Попытка сократить нагрузку на бюджет, которую создаёт госаппарат и стейкхолдеры, начиналась после мирового кризиса восьмого года. Тогда стало понятно, что экстенсивность закончилась для нас.
А мы кроме как в экстенсивность – ни во что не можем. Система родилась когда-то, и все эти столетия существовала как система экстенсивного освоения ренты. Она получалась из захвата новых земель, потом из добычи полезных ископаемых, потом – короткие периоды переходов из эффекта низкой базы (в данном случае эффекта низких ожиданий оплаты труда).
И вот наступил восьмой год. Стало понятно, что аппетиты система должна сокращать, и она попыталась двинуться в эту сторону. И шла, шла, и вот дошла до видимых шагов после долгих лет подковёрных дрязг.
Что будет теперь – зависит от решимости исполнителей объявленных административных реформ. Ибо если подойти с присущей системе способностью к выживанию, реформа обойдётся дороже, чем стоило это все до реформы. Поэтому именно в способности реформаторов ограничить на время регуляторы способности системы и состоит весь фокус.
Получив компактный госаппарат, можно не сокращать доли стейкхолдеров. Именно в этом и кроется интрига затеянных преобразований. И именно поэтому у неё есть шанс.
У акторов системы есть стимулы. Остаётся непонятным, есть ли единство. Поэтому судьба реформ, как всегда, в тумане. Тумане прошлых провалов и редких успехов. В тумане истинных качеств нашей элиты.