Эта история произошла осенью 2004 года. Накануне празднования Дня города в Москве установилась солнечная погода. Впереди было воскресенье, которое способно радовать человека независимо от погоды. А тут так удачно совпало с золотым деньком только что народившейся осени.
Пока я раздумывала, куда, собственно, податься в это чудесное утро, планы мои скорректировались извне самым неожиданным образом.
У моего сына был знакомый, наш земляк из Приморья, который уже давно жил в Москве. Он вместе со своей матерью работал интервьюером — проводил опросы у метро, в торговых центрах и разных других местах — в зависимости от специфики опроса. Конечно, чтобы не потерять эту непыльную работу, ему, кроме посторонних людей, приходилось «опрашивать» знакомых и соседей. Бесчисленное количество раз они отвечали на вопросы о ресторанах, где никогда не были, о товарах, которые никогда не покупали. А что такого? Не так уж сложно ответить на несколько вопросов, а интервьюеру приятно, да и денег заработает. Утверждал, что неплохо выходило, на хлеб насущный вполне хватало.
Но иногда случались непредвиденные накладки. Нахватав анкет в разных местах в надежде получить солидный куш, предприимчивый товарищ не учёл, что физически не успеет опросить нужное количество людей. Опрос, что называется, горел. В понедельник сдавать заполненные анкеты, а в субботу ему предложили участие в более выгодном проекте, политическом: в одной из соседних областей намечались выборы губернатора, и опрос был связан с этим событием. На «политике» он заработает раз в пять больше. Но и отказываться от московского проекта он не хотел — в следующий раз могут и не предложить.
Как вы думаете, кого попросил о помощи этот Остап Бендер всея интервьюируемой Москвы? Правильно!
— Вам же деньги лишними не будут? — вполне резонно спросил он моего сына. — Всего 50 анкет на двоих! Работа-то непыльная!
Мы согласились.
Всё оказалось не так просто. Во-первых, опрос был о водке. Где я и где — водка? Вот то-то и оно. Во-вторых, опрос был «поквартирный», следовательно, интервьюировать людей нужно было по месту жительства, что создавало дополнительные сложности: от попадания в подъезд до нежелания жильцов открывать двери квартир. Люди, напуганные газетными публикациями о квартирных ворах, далеко не всегда готовы беседовать с незнакомцами. Вопросы анкеты тоже их настораживали: «Какая водка Вам нравится?», «За какую цену Вы готовы приобрести качественную водку?», «Какому производителю Вы отдадите предпочтение — иностранному или российскому?»…
Сначала мы ходили вдвоём. После обеда, когда поняли, что количество заполненных анкет никак не приближается к двум десяткам, решили разделиться. Заходили в разные дома одного двора.
И вот выхожу я из подъезда, готовая уже выбросить к чертям эти бумажонки в первую попавшуюся урну, и вижу, как из дома напротив полицейские выводят под белы ручки моего сына и усаживают в воронок. Сначала я замерла от неожиданности, но моментально собралась и кинулась к полицейской машине. Вопреки моим протестам, никто сына освобождать не собирался. Наоборот, стражи порядка сначала откровенно посмеялись, что я назвалась матерью этого парня — дескать, молода ещё, да и фамилии разные, а потом вежливо пригласили в машину и меня — для комплекта. Ясное дело, я своего ребёнка под два метра не для того выращивала, чтобы его увозили в неведомую даль люди в форме. Даже если они и сказали мне комплимент о молодости.
Так что выбора у меня не было. Села в машину, едем. Класс автомобиля не фонтан, если честно. Спрашиваю по дороге, на каком основании нас задержали. Никакой реакции. Меня это приключение начинает подбешивать. Задаю второй раз вопрос — снова игнор. Минут через пятнадцать воронок въехал через ворота на территорию с высоким забором, по верху которого была натянута колючая проволока. Я поёжилась. Более оригинальную перспективу праздничного вечера сложно было представить.
В дежурке у нас выпотрошили все карманы, содержимое моей сумки вывалили горой на стол и стали рыться в этой горе. Удивительно, сколько всякой всячины вмещала моя сумка.
Проверив документы, упитанный оперативник спросил:
— Когда и с какой целью прибыли в Москву?
— В январе.
— Зачем?
— За тем же, зачем и все остальные. Работать. За что нас задержали? — снова спросила я.
Он посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка, и отчеканил:
— День города. У нас усиление. А вы по домам ходите.
— В день города нельзя в подъезды заходить?
— Смотря с какой целью. Зачем вы ходили?
— Проводили опрос.
— Какой?
— Социологический. О водке.
Он уставился на меня заплывшими глазками:
— О чём?
— Посмотрите анкеты, там всё написано.
Он порылся в бумагах, хмыкнул:
— Да я тебе таких бумажонок вагон покажу.
— А мы уже на «ты»? — удивилась я.
— Ты тут не умничай, — пробормотал он, листая мой блокнот.
