Пепельница переполнилась окурками. Когда он попытался затушить туда ещё одну сигарету, целая горсть «бычков» вывалилась, не способная оставаться внутри. Издав тихий рык, он положил непомещающийся окурок рядом с пепельницей и вернулся к тетради. Исписанная на половину, она была открыта на странице, полной каракулей, зачеркнутых и подчеркнутых. Среди текста расположились схемы домов, пентаграммы, попытка изобразить руку, пальцы которой сложены в кракозябру. На низком столике перед диваном, кроме тетради, лежал сноп ручек, диктофон и пустой набор для инъекций. Последний подпирала пустая ампула из-под какого-то раствора.
Ещё более говорящим выглядел пол вокруг столика. Разбитые и пустые пузырьки, под столик укатился пузырёк из под таблеток, и ещё один лежал в углу комнаты. Там же лежали осколки тёмного, толстого стекла. Оставшееся целым горлышко подсказывало, что разбили бутылку. В стене над осколками была глубокая вмятина, гипсокартон не смог в полной мере справиться с весом и инерцией снаряда. Впрочем, ему досталось не только от бутылки. Неподалёку от этой вмятины расположились другие, поменьше, менее глубокие. Их было пара десятков, в линию. Последовательность избиения стены можно было проследить по возникновению крови во вмятинах, чем дальше тем больше. Похоже, наносивший удары не чувствовал боли, бил исступлённо, не считаясь с потерей.
В другом углу, у той же стены, на тумбочке валялась открытая аптечка. Лужицы перекиси вперемешку с кровью, в которой плавала красная вата.
Он взял слегка дрожащей рукой следующую сигарету из пачки и закурил. Подцепив ручку, перелистнул страницу и продолжил писать. Буквы выходили кривыми, строчки кривились и уходили вверх и вниз. Тот факт, что тетрадь была в клеточку, ничуть не мешал нарушать её границы. Пару раз строчки начинали переплетаться, словно нити ДНК. Тогда он пыхал сигаретой так, что искры летели во все стороны, ругался и начинал новую строку. Единственное, что он не делал — не останавливался. Пепел падал и сметался небрежно в сторону ладонью.
Перевернув страницу, он чуть не вдохнул бычок. Затушив его в пепельницу (ещё горка окурков вывалилась), мужчина с разбитыми костяшками сделал глубокий вдох и закашлялся. Сам себе пробормотал:
- Ну ладно.
Взяв пепельницу, он вышел в другую комнату. Вернулся с пустой пепельницей и парой мелких бутылочек. Этикетки подсказывали, что это шкалики виски и рома. Сев, мужчина открутил одному «голову», ополовинил одним глотком. Сжав на секунду ладони в кулаки и поморщившись, он взял другую ручку и продолжил. Впрочем, исписав полстраницы, прервался. Включил запись на диктофоне.
- Алхимики древности возгоняли свою душу в алембике вместе с «мистическим яйцом». Боги Тартара смеялись. Невольно булькали души в реке Стикс. Платить некому, плыть... тонуть. Результат возгонки — лживое золото дураков или ещё кая-нить чушь. Если алхимики лохи, значит ли, что их души не облагородились, а запаршивели? Узнать дело десятое. Богатение — двадцать пятое. Эксперимент менее интересен, чем теория к нему. Но только по их мнению.
Мужчина встал, и диван издал скрип своей кожаной обивкой. Тогда писака пнул его, выбив из него лишь глухой стук. Прошёлся по комнате, в которой находились только диван и низкий, журнальный изначально, столик. Сделав несколько шагов туда-сюда, он уставился на узор обоев, цветочный, тёмно-зелёного цвета на фоне чуть более светлого. Изучил пятно крови в одной из вмятин.
- Ритуал жертвы честнее. Ты тратишь, ты думаешь, ты молишься. Разум нелеп, он придумает результат. Боль и объективность закабаливаются руками и веществами, в попытке достичь большего. Больше, чем что? Правильно, больше чем разум, в низшем, чем разум. Попытка выдать над-разум, слепив его из подвалов. Работает, потому что ритуал, потому что разум. Человек нелеп в своих усилиях убить часть себя, но превзнести... Похер.
