, пойдем, я покажу, что в рюкзаке лежит.
— Тань, — шепнул брат уже в дверях, — не забудь, где деньги спрятаны, отдай Катерине. И предкам ничего не говори.
— Мог бы не повторять, — обиделась она.
До пяти утра оставалось несколько часов, и Таня не стала ложиться, боясь проспать. Только сменила белую юбку на домашний сарафан и устроилась с книжкой в кресле. Но буквы сливались, а голова ничего не соображала. Незаметно она задремала. Что-то толкнуло ее, и Таня проснулась, в ужасе уставившись на часы. На кухне уже завтракали.
— Я с тобой, на призывной, — заявила она брату, наскоро отхлебнув чай.
— И я… — начала мама.
— Э, нет, дорогие, — Сережа был категоричен, — прощаемся здесь. Надоели сопли. С Катькой никак не могли расстаться, весь коридор больничный рыдал, теперь вы начинаете.
— Правильно, — сказал отец. — Они люди военные, вот пусть сами и едут. Тем более что втроем.
Наконец поцелуи были собраны, но Таня все равно спустилась за братом во двор. Было зябко и темно. Две фигуры: длинная худая и коренастая пониже — маячили у подъезда. Серега остановился и положил рюкзак на ступеньку. Пользуясь заминкой, Таня быстро подошла к ребятам, досадуя, что сообразила выйти в стареньком сарафане.
— До свидания, Танюша, — произнес Павлик.
— Счастливо тебе, Паш, — слабым голосом ответила она и повернулась к Косте.
Ее слегка знобило. Таня знала, что должна сделать, и ужасно боялась. Боялась, что осмелится и одновременно — что так и не решится.
— Ну, будем прощаться, Танюха? — Костя распахнул шуточные объятья.
Тогда Таня поднялась на цыпочки, обхватив его шею, и поцеловала прямо в губы. Костя на секунду замер от неожиданности, а потом ответил на ее поцелуй. И это она думала, что умеет целоваться? Голова у Тани закружилась, она словно выпала из реальности в межзвездное пространство. Только чувствовала, как Костя крепко прижимает ее к себе, а его горячие руки гладят ей спину. Тане вдруг стало так страшно, что она вырвалась, как тогда, в детстве, и, не глядя ни на кого, бросилась в подъезд. Перепрыгивая через ступеньку, взлетела по лестнице и замерла в пролете между этажами. Когда она отдышалась и решилась взглянуть в грязное темное оконце, фигурок во дворе уже не было.
Мама, наверное, все видела. Теперь она и про Таню скажет: «Совсем бесстыжая». Лицо у нее горело. Что подумает Сережа, Паша? Но жалеть о случившемся она не могла. Никогда в жизни Таня не испытывала такого счастья, как в этот грустный для семьи день.
Продолжение Глава 3.
_________________________________________________
Начало - Глава 1