ДЯГИЛЕВ
Самый удачный и коммерчески успешный проект Алексея Горобия. Сотканный из аромата шальных денег клуб в здании Щукинской сцены в саду «Эрмитаж», куда могли несколько раз за неделю привезти Шакиру — бюджеты позволяли. Сгорел в 2008-м
Алексей Горобий
тогда: совладелец «Дягилева», сейчас: совладелец клуба Premier Lounge
«Дягилев» был, наверное, самым удачным нашим проектом. Тогда все уже работало по отлаженной схеме. Там были шикарные ложи, даже с отдельными туалетами, Синиша так заботился о комфорте гостей… Как–то в предновогодний день я сравнил цены на ложи в Большом театре и в «Дягилеве» — у нас они были на много порядков выше. Изначально мы рассчитывали, что проект проработает год, но в январе, когда клуб был построен уже наполовину, мне сказали, что здание снесут через полгода — в мае. Я зачем-то решил пойти ва-банк — в клуб уже была инвестирована половина средств, я вложил вторую и достроил его. В итоге «Дягилев» проработал почти два года. Сейчас, думаю, разве что Gipsy может поспорить с ним по выручке. Но люди тогда расставались с деньгами гораздо проще. Тогда же деньги были шальные, многие, отправляясь тусоваться на выходные, брали с собой пачку денег на глаз, где-то десятку, и им не важно было, что сколько стоит, — им важно было тусить пятницу, субботу и продолжить где-то в воскресенье.
В клубе играла масса звезд, среди которых были и Роджер Санчес, и Дэвид Гетта. На открытии играл Дэвид Моралес, которого я снял с вертушек через пятнадцать минут: он был в плохом настроении, потому что охранник случайно заехал ему по лицу, и играл что-то невыносимо жесткое, совсем не в нашем духе.
Мы собирались закрыть клуб после двухлетия, нам уже не очень нравилось под конец, что там происходило, да и публика, которая там тусовалась, но судьба распорядилась иначе — он сгорел».
Рай
На «Красном Октябре» открывается клуб «Рай», где все достижения гламурной клубной индустрии — аренда лож, фейсконтроль, золото, гимнасты, конфетти, нанятые девушки — доведены до почти абсурдного предела. За вечер в «Раю», «Дягилеве», «Опере» и схожих заведениях сгорает бюджет небольшого дотационного региона. Уже появляются места для уставших тусовщиков с деньгами — The Most и Soho Rooms: вечеринки в них — вовсе не главное; Soho Rooms и вовсе похож на чужой особняк, с библиотекой и камином. А на Мясницкой буддисты-меломаны открывают клуб-кафе «Шанти», где можно слушать техно и спасаться от грязной энергии денег под сенью индуистских божеств
Один из самых ярких образчиков «путинского гламура», открытый на территории бывшей шоколадной фабрики «Красный октябрь». В лучшие времена «Рай» был настоящим клубным Диснейлендом и трещал по швам от акробатов, позолоты и денег, которые спускали здесь на аренду столов и лож владельцы заводов, фабрик и депутатских удостоверений. Людей, которые хотя бы теоретически могли позволить себе поход в «Рай», работники клуба вычисляли по всей Москве и обрабатывали с невиданной силой. После кризиса позолота облупилась, и пускать в «Рай» стали всех подряд. В 2012 году клуб закрылся, но немедленно открылся снова — под названием Icon
Дмитрий Шаля
тогда: пиар-директор «Рая», сейчас: главный редактор журнала «Не спать!»
«Андреас с инвесторами вовремя раскусили правильную фишку построения в Москве успешного клубного бизнеса. Денег у людей тогда было дофига, и необходимо было их где-то демонстрировать. Схема была следующая: с понедельника начиналось жесткое давление на потенциальных гостей звонками и СМС-рассылкой — вроде «До¬рогой Ашот Арамович, у нас в пятницу лучшая в мире вечеринка «Только рай, только секс», будет знаменитый диджей такой-то, телки, бассейн, в котором плещется олимпийская сборная по синхронному плаванию, бегущая строка «Поздравляю Ашота Арамовича с днем рождения», а за столиком с бутылкой шампанского вальяжно будете сидеть вы, Ашот Арамович, весь в Dolce & Gabbana. Приходите, будет весело. Вы какой стол берете?». Дальше все по прейскуранту. Столики, или «лузы», на четверых около танцпольного бара — самое говно — стоили 20 тысяч рублей де¬позита. А самый шик — ложи, названные именами греческих богов: ты сидишь в ложе «Зевс», и все видят, что ты тысяч 200 отдал, чтобы иметь лучший вид на бассейн с синхронистками. А в какой-то мо¬мент над тобой еще конфетти взрывается, светит прожектор, вокруг крутится Андреас, весь в блестках, — шик, красота.
