В очных и заочных исследованиях Швеции я ищу ответ на вопрос: "Каковы причины шведского благополучия?".
В разговорах с органическими фермерами под Стокгольмом встретил гипотезу, что тут уже порядка трёх веков не было войн с другими государствами, а гражданских войн не было и вовсе. Из истории вижу, что последние войны были с Российской империей, а результатом была потеря собственного имперского статуса (и, в частности, Финляндского княжества). Шведская знать была таким результатом недовольна и фактически монарха власти лишила, передав правление страной парламенту. Насколько тут сильно местное самоуправление, я смог увидеть очно проавтостопив сухопутно из Финляндии через север Швеции до фермы несколько южнее Стокгольма. Коммуны действительно отличаются друг от друга.
Мой же интерес к органическому земледелию, самообеспечению и образованию вывел меня на характерный также и для Дании, и Норвегии формат: 'Volk Skola'. На русский его принято переводить, как народный университет. Посещение таких мест в Швеции навевало мысль о таком маленьком, почти домашнем, уютном техникуме - где про трудиться руками (при этом с душой и мозгом). Некоторые народные школоверситеты я упоминаю в обзоре про "самообеспечение" (self-sufficiency) в сельской Скандинавии.
И вот, спасибо официальному ВК паблику Швеции, в интервью на Colta.ru с Томасом Бьоркманом - соавтором книги «Скандинавский секрет» («The Nordic Secret») (2017) читаю про Folk School. что - в период их появления (когда в стране были сущемтвенные трудности) были также и чем-то вроде... ашрамов что-ли. Места, где можно было придти в себя и "прокачать" актальную идейно-гуманитарную "матчасть", в виде трудов , которые в Скандинавии тогда.
Дальше привожу выдержки из интервью с Томасом,пересказывать своими словами не вижу смысла.
Цитирую большой фрагмент целиком:
"...скандинавским странам повезло с проницательными политиками и интеллектуалами, которые распознали грядущие перемены в мире. Они знали, что во времена быстрых общественных изменений естественным для людей становится обращение к внешним авторитетам, к догматической религии или авторитарным лидерам. Но эти политики не хотели быть лидерами авторитарного типа. Напротив, они были одержимы мыслью, как построить демократию, и знали, что единственный путь, который к этому приводит, — создавать ее снизу вверх. Они хотели сделать так, чтобы достаточное количество людей в Швеции обладало прочным фундаментом внутри самих себя, чтобы они развивались и находили свой внутренний компас. Именно это позволило бы им ориентироваться в этом быстро усложняющемся обществе и не обращаться к внешнему авторитету.
То, каким образом этот проект был реализован, на самом деле, удивительно. В этом, по сути, и есть секрет Скандинавии. Ближе к концу XIX века появилось много центров, о которых я иногда говорю как о «центрах отдыха», поскольку это может о них дать лучшее представление. В Швеции к 1900 году было 150 таких центров, в Дании — 100, 75 — в Норвегии. Уже взрослые, в сущности, люди, которым было около 20 лет, могли проводить в этих центрах по полгода. Часто такие центры были довольно небольшими — с 20–30 участниками. Все это поддерживалось выплатами со стороны государства и ставило лишь одну задачу: дать возможность людям найти себя. Кроме того, они там узнавали о новых технологиях, о том, как ими пользоваться, они обучались навыкам гражданского участия — например, тому, как организовать союз, некоммерческую организацию, провести встречу, организовать небольшую газету или аргументировать в споре. Сто лет назад эти центры были на пике популярности, и 10% людей из каждого поколения приняли участие в этих полугодовых программах. Это создало необходимую массу критически мыслящих людей и стало переломным моментом в развитии Скандинавии. Что еще очень важно — эти 10% не были только из элит или богатых слоев населения, но происходили из самых разных сред. Большинство было из фермерского или рабочего класса".
При этом центры не управлялись государством (а по началу даже и не финансировались), а местными, причём разными общественными объединениями: профсоюзами, Обществом трезвости, спортивными или религиозными организациями.
В основе "матчасти" были идеи, пришедшие из ... опять цитата:
"... из немецкой идеалистической философии конца XVIII — начала XIX века, от таких писателей и философов, как Шиллер, Гердер, Гете, Гумбольдт и Гегель. Эти философы не были согласны с просвещенческим взглядом на человека как на рациональную машину, каким он был, например, представлен у Локка. Они говорили, что наш разум — это сложная органическая система, которая развивается в течение всей жизни. Этот процесс эволюции сознания они называли немецким словом Bildung(образование, становление. — Ред.). В то время этих философов читали все скандинавы, поскольку немецкий был первым академическим языком и первым иностранным языком в школе. В Швеции, Норвегии и Дании практически все интеллектуалы были увлечены немецкими идеями об эволюции разума и тем, как это связано с преобразованием социума. Они полагали, что любая общественная эволюция должна стартовать с интеллектуальной трансформации широких слоев населения. Это было знанием, разделяемым всеми".
И снова большая цитата.
Затем эти программы начали реализовываться в Дании людьми, которых мы назвали бы сейчас социальными предпринимателями. Важной фигурой здесь был священник Грундтвиг, новатор в образовании, который понимал, что то, что называется Bildung, не может быть просто передано традиционным путем. Нужен более длительный иммерсивный опыт — желательно на природе. Этот проект начался как филантропический при довольно скудном бюджете. Но уже на раннем этапе стало понятно, насколько все это важно его участникам. Эти идеи распространились еще в нескольких местах Дании, а затем были заимствованы предпринимателями и интеллектуалами в Норвегии, а потом и в Швеции. Эти проекты широко обсуждались и быстро множились.
В самом интервью не только про "народные университеты", но и про другие шведские особенности. Очень рекомендую прочесть целиком.