Писака выключил диктофон и снова скрылся в другой комнате. Вернулся с портативным радио. Присев за столик, допил бутылочку рома и кинул её в угол, к осколкам бутылки. Те жалобно звякнули. Радио щёлкнуло, включаясь.
- Ты слышишь этот голос. Я слышу этот голос. Так сделай это! Покупай кондомы Мегадёрг!
Шипение белого шума между передачами. Всё ещё дрожащая рука, пытающаяся плавно крутить ползунок настройки.
- Carry on My Wayward Sooo-шшшшшшш...
- … No I'm not fortunate one, no, noоо-шшш...
- Сегодня в переулке десятой и фокс было найдено ещё одно тело. Свидетели сообщают-шшшш...
- Да, политическая обстановка на Востоке опять обострилась. Тепе-шшшшш...
- … Would you dig my dirt, cause I'm so desperate... - залился женский ломкий голос, что-то близкое к доверительному жаркому шепоту на ухо, только в тон к мелодии. Палец остановился на ползунке. - Can't you see you're wasting time? It ain't ever gonna feel this go...
- Эй мужик, что за дела? - раздалось из другой комнаты. В проёме появилась блондинка, одетая лишь в трусики, едва прикрывающие её суть. Волосы растрёпаны, под глазами синяки. - Я там спать пыта...
- Я не плачу тебе за сон.
- Да, но... очевидно, ты не...
- И не за жалобы.
- Эй. Ты тут не указ...
- Верно. А лишняя сотня тебе указ?
- …
- Вот и возвращайся в постель.
Он поставил приёмник на стол. Тот всё заливался: - Baby please! Lift me off my knees. A little smile can go fo miles...
Писака глянул на тетрадь. Подчеркнул слово в последней строке и сделал небольшую приписку к низу. Открутил крышку второй бутылочки и сделал глоток. После чего пошёл следом за блондинкой.
Какое-то время спустя. Он снова за столиком. Сгорбился, нагнувшись над тетрадью. Руки уже не трясутся, тлеющая сигарета уткнута в специальную выемку пепельницы. Бумага стремительно покрывается уже куда более ровными строками.
К нему тихо подошла блондинка, в этот раз накинув майку, слишком большую, чтобы быть её. Зелёный цвет, на груди череп с чернильницей, в которую воткнуто перо. Подойдя к дивану, она робко спросила:
- Можно я...
Он отрывисто кивнул. Она присела на подлокотник. Внезапно писака прервался.
- Извини за грубость. Ты не... Я пишу. Пишу не потому что хочу.
Она лишь кивнула. Он не видел, как у неё выгнулась бровь, словно что-то означая. Сидя вполоборота к ней, он заметил лишь кивок.
- Этот голос... его не унять, - ещё одним глотком он осушил вторую склянку, вискаря. Не присоединившись к своей сестре, она закрутилась на столике, положенная на бок. - Видит бог, я старался. Это... Оно просто рвётся.
- Что рвётся?
Он стукнул пару раз по лбу пальцем, а потом вдруг забил пальцем в кость, словно дятел в поиске еды. - Вот это рвётся! Из меня рвётся! Его не остановить, оно должно писаться! Его нельзя кормить, нельзя не кормить!
Схватив открытую ручку, он размашисто поставил точку в тетради. И ещё одну, и, сломав пластиковое тельце, кинул ручку к осколкам стекла и бутылочке из под рома. Повернувшись к ней, он оскалился. Глаза сощурились, зубы скрипнули. Она отшатнулась, свалившись на пол. Потом, в мгновение ока, он снова был спокоен. Помог ей встать.
- Извини, извини, пожалуйста. Слушай, тебе пора. Вот, вот деньги.
Он достал из кармана джинсов потёртый псевдокожанный бумажник и отсчитал десяток-другой мятых купюр. Писака протянул их ей:
- Вот. Спасибо, было здорово. Мои благодарности заведению.
Пару минут — и она ушла. Дверь хлопнула чуть сильнее обычного. Писака ухмыльнулся. А затем переменился в лице, нахмурился. Подошёл к двери и приложил ухо. Секунд двадцать прислушивался, потом даже открыл дверь и посмотрел наружу.