Бизнес-модель «Рая» была в том, что при продаже 60% «луз» на вечеринку клуб уже был в плюсе и мог пускать конфетти в любых количествах. Плюс спонсорские и рекламные деньги. А дальше нужно было просто каждую ночь обеспечивать танцпол человеческим материалом — и не важно, пил этот материал или просто танцевал, поскольку прибыль обеспечивала продажа столиков. Важно, чтобы Ашот Арамович смотрел из ложи на танцпол и понимал, что он — супер-ВИП и король мира, сидит за столом, а там какие-то ушлепки мельтешат.
Впрочем, качество «человеческого ма¬териала» тоже имело значение, поэтому фейсконтроль достаточно жестко отсеивал посетителей. Чтобы попасть в «Рай», ты должен был либо очень хорошо выглядеть — сиськи, шпильки и леопардовое платье, — либо должен был зайти через ВИП-вход, внеся депозит.
Надо признать, в «Раю» не жалели денег на шоу, конфетти и пиротехнику — Андреас и его команда понимали, что люди за столиками должны на что-то смотреть, и по-честному делали Диснейленд для взрослых. Там безостановочно что-то взрывалось, крутилось, плясало и ухало, воздушные гимнасты прыгали под потолком и т.п.
Эта система рухнула, когда поползли вниз цены на нефть: богатеи поняли, что светиться уже не комильфо, да и пялиться на пловчих надоело. «Лузы» перестали продаваться несмотря ни на какие обзвоны. Тогда «Рай» переориентировался и стал работать на танцпол — опустили цены в баре и повысили проходимость: за ночь в клубе бывало по 2 тысячи человек. Клуб продолжил зарабатывать, но это уже был конец эпохи московского гламура, которую даже немножко жалко: это было хоть и очень глупо, но реально дорого»
THE MOST
Клуб-ресторан «Мост», о котором было известно, что один из совладельцев — Александр Мамут, отдыхают в нем олигархи, а на входе жесточайший, даже по московским меркам, фейсконтроль, считался одним из самых недоступных московских клубов. Впрочем, флер недоступности вскоре срабатывать перестал, в течение 2008–2009 годов клуб несколько раз открывался и закрывался и в конце концов стал просто рестораном
Георгий Петрушин
совладелец агентства Zeppelin Production
«Нас в «Мост» пригласила Рита Митрофанова, когда ресторан уже работал несколько месяцев, а клуб вот-вот должен был запуститься. Мы пришли в августе, открылись в октябре и работали до мая 2008-го.
Клуб был очень красив, но неудобен эргономически. Есть, условно говоря, «современные» клубы и есть «старые». Современные заточены на то, чтобы каждый сантиметр площади приносил деньги, а старые — они были больше про атмосферу. Питерский дизайнер Леша Хаас, который делал The Most, строил «старый» клуб, с большим танцполом, а в современном клубе танцпола может вообще не быть. Так что мы должны были выжать из старого проекта современные деньги — сложная задача.
Не без гордости можем сказать, что после того, как Александр Мамут решил не продлевать с нами контракт, клуб уже через несколько месяцев был забыт московской публикой, что в очередной раз доказало, что управлять клубом должны профессионалы, понимающие сложный механизм успеха и популярности. Невозможно клонировать клубы и переносить одну и ту же идею с места на место. Формулы успеха для клубов нет, как нет и видимой логики — на успех не влияют ни расположение, ни цены, ни приятный персонал. Нельзя просто продать все столы за деньги, люди будут грустные сидеть.
А у нас были очень посещаемые выходные, отличная репутация у ресторана, мы делали диджей-сет Пэрис Хилтон, рок-н-ролльные вечеринки по четвергам. Мы рассчитывали на взрослую публику, и музыка у нас была соответствующая: человеку за сорок тяжело долго слушать 140 ударов в минуту или дабстеп. Я-то за долгие годы вообще устал от музыки. Поэтому у нас начали развивать мэшап — сейчас такое играет по всему городу. И мы сделали так, чтобы в клуб приходили достаточно рано. Раздражает, когда в клуб приходят в три ночи, хочется спросить: а что вы делали до трех часов?
Миф о недоступности клуба — это скорее следствие амбиций владельцев. «Мост» — не гигантский, и мы просто физически не могли пустить всех желающих. Нам пришлось поменять трех-четырех фейсконтрольщиков — они в какой-то момент, увы, начинают одуревать от собственной значимости. Например, не хотели впускать с Полиной Дерипаской двух англичан, потому что те были в кедах. После того как мне позвонили от Мамута, пришлось фейс-контрольщику достаточно внятно объяснить, куда я ему эти кеды затолкаю.