…Перед выпиской аттестатов о среднем образовании каждому классному руководителю полагалось записать в огромную «простыню» сведения об учениках: фамилию, имя, отчество, домашний адрес, номер и серию свидетельства о рождении. Как порядочная, я сначала внесла всё это в свой блокнот. С этим блокнотом, в котором много ещё интересного было, через полгода уехала в Москву.
Я была уверена, что ничего предосудительного он там не найдёт, но ошиблась.
— Так, а вот это уже интересно, — он бегло листал страницы. — Молодёжь. Адреса, даты рождения. Что это за списки? Для вербовки? Для террористической деятельности?
— Вы что, с ума сошли? — возмутилась я. — Для какой вербовки? Это мои ученики. Список для выдачи аттестатов.
— А это мы сейчас выясним, чему ты их обучала, — он схватил трубку телефона и сказал кому-то: — Спустись в дежурку. И ещё кого-нибудь прихвати. Тут двое. Подозрительные, шлялись по подъездам. Их надо по отдельности опрашивать.
Мы с сыном переглянулись.
В сопровождении двоих полицейских поднялись на второй этаж, где нас распределили по разным кабинетам. Долго и муторно задавал мне всё те же вопросы какой-то майор.
Его внимание тоже привлёк мой многострадальный блокнот:
— Тут телефоны и домашние адреса. Что это за люди? Они смогут подтвердить знакомство с вами? Мы сейчас позвоним и спросим.
В Приморье сейчас ночь. Я представила, как он позвонит, представится сотрудником московского отдела полиции и станет спрашивать родителей моих учеников, знают ли они меня. Стало ужасно тоскливо.
— Послушайте, имейте же сердце! Я вам говорю правду. Я работала учителем в школе. Была классным руководителем, это списки учеников для выдачи аттестатов. Понимаете? Представьте, что обо мне подумают родители учеников! Что я уехала в Москву работать, а в итоге оказалась в полиции и меня в чём-то подозревают!
Он уставил на меня тяжёлый взгляд:
— Знаете, сколько вас тут таких ходит? Учительниц…
Однако звонить передумал, снова задавал вопросы и долго записывал мои ответы.
Прошло около часа, когда он протянул мне протокол для подписи.
Я прочитала всё, до буквы, и спросила:
— Правильно я понимаю, что ничего подозрительного Вы не нашли и должны теперь нас отпустить?
— Ничего мы вам не должны, — сказал он. — По закону мы имеем право задержать вас на три часа. До выяснения личности.
— Наши личности вы сразу установили. По паспортам. Нет?
— Нет. Есть у вас кто-то в Москве, кто мог бы подтвердить ваши личности?
Я задумалась. Единственная московская подруга в отъезде. Двоюродная тётя на даче. Но её я бы не стала тревожить, даже если бы она была в Москве.
— Ну? — нетерпеливо спросил майор. — Может быть, ваш муж подтвердит вашу личность?
Мой муж к тому времени два года как умер. Я помолчала и ответила:
— Вряд ли.
— То есть даже так: родной человек — муж — не сможет подтвердить вашу личность?
— Даже так, — кивнула я. — Но вы можете мне на работу позвонить. Я же диктовала рабочий московский телефон. У вас записано.
Майор молчал, будто оглох.
— А всё-таки — когда вы нас отпустите?
— Вы много вопросов задаёте, — оборвал он меня, — надо будет — позвоним. А сейчас вас отведут вниз.
Было ясно, что предъявить нам нечего, но и отпустить просто так он был не готов. Как будто опасался чего-то.
В сопровождении полицейских нас отвели на первый этаж и посадили в маленькие зарешёченные каморки — рядом, но по отдельности.
Сын находился в двух шагах от меня за металлической решёткой. Можно было свободно переговариваться.
— Как думаешь, сколько времени прошло? — спросила я.
— Не знаю, — он пожал плечами.
Телефоны и вещи нам всё ещё не вернули.
— Послушай, а это и есть обезьянник? — спросила я.
— Ага.
Мне вдруг стало весело:
— А представь, кто-нибудь из нашей школы увидел бы эту картинку!
Сын прыснул в кулак, а я закатилась в голос.
— А ну там — тихо! — закричал дежурный.
Я вдруг подумала о том, что сейчас, пока наши вещи находятся у полицейских, они могут подложить туда всё что угодно, наркотики например. При этой мысли пробил холодный пот. Да, на нас могут повесить чужое преступление, а мы ничего не сможем доказать. Я закрыла глаза и представила длинный тюремный коридор, по которому меня ведёт конвоир. Послышалось лязганье ключей. Я открыла глаза.
Дежурный открыл зарешёченную дверь:
— На выход!
Нам выдали вещи и сказали, что мы свободны.
В эту минуту я вдруг почувствовала, что у меня в прямом смысле подкосились ноги.
— Пойдём быстрее, — сказал сын и взял меня под руку.
Мы вышли на крыльцо. Стемнело, прохладный ветерок коснулся лица. Это был воздух свободы. Я глубоко вдохнула и подумала, что никогда раньше не дышала с таким наслаждением.