Вернулся к столику и запустил диктофон.
- Это опять Он. Да, они не колются. Они ничем себя не выдают. Агенты влияния. Я знаю.
Долгая пауза.
- Пять лет уже. Ну, около того. Шепчут. Отвлекают. Скрывают. Выжидают, в основном. Что-то будет.
Взял в руки тетрадь, пролистал записи.
- Я пишу. Что-то будет. Смысл чувствуется, но... Снова и снова. Я псих? В этом... что в этом? Что я пишу?..
Открыв на чистой странице, он положил тетрадь на столик. Принёс из другой комнаты ещё три бутылочки. Вискарик, водочка, и маленький-маленький джин. Опустошив последний в один глоток, писака заговорил:
- Непонятно, что слушают. Непонятно, что читают. Он ждёт... И дождётся, вот ведь засада.
Я не пишу, и я пишу. Я скрываю, я таюсь — всё разгадают же. Не-смысл шифруется смыслом, дожились.
Остановив запись, он взял новую ручку из снопа и закорючки продолжили плясать на страницах. Чиркнула спичка и над столиком вновь затлел табак.
Бутылочки пустели. Лист за листом покрывались буквами и рисунками. Периодически причудливо загнутая спина писаки распрямлялась с звучным хрустом, сопровождающимся кряхтением. Ещё одна ручка отправилась к осколкам стекла в углу. Её след стал сходить на нет, когда писака строчил особенно ожесточённо. Сознание покинуло автора, когда он, ругнувшись на спину, прилёг, продолжая записывать неизвестное на весу.
Небытие прорезала трель. Грубая, резкая. Такая вонзается в голову, словно ледоруб в темя видного маргинала. Не разлепляя глаз, писака взмахнул руками — ещё одна ручка полетела прочь — и начал ощупывать пространство. Звон доносился из другой комнаты. Нащупав столешницу, он кое-как поднял себя, и зашатался в сторону звука. Кое-как, по одной ноге за раз, стукнувшись лбом о стену, прошелестев так и не снятыми ботинками по осколкам, он добрался до телефонного аппарата.
- Да. … Да, работаю. … Третья, скоро будет. Не знаю. Готово, когда готово. Да плевать. … Ну да, ну да, за яйца вы меня держите. Меня это в прошлый раз остановило?.. Вот именно. … Я кладу трубку. … Да-да, пока.
Поставив телефонный аппарат на пол, он наконец разлепил глаза. Держась за голову, добрался до саквояжа и вынул оттуда пузырёк с таблетками. Прищурился на этикетку и крякнул. Снова залез в саквояж. Другой пузырёк его удовлетворил — оттуда показалась продолговатая таблетка, и вот её уже не стало. Забравшись на диван с ногами, он дёрнул шторы за ним, пустив в комнату слепящий дневной свет.
Проверив тетрадь, он обнаружил, что даже обложка с внутренней стороны исписана. Поцокав, сходил ещё раз до саквояжа, достал оттуда другую тетрадь. Проверил — чистая. Положил на её место забитую текстом и вернулся к столику. Глянул, осталось ли что в бутылочках. Закурил. В снопе ручек на столе оставалось всего три пластиковых пера. Почесав за ухом, писака взял одну. Рука еле заметно дрожала. Положив ручку на тетрадь, он сжал ладони в кулаки, сильно поморщившись. На одной из костяшек наполовину сорвана корочка.
- Что ж, новый день. Погнали.
Буковки заползли по страницам. Лениво, не торопясь. Их повелитель объявится вечером, когда доходяга смирится.
Синди спала и видела сны о том, как буквы ходят строем, подчиняясь ворчливому командиру. Они собирались захватить кого-то или что-то, взять штурмом и навязать свой образ мысли.
Боб разговаривал по телефону с Большим Печатным Человеком. Тот был недоволен, а Боб объяснял, как скоро они смогут заработать денег.
Всё было предопределено. Всё было правильно.
#рассказ #рассказы #зарисовка #писательство #сюрреализм