В комнате гробовая тишина, если не считать легкого шума воды - за ее пределами слышно падение булавки. Я вглядываюсь в темноту и различаю лицо женщины с закрытыми глазами и спокойствием. Пока готов к варке. Мы на краю пропасти, почти у цели. Я возвращаюсь к своему простому вязанию, никогда не было ничего настолько сложного, чтобы я не мог позволить себе опустить петлю.
В следующую минуту вот он: звук, которого я жду, крошечное мычание из ее губ, от которого волосы на затылке встают дыбом. Шум слабый, но в моей голове он похож на стаю звонарей, требующих внимания. Я откладываю вязание и присаживаюсь на корточки рядом с чем-то вроде слишком большого детского бассейна.
Если бы я мог заставить хотя бы одну женщину почувствовать себя такой исключительной, как меня заставляли чувствовать, тогда акушерство было тем, чем я хотел быть»
«Идет, идет!» она штаны. Я киваю и говорю: «Да, это так. Просто верь себе ». Она не верит, что тогда это когда-нибудь закончится, потому что ни одна мать не верит.Час спустя мы все потягиваем чай и едим тосты, ребенок прижимается к ее обнаженному телу и получает свое первое кормление, пухлые пальцы лапают ее грудь, как крошечный котенок. Сижу напротив, делаю заметки и думаю, что да, это лучшая работа в мире.
Так это были первые роды, в которых я помогла? Тот, который заставил все мое существо взорваться от волнения, оценить уникальную привилегию присутствовать, когда в мир возносится новая жизнь? На самом деле это было моим последним - это чувство пережило более 20 лет работы акушеркой и никогда не переставало удивлять меня.
Между тем были сотни рождений - я потерял счет точного числа. Я взвесила тысячи младенцев, вытерла кучу слез измученных мам и просидела бесконечные часы, ожидая, пока природа пойдет своим чередом, что в бизнесе также известно как «разумное попивание чая». Я смеялся, плакал и иногда задавался вопросом, почему я пожертвовал так много своей семейной жизни, будучи постоянно на связи и упуская драгоценный сон.
Зачем? Потому что это вызывает привыкание. Это как наркотик. Я стала акушеркой после рождения моего первого сына, Гарри, которому сейчас 25 лет. У меня были, как мне казалось, замечательные роды, в моем местном родильном доме, где я позже проработала 18 лет.
В тот день, когда он родился, болезненный и разбитый, я все же принял решение. Если бы я мог заставить хотя бы одну женщину чувствовать себя такой же исключительной, как меня заставляли чувствовать, то акушерство было тем местом, где я хотел быть.
В начале своей карьеры я знал, что я наркоман, хотя и сторонился технологий, поэтому, если была женщина, которая хотела бы роды в воде, как можно более естественные, я был бы первым добровольцем. Я был бесконечно благодарен за то, что у меня есть коллеги, которые взяли на себя сложные дела, но это никогда не было моей зоной комфорта. Проработав пару лет в более крупной больнице, я перешла в район небольшого городка, в котором я живу, в Котсуолдсе, Великобритания.
Я помню, как ехала на свои первые домашние роды в предрассветные часы - было темно, как смоль, и ветер завывал вокруг меня - подумал, вот что делают акушерки! Это были прекрасные роды, а потом мы сидели, ели пышки и слушали Кота Стивенса. Этой «малышке» только что исполнилось 17, и ее мама теперь тоже акушерка.
На протяжении многих лет я помогал женщинам рожать в юртах, изгибах, лодках по каналам и переоборудованных автобусах, даже в сарае у подножия сада. По пути была куча документов, несколько непростых моментов (опять же, неизбежных, когда вы имеете дело с непредсказуемыми людьми) и несколько поездок на машине скорой помощи, чтобы получить доступ к помощи, в которой нуждаются некоторые мамы и дети. И все же меня это никогда не беспокоило. К счастью, младенцы, наряду с матерями, прекрасно умеют ориентироваться в этом мире; если они наткнулись на неровный участок или перегиб на пути, они обычно сообщают вам, что у вас будет достаточно времени.
Самым замечательным для меня по-прежнему является наблюдение за ростом местных семей; высокие и долговязые подростки, чьи конечности я когда-то просунул под кожу их мамы. В некоторых семьях я заботился о четырех или пяти младенцах, и мне очень повезло. В наши дни от одного воспоминания обо всем этом волосы на затылке встают дыбом.