Любовалась тут в зеркало, пытаясь сообразить: это у меня морщина на лбу или след от подушки? Оказалось, след. Но всё равно задумалась.
Я правда считаю, что старость приходит не когда мы покрываемся морщинами и обрастаем болячками, а когда мы перестаём расти и развиваться. Перестаём читать новое и открывать интересное, двигаться перестаём.
Можно иметь сколько угодно жизненного опыта, но если мы перестаём приобретать новый – всё. Можно быть скольки угодно пядей во лбу, прочесть двадцать библиотек, вот только стоит остановиться, решить, что уже достаточно – проиграешь.
Пока ты спишь, враг качается, если упрощать. Но обидная правда в том, что качается не только враг, но и друг, и сосед, и бывший одноклассник, и сын, и внук. И ты вдруг остаёшься в вакууме, скалы кусок, пятка ороговевшая, но ахиллесова, слабая, глупая, мхом заросшая.
Мне нравятся люди, которые ставят брекеты во взрослом возрасте и не боятся поступать в вуз вместе с детьми или внуками. Потому что они не боятся – нет, не старости. Они не боятся жизни.
Хотя жить вообще очень-очень страшно. Страшно что-то менять, страшно поступать не по шаблону. В любом возрасте. И бытует мнение, что есть, есть-таки возраст, когда перестать расти уже можно, потому что ты уже взрослый.
И тогда очень хочется открыть рот и сказать в своё оправдание: эх, вы! Вот мы были – ого-го, а вы...
...И это значит, окончательно сдаться, признать свою неправоту, капитулировать. Например, крича на каждом углу про несуразную молодежь, которая читает мало и вообще фу.
Да не мало. Они много читают, но другое. Они не владеют знаниями эпохи динозавров, они не читали книг, где половину объема занимает рассказ о роли коммунистической партии. Зато они владеют современными методами, на коленке изобретают роботов, помогающих лежачим больным, и пишут программки, подсчитывающие популяцию краснокнижных животных...
Впрочем, те «взрослые», кто не сдался, сидят рядом. И создают не менее прекрасное. И там уже вообще всем плевать, у кого сколько морщин. Потому что главное – не это.