Как Вы узнали о том, что началась война?
– Услышали объявление о начале Великой Отечественной войны. Что такое война, мы знали со школы. Нас готовили к ней: мы учились стрелять, прыгать, плавать, бегать, по-пластунски перемещаться. Я помню, что видел фашистский знак, то есть свастику.
С началом войны мы старались поскорее попасть в армию. В 1942 году двадцать пять человек отправили на медицинский осмотр. И вот что интересно: двадцать четыре из них оказались годными к военной службе. Сейчас же половина не годна. У нас только один парень был хромой. Он лазил по деревьям, яйца коршуна доставал и упал оттуда, сломав себе ногу. И вот этот парень плакал навзрыд, что его не берут вместе с нами, как будто мы в пионерский лагерь едем… Потом в конце концов его определили в какую-то часть воинскую, на фронт, а затем он сбежал и попал в разведку, даже будучи хромым. Получил три боевых ордена.
Еще в школе обучились стрелять, ползать с мешками, бегать кросс в десять километров. В первую очередь нас привезли в село Башмаковка. Для начала мы взялись за изучение пушки. Винтовку мы знали. Автоматов еще не было, но стрелять мы могли. Все мы ребята сельские были, поэтому на лошадях верхом хорошо ездили и обучали этому городских.
– Было в начале войны ощущение, что проиграем?
– Нет, уверенность была стопроцентная, что победим. Никаких разговоров на эту тему не вели. Нас готовили ведь, оружие было: автоматы, карабины, сабли, клинки. Последние мы на передок в мешок клали, завязывали.
Сразу мы попали под Сталинград. Это как раз в 1942 году. Тогда зима очень холодная стояла, но одеты мы были тепло: полушубки, валенки, теплые брюки, кальсоны теплые. А я во время войны, когда в Белоруссии были и все носили валенки, брал сорок пятый размер сапог кирзовых. Я сшил себе шерстяные носки из кролика и портянки теплые надевал в сапоги. Мы много ходили по болотам, поэтому, чтобы сапоги не намокали, я приучил всех смазывать обувь салом. А уже летом мы другие надевали, а эти убирали.
– Двадцать восьмого июля вышел приказ Сталина номер двести двадцать семь – «Ни шагу назад!», к которому сейчас очень по-разному относятся. Вы о нем не слышали?
– Знаю, что отступать нельзя, а об этом я не слышал. Не могу ответить. Знаю, что сказали, когда мы подходили к Сталинграду: «Отступать дальше Волги нельзя. Только вперед». После Курска мы почти нигде не рыли окопы, только вперед двигались. «Жуковский прием» при наступлении использовали.
Мы форсировали Одер, держали там плацдарм, а немцы обстреливали нас, чтобы сбить с берега. С нами было около ста человек пехоты, две 45- и 76-миллиметровые пушки. Вот только к берегу подошли – снаряд бух! – и пушка съехала с берега. Мы быстро вытащили ее. Тут мне наблюдатель говорит: «Товарищ сержант, немцы ушли с передних окопов назад». – «Как ушли?» – «Вот так… Побежали в другие окопы». Я говорю: «Ну все… Хана нам будет. Сейчас обязательно прилетят самолеты. Немцы и ушли-то, чтобы по ним не попали, а только по нам». И правда, только они ушли, как мы оттащили пушки к своим окопам, замаскировали их. А у меня была картечь, два снаряда для нее. Тут самолеты вражеские налетели, начали берег молотить. А с другой стороны уже наши были готовы к форсированию, ждали сигнал. Самолеты бомбили-бомбили, а потом улетели. Они подумали, что от нас ничего живого не осталось. Немцы вышли, автоматы набекрень, улыбаются. А наши на той стороне уже решили, что нас точно разбили. Я тогда выпустил две позывные ракеты, дав сигнал им. Они сразу поняли, что мы живы, и начали переправу. А мы как дали из пушек! Немцы начали убегать, а наши – наступать на лодках, на плотах. Все мимо нас пошли за немцами.
– Когда Вы узнали о Победе, какие у Вас были ощущения?
– Мы начали стрелять уже второго мая, когда Берлин взяли. Радость такая была! Восьмого дали команду: «Привести себя в порядок». У всех же брюки порваны были или испачканы в грязи или мазуте. Приказали всем выдать новое обмундирование, зеленое, хлопчатобумажное: брюки, гимнастерку. Мы начали быстро подшивать свои воротнички или рвали простынь и делали новые. У каждого была иголка, нитка в пилотке. Сапоги надраивали. Старшина нас заставил перед сдачей песком чистить оружие, чтобы оно было в нормальном состоянии.
На параде должны были участвовать двести человек из 7-го кавалерийского корпуса, а нас собралось триста. Начальник полка старается ведь не одного послать, а двух-трех солдат. Выстроили нас в ряд. Шел генерал со своей свитой и показывал, кому выйти. Те должны были ехать на Парад Победы. Все стоим, ждем. Доходит генерал до меня. Я где-то в середине стоял. Он уже почти прошел мимо меня, а потом поворачивается в мою сторону. Я сразу вытянулся. Слышу: «Товарищ сержант, за что вы получили орден Отечественной войны?» Я говорю: «За Курскую дугу». – «А Боевого Красного Знамени?» – «За форсирование Одера». – «Выйти из строя». Я чуть не побежал.
Попал я на парад в Москву. Мы с неделю тренировались в Сокольниках. Там был первый полк связи, где мы и стояли. Сначала нас днем тренировали, а потом ночью, потому что, когда бы мы ни вышли днем, всегда людей в парке много было. Пацаны не дают проходу ни нам, ни оркестру – никому. Потом через дней десять приходит капитан какой-то военный, старшина вызывает: «Кузьмин, давай сюда». Я подошел. Мне говорят: «Вы отправляетесь с капитаном. Берите свой рюкзак». Я спрашиваю: «А куда?» Капитан говорит: «В особый полк!» – «А что это за особый полк, особый батальон?» Он говорит: «Вы будете бросать знамена немецкие к Мавзолею». Я как вскипел! Я же готовился со своими знаменами идти. Я говорю: «Товарищ сержант, за что вы меня наказываете? Я же дисциплинированный парень. Поэтому и сюда попал. Никогда не нарушал приказ. За что вы меня наказываете?» Капитан стоит улыбается, говорит: «Ты не единственный отказываешься. Но запомните первое – это приказ. Второе: вы еще не осознали, какую вы миссию будете выполнять». И действительно я это понял только тогда, когда уже закончился парад и я демобилизовался. Тогда только дошло, какую действительно миссию возложили на меня.
Если вам понравилась статья, то вы можете подписаться на канал