Мне, честно говоря, не нравится, как работает фейсконтроль у нас в стране, это «гламурные турникеты». В моем понимании фейсконтроль не должен пропускать людей бандитской внешности или слишком агрессивного поведения, все остальное — от лукавого. Хороший фейсконтрольщик, в том числе небезызвестный Паша Фейсконтроль, в какой-то момент мог и владельцам клуба сказать: «Я этих людей не пущу». То есть если вы ему доверяете и платите зарплату, то принимаете его правила игры. Но мы в такую демократичную вертикаль управления клубом не верили, фейсконтролю не доверяли — и оказались правы».
SOHO ROOMS
Двухэтажный особняк с библиотекой, который к концу нулевых станет главным гламурным клубом Москвы
Олег Перецман
диджей, резидент клуба
«За всем пафосом и блеском стоят действительно серьезные капиталовложения. Люстры Swarovski, барные стойки из мрамора и оникса, повар в свое время кормил самого сэра Чарлза. Берлускони к нам приезжал раз пять, любовался на роскошных посетительниц. В ВИП-зоне, где библиотека с камином, висят фотографии знаменитостей, посетивших клуб: Мадонна, Сил, Крейг Дэвид, Фил Донахью — очень много кто, всех не перечислишь»
ШАНТИ
Азиатский ресторан с галереей буддистских божеств, чайными церемониями и подвалом, где постоянно проходят вечеринки, причем одинаково хороши и вечеринки, и еда
Александр Моисеев
соучредитель клуба
«Десять лет назад, в эпоху жесткого техно и прогрессив-хауса, нам хотелось создать место для приятных людей и единомышленников. Но не андеграунд. И быть кэш-машиной и модным клубом нам тоже не хотелось. Всем же понятно, что нужно, чтобы заработать денег в Москве. Мы тогда с моим товарищем Олегом Бацких сильно увлеклись буддизмом, чувствовали, что все вокруг — большая разводка, и не хотели с этим мириться. Тут нужен баланс: с одной стороны, деньги нужны, но с другой — они несут негативную энергию. В общем, мы построили ресторан с азиатской кухней, пригласив поваров из Вьетнама и Индии, чтобы люди имели возможность не есть мяса, и стали устраивать вечерние мероприятия с электронной музыкой. Почти одновременно появилась галерея со статуями буддийских божеств с Тибета, освященная представителями далай-ламы в России. Эта комната — наш охранник. Во время ремонта нашли замурованный подвал и стали устраивать там выступления серьезных гастролеров, от Банко де Гайя до Мэттью Херберта, — не просто вечеринки, а некое таинство типа медитации тибетских монахов».
FAMOUS
Последний дорогой клуб гламурной путинской эпохи — в бывшем цехе Трехгорной мануфактуры
Сева Щербаков
тогда: соучредитель и управляющий партнер Famous, сейчас: владелец креативного агентства MC (Monstars of Creative) и клубный промоутер («Ванильный ниндзя»)
«Famous был типичным клубом для состоятельной аудитории: интерьеры с греческим амфитеатром и летающей диджейской, мажорный прогрессив-хаус, ВИП-ложи с отдельным входом в каждую с улицы, большие окна, балконы. Раньше в здании Famous располагался цех Трехгорной мануфактуры, и мы открыли старую кирпичную кладку, швеллеры, колонны и рельсы, на которых раньше ездила машина для промывки тканей. Нам нужна была красивая публика, готовая покупать столы, — мы туда и Леди Гагу первые и единственные привезли с концертом, и бурлеск-дива Дита фон Тиз приезжала. Голливудские звезды почти все массово переездили в Famous.
Сделав редизайн, мы отказались от алкохауса и русских ремиксов, мода на которые шла еще с «Дягилева». Плюс активно возили диджеев прогрессив-хаус-волны, которая сейчас уже не актуальна. Sharam, Эрик Морилло — сейчас эти диджеи и в Европе, и на Ибице являются артистами второго эшелона. А когда Famous открывался, они были звездами с огромными бюджетами. Если судить о тех годах по богатству клубного лайн¬апа, то времена были прямо-таки золотые, но уже было понятно, что что-то не так. В воздухе что-то неуловимо менялось, а что именно, понять еще никто не мог.
Мы ощутимо просели после кризиса. Деньги у всех закончились, что делать дальше, как одеваться — никто не понимал. Европа двигалась к простоте и минимализму, мы тоже попытались, но нам это сложно давалось. Во времена Famous я четко зафиксировал момент, когда новые люди не выросли, а старые уже устали ходить в клубы. И вот эти новые люди носили не Etro, а, условно, кроссовки Air Max и не играли в гламур, а жили чем-то совсем другим. Мы попали на смену по¬колений. «Гинза» (холдинг, специализирующийся на светских ресторанах. — БГ) забрала уставших, а новый сегмент — Rolling Stone, новая барная философия — только начал делать первые робкие шаги»