Я как-то уже писал, перед самым приходом Горбачева к власти, я стал работать в районной газете "Знамя коммунизма" заведующим отделом социально-бытовых проблем.
Отдел громко сказано. Штат состоял из одного человека меня самого.
Кроме того был главный отдел - партийного строительства, состоящий из двух человек, и сельскохозяйственный отдел.
Ответсекретарь, корректор, водитель, секретарша и, конечно, редактор.
С жалобами в основном шли ко мне.
И каждого надо было принять, на каждое письмо в редакцию ответить.
Энергетики удивлялись, почему на сильно гудящий рядом трансформатор звонят не им, а сразу в редакцию.
Да потому что газета была органом райкома партии.
А с партией шутки плохи.
Ладно, я отвлекся.
Я о цензуре.
Была ли она в то время?
Еще как.
Как-то к нам в редакцию приехал цензор из области.
До этого мы его не видели, но слышали.
Я вам скажу - серьезнейший мужчина.
Какой взгляд, какая осанка!
Подумалось, такие, наверное, и служили в НКВД.
От него попало нам всем.
Оказывается, нельзя писать о количестве зерна в наших элеваторах, о массовом падеже скота в одном из совхозов, о массовой драке кавказцев-строителей с местными, о водоснабжений, потому что это стратегический объект и этот список можно продолжать и продолжать.
А вы знали, что в советское время нельзя было фотографировать вокзалы.
А потому наша пресса была тогда такой пресной, даже тошнотворной.
Вспомните, тогдашние решения партии на целый разворот газеты.
Никто их не читал.
А потом началась перестройка.
Но это уже другая история.
